Очарованная Адом

 Часть 1. Падение в Ад. 

Глупая Гриффиндорка, теперь ей не поможет ничто, Поттер и Уизли не смогут ее уберечь. Она 
будет страдать за то, что грязной крови, за то, что стремится быть лучше, за то, что она такая 
невинная и чистая, за то, что она на стороне добра. Я сломлю ее, она станет пылью у меня под ногами, 
жалкой тенью себя прежней. Она будет унижена и проклята всеми, и я стану тому причиной, я кину 
ее в эту грязь, но сначала… сначала она будет моей…
	
В темных сырых подземельях резко сел на постели семнадцатилетний парень, светлые пряди волос
 упали на обнаженные плечи, сердце громко стучало в груди. Дрожащей рукой он провел по покрытому 
холодным потом лбу. 
Постепенно дрожь в теле начала стихать, Слизеринец медленно встал с кровати и тихо прошел в 
ванную комнату. Стоило двери открыться, как пара свечей вспыхнула тусклым пламенем, достаточным, 
чтобы рассеять густую тьму.  
Пройдя к высокому зеркалу, юноша посмотрел на свое отражение. Обычно серые глаза горели темным
 пламенем, светлые волосы слегка взлохмачены — ничего, утром этот недостаток будет устранен; 
бледная кожа отдает золотом в тусклом свете свечей. Взгляд перебежал к предплечью, где должна 
была находиться Темная Метка, но ее не было — единственное, что действительно радовало стоящего 
перед зеркалом: он сумел избежать Посвящения… Не важно какой ценой, главное — эта бледная кожа 
не будет обезображена уродливым символом Мрака. Ему не смогли обрезать крылья, как случилось с 
остальными. Он один из немногих, кто смог выжить в бесчеловечном обществе темных магов... 
Но последствия были, и они очевидны.
Поднятая навстречу своему отражению ладонь коснулась прохладной поверхности зеркала. Как приятно
 ощущать эту прохладу, когда понимаешь, что каждый день горишь в муках Ада, и лишь иногда
 появляется возможность выбраться оттуда.  
Странные мысли приходят во сне, но истина в них непоколебима, так пусть же он будет следовать 
своим затаенным желаниям. 
Легкое заклинание, не требующее помощи волшебной палочки — и по гладкой поверхности зеркала бегут
 тонкие трещины. Еще секунда и отражение разбивается, тысячью осколков опадая к ногам Слизеринца.
 Он поднимает один осколок и проводит острым концом по запястью, которое тут же обагряется кровью,
 несколько капель падают в отражение — на разбитые осколки зеркала.
Боль запоздало пронзает тело, но быстро спадает, заменяясь легкой пульсацией. Да, так нужно, 
слова произнесены еще во сне, теперь они закреплены кровью… она будет страдать.
Он возвращается в комнату.
— Драко, что это было? — в голосе девушки, лежащей на широкой кровати, слышится беспокойство. — 
Меня разбудил звон стекла.
— Раз ты проснулась, значит так нужно, — парень садится на кровать. — Иди сюда.
— Спать…
— Я хочу тебя, сейчас, — пресекая все возражения, он притягивает беспомощную девушку к себе, 
легко касаясь ее губ.
— Ты же знаешь, я не могу отказать тебе ни в чем, — слабый стон срывается с приоткрытых губ
 любовницы, она тянет его за собой. 
Тихое шуршание простыни, тела сплетаются в жгучем танце Ада, губы требовательно ищут друг друга 
в темноте.
— Я знаю, — шепчет он напоследок, перед тем как полностью отдаться огню страсти. Запястье все
 еще продолжает саднить, но это не помеха. — Я знаю, никто не может… и не сможет.     

Утро застало Гермиону в мрачном расположении духа. Всю ночь кошмарно болела голова, и девушка не 
смогла спокойно поспать. Непонятное беспокойство снедало изнутри. Приподнявшись на кровати, 
Гермиона тут же легла обратно — головокружение только усилилось с этой неудачной попыткой. Слабо
 застонав, она закрыла глаза, подождав, пока головокружение утихнет. 
Вторая попытка далась легче, и Гриффиндорка все-таки села на кровати. 
— Я больна, — раздался разочарованный стон, который тут же стих. 
Спустившись с постели, девушка нетвердой походкой направилась к зеркалу, в теле была 
непередаваемая слабость — хоть умирай. Взглянув на свое отражение, которое только подтвердило 
ранее оглашенный диагноз, Гермиона направилась в ванную, из которой вышла через пять минут. Она
 подошла к шкафу, принявшись неторопливо одеваться.
Может это только минутная слабость? Скоро все прекратится, и ей не придется идти в больничное
 крыло. Да, наверное.
Надев юбку чуть выше колен из дорогого материала, и симпатичную блузку — подарок матери на 
прошедший в сентябре день рождения, девушка накинула на себя черную мантию — обычная форма в
 Хогвартсе. Причесав свои густые каштановые волосы, Гермиона стянула их заколкой, чтобы не
 мешали. Вот так-то лучше.
Кинув на отражение еще один взгляд, она вышла из комнаты. Гарри и Рон уже сидели в гостиной, 
что-то обсуждая. Увидев спускавшуюся к ним подругу, они обеспокоенно переглянулись.
— Не хочу казаться нетактичным, — произнес Гарри, — но ты выглядишь кошмарно, случайно не 
заболела? 
Гермиона выжала из себя слабую улыбку.
— Легкое недомогание, к обеду пройдет. Идем на завтрак.
Парни еще раз переглянулись, но затем, пожав плечами, пошли за девушкой. А вот и Большой зал, 
родной Гриффиндорский стол.
— …и они разбежались во все стороны под ужасные крики банши, — закончил говорить Дин Томас.
За столом рассмеялось несколько человек, остальные продолжили вяло ковыряться в завтраке, не 
обратив на слова парня никакого внимания. Утро — не совсем то время суток, когда хочется 
смеяться, сознание еще спит, и все видится как в замедленной съемке. 
Сев на свое обычное место, Гермиона с отвращением взглянула на завтрак. Нет, так не пойдет, 
лучше выпить только теплого чая.
— Гермиона, передай, пожалуйста, соль, — раздался чей-то голос, она не обратила внимания. — 
Гермиона, ты что, спишь?
— А? — усталый взгляд девушки поднялся на говорящего, которым оказалась Джинни Уизли. — Извини, 
Джинн, я не расслышала, что ты сказала. 
— Да что с тобой? — обычно активная староста Гриффиндора сегодня была пассивнее некуда. — Ты 
случаем не заболела, я слышала, сейчас какая-то болезнь по школе гуляет.
— Нет, со мной все в порядке, — отрицательно замотала головой Гермиона, пальцы крепко вцепились 
в кружку с чаем. — Я здорова, легкое недомогание. К обеду станет легче.
Отвлекшиеся на секунду, чтобы послушать разговор девушек, Гарри и Рон вернулись к еде, изредка 
обеспокоено поглядывая на лучшую подругу.
К обеду легче не стало. Наоборот, Гермиона была буквально никакая. От еды становилось плохо, 
даже от запахов, витавших в Большом зале, к горлу подкатывалась тошнота. Джинни, обеспокоенная 
здоровьем подруги, поднесла руку ко лбу Гриффиндорки.
— Да ты вся горишь! — воскликнула она. — Нам надо немедленно в больничное крыло.
— Но сейчас зелья, — вяло сопротивлялась Гермиона, когда Гарри и Рон, взяв ее под руки, потащили 
к мадам Помфри. 
— Подумаешь, вычтет несколько баллов, — пробормотал Гарри. — Лучше узнаем, что с тобой 
происходит, это определенно не просто грипп. 
Девушка больше не сопротивлялась, бросив это бесполезное, а главное, неблагодарное дело.
Одного взгляда медсестры хватило, чтобы понять причину слабости старосты.
— Идите на уроки, — шикнула она на парней, одновременно помогая Гермионе усесться на кушетку.
— Но…
— Быстро!
— Что с ней? — Гарри не сдвинулся с места, намереваясь узнать, что с подругой.
Мадам Помфри сердито поджала губы, так что те превратились в тонкую полоску.
— У нее корь, мистер Поттер, а теперь марш отсюда, я не хочу, чтобы и вы заразились.
Парни вышли из комнаты, оставив Гермиону наедине с медсестрой и запахами аптеки, витающими в 
лазарете.
— Это эпидемия, — бормотала под нос женщина, протягивая девушке зелье, — уже шестой случай за
 две недели, надо вызвать директора.
— Мадам, я смогу завтра пойти на уроки? — слабым голосом спросила Гриффиндорка, пробуя на вкус
 ужасный напиток.
— Какие уроки?! — возмутилась медсестра, — ты тут как минимум неделю пролежишь.

В лазарет вошел директор школы, сразу же подойдя к заправляющей тут всем женщине.
— Вы что-то хотели мне сказать, Поппи? — спросил он, внимательно смотря на нее своими голубыми 
глазами.
— Похоже, в школе эпидемия, — вздохнула медсестра. — Заболел шестой ребенок, а у меня уже
 закончилось зелье, я всегда его в малых количествах заказывала. Есть еще одно, но оно не так 
эффективно как другое, по крайней мере, сыпь не будет сильной.  Универсальное зелье нам не 
достать, сова прилететь уже не успеет, само зелье варить долго, придется на время оставить эту 
девушку здесь… это еще не все: я боюсь, что некоторые дети уже заразились инфекцией, ведь 
инкубационный период длится  девять-десять дней, а иногда и больше.
— Я далек от медицины, — перебил ее Дамблдор, — что бы вы посоветовали?
— Вот одно зелье, — женщина достала склянку со светло-зеленой жидкостью. — Пусть домовики
 добавят его в еду, оно защитит не заразившихся студентов от инфекции, а  на тех, кто уже 
подвержен болезни, зелье действует специфически — цвет лица становится слегка зеленоватым, так
 вот этих зеленоватых и нужно ко мне в лазарет, чтобы предотвратить разрастание инфекции.
— Я отдам зелье домовикам, — забирая склянку, пообещал директор.
— И еще, я вас очень прошу, официально объявите, что заболевших посещать нельзя, по крайней мере
 тем, кто не болел корью в детстве, иначе все наши старания будут напрасны.
— Конечно, Поппи.

На следующее утро лазарет значительно пополнился. Подверженных инфекции оказалось двадцать три 
человека, у многих только начался инкубационный период, а это значило — им придется лежать тут
 около двадцати дней, некоторым даже больше, если так и не получится достать универсальное зелье.
 Дамблдор решил, что лучше всего будет выделить заболевшим несколько комнат рядом с лазаретом, 
огражденных защитной магией.
Повезло, что учителя не заразились инфекцией, впрочем, многие из них переболели корью в далеком
 детстве, сейчас она им не угрожала.
Гермиона лежала на кровати, ее не переставая пичкали зельями, пытаясь сбить температуру. 
Гриффиндорка была единственной, кто мучился из-за высокой температуры, остальные еще не достигли 
этой стадии, им муки горячки еще предстояли. Первые же пять счастливчиков, которым повезло с
 универсальным зельем, уже спокойно сидели в своих гостиных.
Лихорадка снедала девушку изнутри, высокая температура не спадала ни на секунду. Болезнь далась
 Гриффиндорской старосте очень тяжело, и именно это больше всего беспокоило медсестру. 

Спустя пять дней Гермиона проснулась, почувствовав, что впервые за столько времени ее не знобит,
 не душит кашель, не болит горло. Слабость еще чувствовалась, но болезнь пошла на спад. Мадам 
Помфри почти предотвратила появление сыпи на теле девушки, так что Гермионе не пришлось с ней
 мучиться. Лишь в нескольких местах на коже появились отметины, но это особо не беспокоило. Еще 
дня три и она сможет выйти из лазарета. 
Отодвинув полог, закрывающий ее от всего мира, девушка спустила босые ноги на пол,  сразу же 
почувствовав, как холод пробирается по всему телу. Встав, она тут же схватилась за один из
 четырех столбиков, на которых держался полог — ноги совсем не держали, надо быть осторожнее.
Сделав несколько неуверенных шагов, Гриффиндорка вновь замерла на месте. Взгляд метнулся к 
кроватям — на многих лежали ученики, мечущиеся в горячке. Большинство были первокурсники и 
второкурсники, из старших курсов тут было всего пять человек, но это Гермиона узнала позже у 
медсестры, а сейчас…
— Ты почему встала с кровати?! — мадам Помфри гневно надвигалась на свою подопечную.
— Я чувствую себя лучше, — неуверенно пролепетала девушка в ответ.
Медсестра смерила ее подозрительным взглядом, и, жестом указав на кровать, принялась проверять
 состояние здоровья.
— Температура спала, — нехотя призналась женщина. — Еще дней пять посидишь тут, а потом сможешь 
возвратиться в гостиную.
— Но… — попыталась возразить Гермиона, но быстро сникла. — Можно хотя бы один учебник раздобыть?
— Тебе делать нечего? — грозно спросила медсестра, ответом был слабый, неуверенный кивок. — 
Прекрасно, значит, поможешь мне с больными, их с каждым днем все больше и больше, я одна не 
успеваю.
Поняв, что учиться ей не разрешат, девушка покорно кивнула — это лучше, чем ничего. Но как же 
она тосковала по своему дневнику, который стала вести с начала седьмого курса. Теперь писать в 
нем было привычкой, и Гермиона ощущала дискомфорт, когда понимала, что своей тетрадки ей не
 увидеть еще пять дней, но что поделаешь. 

Гриффиндорка ходила между комнатами, помогая мечущимся в лихорадке — это давало ей возможность 
хоть как-то скоротать время. К обеду в комнату залетела Джинни, сопровождаемая хмурой мадам 
Помфри.
— Я в детстве корью болела, как раз когда ты была на первом курсе, — с разбегу заявила девушка в 
ответ на удивленный взгляд подруги. — Я и раньше сюда приходила, ты в бреду была, не помнишь,
 наверное.
— Нет, почему, я помню, — Гермиона и вправду помнила рыжий силуэт над собой, но ей и в голову не 
приходило, что это могла быть Джинни. — Кхм, Джинн, ты не могла бы мне прине…
— Нет, — рыжеволосая отрицательно замотала головой. — Мадам Помфри сказала, что больным не 
желательна лишняя нагрузка, так что ни слова об учебниках, — она на секунду замолкла. — Ты 
знаешь, Гарри и Рон вообще измотались, они-то корью не болели как я, их сюда ни за что не пустят. 
— Передай им привет от меня, скажи, что скоро я к ним присоединюсь, — мягкая улыбка застыла на 
губах больной, когда она вспомнила парней — ее лучшие друзья...
Девушки сели на кровать и принялись болтать ни о чем и обо всем одновременно. Джинни рассказала,
что происходит в Хогвартсе, самые последние новости. Они долго сидели так, пока не пришла мадам
 Помфри.
— Мисс Уизли, время посещения закончено, — раздался ее строгий голос.
Девушки поднялись с кровати.
— Я завтра приду, — пообещала напоследок сестра Рона.
Когда Джинни ушла, Гермиона оказалась в одиночестве, делать было нечего. Вскоре  мадам Помфри 
подозвала ее к себе.
— В соседней комнате лежит парень, — произнесла она, — раньше он был в третьей комнате, там 
находятся те, у кого еще не поднялась температура, то есть все еще инкубационный период. Теперь
 у парня температура, иди, присмотри за ним.
Пожав плечами, девушка пошла в комнату, подходя к кровати в дальнем углу, она, так и не дойдя до 
конца, остановилась… Малфой! 
Медсестре следовало сказать, кто был этот парень. Может, она это сделала нарочно, зная, что
 Гриффиндорка не согласится присматривать за Слизеринцем, теперь выбора нет, она согласилась.
Девушка достала микстуру, которая должна была немного сбить температуру.
— Малфой, — она слегка потормошила парня.
Он зашевелился, открыл глаза и посмотрел мутным взглядом на сидевшую рядом девушку.
— Кто… — захрипел он.
— Выпей, — Гермиона протянула ему склянку с зельем.
Видно, Слизеринец еще не соображал, раз послушно все выполнил и через секунду снова опустился на 
подушки.
— Спи, — прошептала девушка.
Вскоре глаза Слизеринца закрылись, а Гермиона продолжала сидеть рядом с ним. Мысли ее витали 
рядом с этим юношей. 
Они продолжали быть врагами, хотя то, что он отказался от принятия метки, значительно возвысило
 его в глазах всех Гриффиндорцев. Удивительно было то, что его факультет продолжал уважать 
наследника рода Малфоев, несмотря на этот выбор. Странные эти Слизеринцы, они все аристократы,
 все из древних чистокровных семей, у них свои порядки, свои правила. Другие три факультета были
 отдалены от них, так как там учились как и полукровки, так и магглорожденные.  
Смерть Люциуса избавила Драко от последствий своего решения, хотя Темный Лорд не прочь ему
 отомстить — отступников не прощают. Сейчас юноша единственный хозяин всего наследия Малфоев,
 его родители погибли, не дожив до позора сына. 
Странно, Гермиона только сейчас поняла, что у него совершенно нет родственников, он одиночка, 
сирота…
Глаза Слизеринца вновь открылись, взгляд стал немного яснее, но лихорадка все равно не отпускала 
его полностью.
— Грейнджер? — хрипло выдохнул он.
Гриффиндорка слегка поморщилась, как она ненавидела слышать свою фамилию, срывающуюся с его уст.
 Это слово стало для нее равносильно страшному среди магов ругательству: грязнокровка.
— Да, я, — ответила она. — Тебе нужно отдыхать.
— Что ты здесь делаешь? — он решил продолжить допрос.
Гермиона безразлично пожала плечами.
— Мадам Помфри просила  присмотреть за тобой, сама она занята.
Он не ответил, просто снова опустился на подушки и прикрыл глаза.
— Хорошо, — эти слова, сказанные, скорее всего, самому себе, Гриффиндорка с трудом расслышала.
 Она так и не поняла, чего здесь хорошего.
 
Наконец-то прошли четыре скучнейших дня. На следующее утро Гермиона должна была выходить из 
больничного крыла.
У Малфоя горячка уже прошла, болезнь вообще слабо его коснулась, он быстро приходил в себя. 
Девушка все больше поражалась “последствиям болезни”, так она решила это называть, Слизеринец 
перестал быть холодным и неприступным. Похоже, он даже забыл недавнюю ссору на зельях, когда она
 дала ему вторую в жизни пощечину… сам напросился.  
Парень стал для нее загадкой, она не хотела ее разгадывать, но видимо, придется.

Драко сидел на кровати. Недалеко от него Грейнджер ухаживала за каким-то второкурсником. Глаза 
цвета расплавленного серебра хищно следили за девушкой — вот она, его добыча, совсем близко, а 
скоро станет еще ближе. Она уже попала в его силки, хотя сама того не осознает. Теперь ей не 
выбраться.
Взгляд перескочил на запястье, там был шрам, который вскоре исчезнет, но сейчас-то он есть. Эта 
эпидемия кори была как нельзя кстати, да еще то, что они оба заболели. Нет — это была не судьба —
 Слизеринец никогда в нее не верил. Помогала ему в сближении с добычей клятва, данная на крови и 
закрепленная порочной страстью, ему ли не знать, какую силу дают они: кровь и страсть.
Взгляд вернулся к Гриффиндорке, она, ощутив пристальное внимание, оглянулась, тут же встретившись
 с ним глазами. В карих глазах было непонимание и вопрос, но ответа она так и не получила. 
Поежившись, Гермиона вновь повернулась к второкурснику…
Надо действовать стремительно, не дав ей опомниться, если она привыкнет к переменам, заставить
 ее страдать позже станет труднее. Быстрота — единственное, что сейчас ему поможет осуществить 
задуманное, а самое главное — сейчас, пока вдохновение не спало, он должен все успеть.
Через неделю Хэллоуин — к этому времени она должна уже начать сомневаться в своих выводах о нем,
 а дальше пойдет все как по маслу, надо только перестроить свой образ в ее глазах. И не важно, 
что она проницательна и недоверчива, клятва поможет преодолеть все, так и раньше было.
Завтра она покидает больничное крыло… все к лучшему, она покинет его с изменившимся мнением о 
светловолосом Слизеринце, ее мнение уже поменялось, пусть слегка, но поменялось.
Гермиона снова подняла глаза на сидевшего на кровати парня. Наверное, она гадает, почему он на 
нее смотрит. Так пусть спросит.
И вправду, закончив с второкурсником, Гриффиндорка подошла к Малфою. Он молча смотрел на нее.
— В чем дело? — раздраженный голос.
— А что? Я просто смотрю, — Драко лениво подтянулся и опустился на кровать.
— Я не картина.
— Я это не говорил, но мне нравится за тобой наблюдать.
Она смутилась, он сразу это понял, но недолго подлилось это смущение.
— Пустая трата времени с тобой разговаривать, — напоследок кинула она.
— Ты даже и не пробовала, — спокойно возразил он, но Гриффиндорка уже уходила. Если она и 
услышала эти слова, то виду не подала.
Драко закрыл глаза — он не сомневался, что добьется ее. Любой бы посчитал безумием так доверять
 одной клятве, хоть и обагренной кровью, но Драко Малфой не был любым — он знал истинную силу 
обрядов, которые многие великие волшебники откровенно игнорировали.
Слизеринец давно узнал это. Еще за четыре года до поступления в Хогвартс семилетним мальчишкой 
он нашел в библиотеке книгу с названием “Обряды”. Она была покрыта толстым слоем пыли, ее 
наверняка не открывали не одно столетие — это доказывало, что сейчас ритуалам никто не верил и 
не интересовался. Сам Люциус посчитал эту книжку легким чтивом для глупцов и хотел отобрать у 
сына, но неотложные дела отвлекли его, не дав совершить задуманное.
Маленьким мальчиком Драко совершил свой первый обряд, соблюдая все каноны и правила, результат 
его порадовал, даже очень. И теперь, спустя десять лет, он не расстался с книгой, открывшей ему
 новый мир. Его знания о ритуалах значительно пополнились. На эту тему у Слизеринца в комнате,
 за шкафом, стоял десяток старых томов, каждый из них тщательно просматривался. Он собирал всю 
информацию, какую мог найти. Но книжка из библиотеки оставалось самой главной для него. Она 
открыла новый мир.
В одном томе он нашел таинство, которым воспользовался Темный Лорд, решив вернуть себе тело, в
 ходе обряда были допущены грубые ошибки, лишь удача помогла Наследнику Слизерина достигнуть 
цели. Это показывало, что известный Темный Лорд не брезговал ритуалами, но и не уделял им 
внимания… грубая ошибка, она его и погубит.
Сознание Слизеринца стало заволакиваться пеленой сна, а он и не сопротивлялся.

На следующую ночь Гермиона решила прогуляться на Северную башню. Так как она префект Гриффиндора,
 Филч не имеет права ее наказывать за позднее посещение башни. А прогуляться было ей необходимо.
 Она десять дней сидела взаперти. 
Прихватив с собой дневник, девушка накинула теплую мантию и пошла по направлению к башне.
Там кто-то был. Это парень. Он даже без мантии! лишь белая рубашка, кажется, шелковая, и черные
 брюки были надеты на незнакомце. Неужели ему не холодно? Он слегка повернулся в ее сторону.
— Извини, — поспешно заговорила Гриффиндорка, — я не знала, что тут кто-то будет и…
— Грейнджер?
— Малфой! — ахнула девушка. — Что ты здесь делаешь? Тебе нельзя выходить из… 
— Знаю, — раздраженно перебил Слизеринец. — Но я не гуляю по Хогвартсу, а просто поднялся наверх 
башни, мне не нравятся те комнаты у лазарета, слишком жарко, а я привык к холоду.
Гермиона нахмурилась.
— Тебе нельзя здесь находиться, — наконец, проговорила она.
— Я прихожу сюда уже пару ночей, с тех пор как пришел в себя. Не думаю, что сегодня что-то 
изменится, — он внимательно посмотрел на нее. — Если, конечно, ты сама не доложишь об этом
 учителям. 
Слово “доложишь” он особенно выделил. Серые глаза неотрывно смотрели на Гриффиндорку. Она лишь
 фыркнула, а Драко тем временем продолжил говорить:
— Я часто здесь бываю, почти каждый раз перед сном прихожу на Северную башню, особенно зимой,
 когда здесь холодно.
— Невозможно любить холод! — воскликнула Гермиона. — Все его не любят.
— Значит, я не принадлежу к “всем”, — спокойно отозвался парень. Он-то понимал причину своей 
любви к зиме. Когда внутри горит терзающий огонь, только о холоде и мечтаешь.
Гермиона замолчала, не зная, что сказать. Следовало бы уйти, но она не могла это сделать, просто
 не могла.
— Это ненормально, — пробормотала она после долгого молчания.
— Хочешь сказать, что я ненормальный? — тут же отозвался Малфой, на его губах повисла усмешка.
— Нет, я… не это имела в виду, — замялась девушка. Он совершенно ее запутал. — Точнее, ты не 
ненормальный, ты просто не нормальный, — смутившись и совершенно запутавшись, она умолкла. 
— Большая разница, — съязвил Драко. Он помолчал. — На самом деле я понял, что ты имеешь в виду. 
Гермиона облегченно вздохнула, скованность постепенно уходила прочь из тела. В конце концов,
 когда она пришла на башню, то не знала, что встретит его здесь, можно и поговорить немного.
— Что это? — Слизеринец взглядом указал на тетрадку в руках девушки.
— Ничего, — слишком поспешно ответила она, крепче прижимая к себе дневник. — Просто тетрадка.
Он смотрел в сторону, куда-то в лес, его губ снова коснулась усмешка — ясное дело, не поверил…
 неважно.
Оба молчали, каждый думал о своем, и каждый не мог догадаться о направлении мыслей другого. 
Гермиона вновь почувствовала неловкость, захотелось оказаться подальше от этого места и от этого
 человека.
— Я пойду, — неуверенно проговорила девушка, он молчал. Она прошла несколько шагов и открыла 
дверь. Остановившись на секунду, она все-таки задала мучивший ее вопрос: — Тебе и вправду не 
холодно?
Драко неторопливо повернулся.
— Мне холодно, — просто ответил он, — но я люблю холод.
Быстро выйдя к лестнице, Гермиона захлопнула дверь — лишь бы не слышать его слов. Она побежала в
 гостиную, будто ее преследовали Упивающиеся Смертью. Почему он изменился? Он не такой.

Уже у себя в комнате девушка открыла чистую страницу дневника, принявшись записывать свои мысли.
 Она не станет записывать все, что происходило с ней в этот день, она лишь запишет то, что 
подсказывают чувства.

24 октября, 1997 год. Пятница.

Я не знаю, что происходит. Все изменилось после болезни. Я не должна была его встретить на 
Северной башне, но встретила. Как он вышел из тех комнат, ведь они окружены магией? Почему он
 вообще стал таким, чертов Слизеринец?!
Иногда я думаю, что ненавижу его больше всего на свете, особенно когда он издевается над Гарри и
 Роном, да и про меня не забывает. Может так оно и есть, но не сегодня.
Я слышала его слова про то, что никогда с ним не разговаривала… он прав, а сегодня мы поговорили.
 Кажется, я не должна верить, что он изменился, но хочется. Чушь какая-то! Если Гарри и Рон 
узнают мои мысли, то они не поймут меня. Страшно, мне действительно страшно…  не знаю из-за чего. 
Хотя… ночью, еще в этой комнате, когда я поняла, что больна, меня преследовало гнетущее 
беспокойство, тогда проснулся страх, и он до сих пор есть. Я чувствую, что что-то случится, и 
ужасно боюсь.
Сейчас мне хочется засмеяться, смех будет истеричным. Я боюсь, но не знаю чего — это глупо. Я
 ведь всегда была рассудительной, а сейчас что-то случилось.
Нельзя допустить перемен, они пагубны для меня… опять этот страх. Если кто-нибудь прочтет мой
 дневник, то поразится, насколько неуверенна я в себе, особенно сейчас.
Все считают меня сильной, но это только внешне. Меня легко сломать, но лишь в том случае, если
 проникнуть через внешний барьер. А сейчас через него проникли лишь два человека — Гарри и Рон,
 мои лучшие друзья, а не родители. Иногда жутко становится от понимания, что они могут легко
 меня сломать, их слова ранят больше всего, гораздо сильнее язвительных шуток Малфоя… прежнего 
Малфоя.
Но, в конце концов, я им доверяю. Для этого и существуют друзья, чтобы доверять им.

Гермиона закрыла дневник и положила его на тумбочку — все равно в комнату никто не может зайти.
 Она быстро приняла ванну и легла спать. Ее беспокоило то, что она написала в дневнике, потому 
что ранее страх не был так ощутим, только перенеся его на бумагу, она полностью его 
почувствовала. Что-то случится… что-то плохое.

Следующие два дня Гермиона провела в обществе друзей. Они сходили в Хогсмид. Перед Хэллоуином 
там продавалось много интересных вещичек, друзья собирались ими запастись. 
Было весело, Гриффиндорка радостно улыбалась, ночной страх ушел вместе с тьмой ночи, теперь она
 была обычной семнадцатилетней девушкой, которая просто веселилась.
— Пойдем в “Три метлы”, — предложил Гарри.
— А где Джинни? — Гермиона недоуменно оглядывалась, ее подружка недавно стояла тут.
— Дин подходил, вот и увел ее, — отмахнулся Рон. — А ты куда смотрела, раз не увидела его?
Девушка пожала плечами.
— Так почему Ханна не пошла с нами? — вмешался Гарри, смотря на своего друга. — Мне казалось, 
что вы хотели провести эти выходные вместе. 
Рон тут же осунулся. Гермиона осуждающе посмотрела на Гарри, который сжался под ее взглядом.
— Она не смогла пойти, — промямлил рыжий Гриффиндорец.
— Пойдет в следующий раз, — весело отозвалась Гермиона. — Идем в “Три метлы”.
  
В воскресенье вечером девушка просматривала учебники, она уже и раньше читала пропущенные за 
время болезни темы, нужно только их повторить. Сделать домашнюю работу было несложно, но все 
закончилось только к полуночи.
Спать не хотелось, девушку чуть ли не насильно тянуло на Северную башню… она долго не 
сопротивлялась.

Она пришла. Он знал, что снова ее увидит, он просто это знал, так почему бы не сказать ей об 
этом…
— Я знал, что ты придешь, — проговорил Драко, смотря вдаль.
— А я вот надеялась, что не встречу тебя здесь, — отозвалась Гермиона. 
— Почему? — ее слова его совершенно не затронули.
— Не знаю, — она нахмурилась, — наверное, потому что мы разные, и то, что находимся в одном 
месте — это неправильно.
Драко хотелось смеяться. Она чертовски права — это неправильно, но то, что это неправильно, еще 
не значит, что этого не стоит делать.
— Ты слышала высказывание: противоположности притягиваются?
— Я не сказала, что мы противоположности, - слишком резко воспротивилась Гермиона. — Мы просто
 разные.
Глупая, глупая Гриффиндорка — она все еще пыталась сопротивляться, у нее нет шансов на победу в
 этой игре. Жаль, хотя зачем жалеть? Стоящая рядом с ним симпатичная девушка — чем она 
провинилась… ничем, но он хотел мести непонятно за что и непонятно зачем. Что она такого сделала,
 ведь есть и другие, кого он ненавидит гораздо сильнее, а  выбор пал на нее?.. Может, причина в 
том, что она девушка, слабая и нежная как все женщины. Глупости! Женщины далеко не нежные цветки,
 у каждой есть шипы, главное суметь их обломать.
Драко повернулся, рука коснулась ее темных волос… та рука, на которой был шрам клятвы.
— Что… — она отстранилась. — Что ты делаешь?
— У тебя красивые волосы, — задумчиво выдохнул он, сделав вид, что и не заметил ее растерянности.
Она замолчала, он сумел смутить ее, как и пару дней назад.
— Спасибо, — тихо пробормотала Гермиона. И опять тишина, пока… — Я лучше пойду.
— До скорой встречи, — усмехнулся он в ответ. Дверь закрылась за ее спиной.
Она еще не знает, что мадам Помфри выпустила его из огражденных магией комнат, завтра он тоже 
должен присутствовать на уроках, они встретятся.
Драко неторопливо расстегнул рубашку, дав возможность холодному ветру ласкать тело — как приятно.
 Он простоял так полчаса, а потом пошел в подземелья, к себе в комнату. В гостиной Слизерина 
сидела какая-то девушка, он узнал в ней свою последнюю подружку.
— Драко! — она грациозно поднялась с кресла и медленно подошла к парню. — Медсестра сказала, что
 уже выпустила тебя, где ты был все это время?
— Гулял, — коротко и ясно.
Слизеринка не задала больше ни единого вопроса.
— Я соскучилась, — ее мягкие губы коснулись его.
Драко усмехнулся — вот он, порочный огонь, который терзает его, и опять сладкие муки Ада жаждут 
принять его в свои объятия, холода больше нет.
Слизеринец, подхватив на руки блондинку, понес ее к себе в комнату. Она стремилась быстрее 
избавить их от ненужной одежды, стремилась дотронуться до его обнаженного тела. Проворный язык 
прошелся по приоткрытым губам, девушка слабо застонала.
Ее изящные пальцы бродили по его спине, проводя невидимые дорожки, дыхание судорожно вырывалось
 из груди.
Драко неторопливо играл с ней, сильнее разжигая страсть. Это пьянящее чувство власти, она 
принадлежала ему, она была его. Тела сплелись, став единым целым, стоны становились громче, 
сладострастная мука терзала их обоих. 
— Драко! — стон, долгий, вырвавшийся прямо из груди. 
Именно его имя срывается с ее уст, когда она чувствует себя в раю, именно его она считает богом.
— Я люблю тебя, — засыпая, шепчет девушка, а он лишь легко улыбается.
Да, он знает, что она любит, иначе быть не может. И это знание пьянит — он может все. 

Следующее утро застало Гриффиндорку в мрачном настроении, и виной этому была не  болезнь, просто
 она опять мучилась беспокойством, оно грызло ее изнутри, сжимало в своих тисках. Опять стало 
страшно… что все-таки происходит? Это чья-то шутка? Но кто может так жестоко шутить…
Глупая… она еще не знает истинной жестокости…
Войдя утром в Большой зал, она первым делом увидела Малфоя, сидящего за столом Слизерина. Он со
 снисходительной улыбкой что-то втолковывал Креббу, его так называемому другу. С другой стороны
 от светловолосого Слизеринца сидела эффектная блондинка, которая, слащаво улыбаясь, проводила
 изящными пальцами по его светлым волосам, играя с прядями. 
Как только Гермиона вошла в зал, он почти сразу же повернулся в ее сторону, будто почувствовал
 ее присутствие. Странная улыбка коснулась его губ, но Гриффиндорка, которая к этому времени 
отвернулась, не заметила ее. 
— Гермиона, в чем дело? — спросил Рон, внимательно смотря на бледную подругу.
Девушка не стала скрывать правду.
— Кошмары, всю ночь, я с трудом заснула. Надо попросить у мадам Помфри снотворное.
   
День пролетел незаметно, и вскоре ночная тьма опустилась на Хогвартс. Опять ее мучает вопрос: 
идти или нет? Ей хочется увидеть его, но и хочется не видеть его, просто прийти на Северную
 башню и насладиться тишиной.
И она опять идет по коридорам, гадая — встретит ли в конце пути Слизеринца…
…Он там, все в той же рубашке и брюках, а дни становятся холоднее и холоднее, как он может 
переносить холод?
— Я думала, что ты еще несколько дней должен находиться в больничном крыле, — на этот раз 
Гермиона заговорила первой.
— Медсестра решила отпустить меня пораньше, — он никогда не называл мадам Помфри по имени, 
только медсестра, как и остальные Слизеринцы. Женщина из лечебницы — это обслуживающий персонал, 
зачем обращаться к ней с уважением? — Впрочем, она, наверное, поняла, что меня там долго держать 
не получится. 
Девушка хмыкнула. Сильный ветер распахнул мантию, заставив поежиться, она быстро запахнула ее. 
— Я все еще не понимаю, как у тебя получается стоять при таком холоде без верхней одежды, — 
жалобно произнесла она, прячась в нишу.
Он засмеялся и стал немного ближе к Гриффиндорке, заслоняя ее от ветра.
— Наверное — это дар, — проговорил Драко.
— Я не понимаю.
— И не нужно, этого никто кроме меня не поймет.
Гермиона почувствовала страх перед стоящим рядом человеком — он пугал ее своими словами… не 
такими как у всех.
Она проследила за его взглядом, обращенным к лесу, он был задумчив. Ей надо уходить.
— Я пойду, — не дожидаясь ответа, Гриффиндорка прошла к двери.
— До скорой встречи.
Дверь захлопнулась, и девушка быстро сбежала по лестницы на нужный этаж и вернулась к себе в 
спальню, где тут же достала дневник.

27 октября, 1997 год. Понедельник.

Он пугает меня почти так же как ночные страхи, но еще у него как-то получается притягивать к 
себе. Я каждый день хожу на Северную башню, и завтра мы опять там встретимся. Сегодня я поняла: 
не стоит думать, что не увижу его там, потому что он будет стоять на этой площадке каждую ночь.
 Я знаю, что он ждет не меня, он вообще никого не ждет…
Теперь все мысли о нем, его образ не дает мне покоя. Все происходит слишком быстро, я боюсь 
перемен, он не дает мне опомниться. 
Я считала его высокомерным папенькиным сынком – но он разрушил это мнение, отказавшись от метки,
 я считала его холодным, сволочным Слизеринцем, но сейчас он и это разрушил… не до конца, но 
если не прекратить эти встречи, мое мнение о нем полностью изменится. Я боюсь, хочется все 
рассказать Гарри и Рону, но страх, что они не поймут меня и отвергнут, быстро затмевает порыв
 откровения. Может, стоит им сказать? Я не знаю… чертов Слизеринец меня полностью запутал, я не
 чувствую ненависти. Сейчас по щекам катятся слезы… нашла из-за чего плакать, но я плачу.
Надо заканчивать писать, а то на чернила попадет соленая вода, которая без остановки бежит по 
моим щекам. Мне страшно…

Гермиона захлопнула тетрадь и быстро прошла в ванную, где холодная вода смыла слезы. Спать, 
скорее лечь спать, чтобы не мучиться.  

Утро. Он сидит в своей комнате и даже не думает о том, чтобы пойти на уроки. Ему нужно провести 
еще один обряд. Сегодня рано утром он сказал своей подружке, что не хочет ее видеть — она убежала
, в глазах были слезы, но она не плакала… Слизеринка как никак. Возможно, слезы все-таки 
пролились, но он их не видел.
Драко достал ветхий том — его “Обряды”. Парню не составило труда найти нужный ритуал, он выучил 
книгу почти наизусть и знал ее как ничто другое. А сам обряд заключался в том, чтобы сохранить 
человеку жизнь. Наверняка его бывшая подружка попытается убить себя… Нет, он не жалел ее, просто
 ему не нужны проблемы. Дамблдор очень проницательный человек, он может все понять.
На обряд ему придется потратить целых два часа, он очень сложный… все-таки жаль его использовать
 для такого пустякового дела, но что поделаешь. Следы за собой всегда стоит заметать.
Хорошо, что все нужные вещи для этого таинства у него с собой. Драко и раньше его проводил. Это
 случилось тогда, когда он отказался от метки, то есть этим летом, где-то в середине. Темный Лорд
 был в ярости, он хотел его убить. Слизеринец в то время провел множество обрядов, чтобы спасти
 себе жизнь, скрыться от всевидящих глаз. Последняя часть лета была сущим кошмаром, но он выжил. 
К осени или ярость Темного Лорда утихла, или сыграл свою роль тот факт, что за него заступился 
Дамблдор — Драко уже не так опасался за свою жизнь. Пока он в Хогвартсе, ему ничего не грозит.
 Другое дело имение, в свое время Люциус выдал своему господину множество тайн, касающихся 
поместья, которое теперь следовало снабжать новыми заклинаниями. Впрочем, Слизеринец предпочел
 им обряды… они куда надежнее, но и магией он не побрезговал…
Теперь для ритуала все готово, надо воплощать его в жизнь…
Медленно, размеренно прошли два часа. Наконец-то он сможет отдохнуть. Драко с трудом дошел до
 кровати и завалился на нее… сон пришел мгновенно.

Поздно вечером Слизеринец нашел Снейпа, сочинив прекрасную причину отсутствия на всех уроках.
 Декан ему поверил… или сделал вид, что поверил, главное результат: он останется безнаказанным.
После разговора со Снейпом Драко поднялся на Северную башню. Опять холод. Он простоял там где-то
 час, когда дверь позади него тихо скрипнула… пришла она.
— Тебя не было на уроках, — тихий, мелодичный звук голоса быстро растаял, унесенный порывами 
ветра. 
— Так получилось, — он не собирался ничего ей объяснять. — А ты заметила, что меня нет?
Драко знал, что если сейчас повернется, то увидит на ее щеках румянец смущения. Он не обернулся.
— На это обратил внимание Рон, — соврала она.
Лгала она правдоподобно, если бы Слизеринец не знал правду, то мог бы и поверить ей.
— А что нужно было от меня рыжему? — поинтересовался он, все еще не поворачиваясь к девушке.
— Сожалеет, что не над кем посмеяться, — резко ответила она, скорее всего пытаясь этим вызвать 
его на грубость.
Драко почувствовал ее страх. Хорошо, что она боится. Он повернулся.
— Значит, надо мной стоит смеяться.
Гермиона закрыла глаза. Слизеринец чувствовал ее желание уйти отсюда, но она не уйдет… не сейчас.
— Ты совсем меня запутал, - хрипло вдохнула она.
— Ну, я же плохой гадкий Слизеринец, как же иначе.
— Замолчи! — она закричала. — Я не хочу сюда приходить и больше не буду!
— Почему? — мягко спросил он.
Она убежала, но Драко знал, что завтра они снова здесь встретятся.
Он не стал долго задерживаться на башне. Неторопливым шагом парень спустился в подземелья. В 
гостиной Слизерина сидело несколько человек, среди них была и блондинка. Она подняла на него
 свои покрасневшие глаза, но ничего не сказала, лишь отвернулась. 
Драко прошел к себе в комнату и достал один из томов, посвященных обрядам. Давно он не читал 
перед сном.

Весь следующий день Гермиона была сама не своя. Все время ей мерещился проклятый Слизеринец,
 весь день преследовал его образ, стоящий на башне. Друзья сразу поняли, что с подругой что-то
 не так. Но она отнекивалась, как могла, все отрицая. 
С ней все хорошо, она в порядке.
Хорошо, что сегодня нет уроков, совмещенных с Слизеринцами, она бы их не выдержала. Ей нужно
 время, нужно куда-то уехать, чтобы избавиться от этого наваждения. Или… сегодня ночью она не 
пойдет на башню, никогда туда больше не пойдет.
— Гермиона, — за ужином сказала Джинни, — хватит утверждать, что с тобой ничего не происходит.
— Мы же видим, — поддержал Гарри. — И беспокоимся, что случилось что-то серьезное.
— Ты в последние дни сама смерть, — подхватил Рон, одновременно запихивая в себя еду. Пришлось 
ему все-таки научиться одновременно и есть и понятно разговаривать. — Да краше в гроб кладут! 
Мне это чем-то напоминает третий курс, ты и тогда была слишком бледная какая-то, изнуренная.
— Но сейчас-то ты не нагружаешь себя лишними предметами, — в беседу вновь вступила Джинни. 
Все четверо поднялись со своих мест и пошли в гостиную. Гермиона молчала, молчали и остальные.
Зайдя в просторную Гриффиндорскую гостиную, они расселись в креслах.
— Так и не скажешь, что с тобой происходит? — спросил Гарри.
У Гермионы слезы на глаза навернулись — они ведь о ней беспокоятся, а она неблагодарная.
— Гермиона? — Джинни заметила слезы в глазах подруги.
— Я не могу вам сказать, — еле слышно прошептала девушка. — Не сейчас, дайте мне время.
Несколько слезинок скатились по ее щекам.
— Почему ты плачешь? — младшая из Уизли обняла подругу.
Гермиона не выдержала. Слезы хлынули потоком, прижимаясь к Джинни, она наконец-то дала им волю.
 Рыжеволосая девушка тихо поднялась с кресла и потянула старосту за собой. Скоро они оказались в
 комнате Гермионы. Подруги сидели на кровати.
— Успокойся, милая, — прошептала Джинни. — Что бы ни случилось, ты со всем справишься, ты же 
сильная.
— Только не с этим, — тихо ответила Гермиона, слез уже не было.
— В этом замешан парень?
— Да, — голос стал еще тише. — Но это не то, что ты думаешь. Мы просто… зря все это, я не хочу с
 ним видеться, но не получается, он как будто привязал меня к себе.
— Так значит, ты не беременна, — в голосе шестикурсницы звучало облегчение.
— Нет, конечно! — Гермиона возмущенно посмотрела на Джинни. — Как ты могла об этом подумать!
— Узнаю прежнюю Гермиону, — засмеялась девушка. — А что до того, как я могла подумать, так, 
наверное, я сильно испорчена. Завидую, — Джинни состроила жалобную гримасу, — черной завистью.  
—  Иди, испорченная, — со смехом сквозь слезы сказала Гермиона. — Я почти уверена, что тебя в
 гостиной ждет Дин.
— Конечно, ждет, — Джинни с деланным величием поднялась с кровати. — Он, кстати, тоже 
испорченный.
— Иди, — Гермиона улыбнулась. — Обо мне можешь не беспокоиться. Крестной тебе становиться еще 
рано.
— Ловлю на слове, — на прощание крикнула Джинни.
Как только девушка ушла, перед глазами Гриффиндорки вновь появился силуэт Слизеринца. Скоро ночь,
 но если она сейчас пойдет на башню, то успеет уйти оттуда еще до его прихода. Так она и 
поступит.
Накинув на плечи мантию, Гермиона осторожно спустилась в гостиную. Сказав Гарри и Рону, что 
пойдет прогуляться, она поспешила к башне. 

Когда Драко поднялся, она уже была там. Прислонившись к зубцам, окружающим башню, девушка 
печально смотрела куда-то вдаль. Гермиона даже не обернулась, когда услышала скрип двери, потому
 что и так знала, кто пришел.
Слизеринец внимательно смотрел на нее. Она запуталась, была растеряна — это даже хорошо, легкая
 добыча, ему не составит труда ее побороть.
— Ты все-таки пришла, — первым заговорил парень.
Она молчала, но ведь вечно молчать нельзя… ей пришлось говорить.
— Я надеялась уйти до того, как ты придешь, — голос был тихий и подавленный. 
Наивная глупышка! Она надеялась? Возможно. Как никак, надежда умирает последней. Но она знала, 
что дождется его.
Драко неторопливо подошел к ней и встал рядом.
— Я привык, что вижу тебя здесь, — произнес он. — Возможно, слишком быстро, но привык. Было бы 
странно, если бы я тебя не увидел.
— Нет!!! — Гермиона отшатнулась, будто рядом стоящий с ней человек был проклятым. — Нет, это 
неправильно, к этому нельзя привыкать, — она говорила так яростно, пытаясь заставить в это
 поверить в первую очередь себя, а потом его. — Это совсем неправильно.
Огонь иссяк, девушка замолчала, ее глаза печально смотрели на Слизеринца... Она ждала его ответа,
 ждала того, что этот ответ будет согласием, но он молчал.
Прошла минута, а может и больше, а она все ждала ответа, ее взгляд умолял согласиться с ней, 
чего делать Драко не спешил. Он хотел подождать, дать ей возможность истерзать себя сомнениями… 
и она терзалась… достаточно долго, чтобы начать сомневаться в своих словах и тогда…
— Ты действительно думаешь, что мы не должны видеться здесь? — спросил он тихо и совсем 
ненавязчиво.
— Я… — она отступила по направлению к двери. Глаза испуганно перебегали с парня на выход из башни
. — Я действительно не знаю.
Драко видел, как Гермиона пятилась к двери, она уже рядом... Ей еще рано уходить, пусть потерпит
 немного. Он шагнул к ней:
— Тогда скажи мне, когда узнаешь, — прошептал парень ей на ухо. — А до этого приходи сюда, 
Гриффиндорка.
Она задрожала, он почувствовал ее дрожь через одежду, бывшую единственной преградой. На глаза 
девушки навернулись слезы страха, отчаяния и боли, она все еще не хотела сдаваться, хотя проиграл
а… у нее не было ни единого шанса на победу. Глупая, наивная... Она этого еще не поняла.
— Я буду приходить, — выдохнула Гермиона, ее рука сжала ручку двери. — Но только до тех пор, пока
 не скажу ответ.
Она, распахнув дверь, выбежала и быстро побежала по лестнице. Драко задумчиво смотрел ей вслед. 
Она его, эта глупая девчонка уже принадлежит ему, но нужно укрепить власть. Гриффиндорка не 
сможет противостоять ему, будет исполнять все его приказы, а потом он окончательно ее сломает… 
как игрушку, как фарфоровую куклу и на этих осколках будет праздновать свою победу. 
Она первая, за кого Драко взялся всерьез — первая, но не последняя. 
Холодный, пронзительный ветер беспощадно терзал тело юноши, но он не обращал внимания. Серые глаз
а были устремлены к такому же серому небу, но мысли пребывали рядом с Гриффиндоркой.
Моя милая и наивная, осталось совсем немного до тех пор, когда ты станешь унижаться передо мной.
 К несчастью… твоему несчастью,  этого не избежать. Я уже чувствую власть над тобой, но она 
слаба. Каждую ночь ко мне приходит твой порабощенный образ, небывалое вдохновение течет сквозь 
меня, оно заключило в свой круг и не хочет выпускать. Я добьюсь конечной цели.
Какие приятные мысли приходят в голову. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он 
остался один на этой башне? Наверное, много, но это не важно.
Драко вернулся в подземелья, такие сырые и мрачные, такие родные. В гостиной сидело несколько 
человек, среди них была и подруга детства — Паркинсон. Панси, жгучая брюнетка, с выразительными 
зелеными глазами кокетничала с каким-то шестикурсником. Увидев Драко, она приветственно кивнула,
 он ответил тем же, но к его удивлению Слизеринка одним кивком не ограничилась. Она, наскоро 
попрощавшись со своей “жертвой”, поспешила к Малфою.
— Решила вспомнить старого друга? — Драко усмехнулся.
— Мы никогда не были друзьями, — заметила она с улыбкой искушенной кокетки. — Друзьями были наши 
родители и нас вынуждали дружить.
— Да ну, — парень с ленивой грацией прислонился к стене, — а мне казалось, что ты не против со
 мной общаться.
Она снова улыбнулась.
— Конечно не против. Меня всегда тянуло к красивым людям.
Драко довольно улыбнулся… впрочем, Панси явно настроена серьезно… мужа что ли ищет? Родители-то
 мертвы, она сама теперь должна этим заниматься. Так дело не пойдет, он не собирается спешить 
обременить себя узами брака, если вообще это сделает.
— Польщен, — она собиралась еще что-то сказать, но Драко ее перебил: — я пойду к себе в комнаты.
Он уснул почти сразу, прочитав лишь пару страниц ветхого тома под названием: “Век ритуалов”, 
интересная книга, надо заметить.     

Следующее утро было для Гермионы гораздо хуже предыдущего. До рассвета она металась по кровати, 
а сна не было ни в одном глазу. Проклятый Слизеринец, зачем он так с ней? 
Вид в зеркале был слишком удручающим. Бледное лицо, круги под глазами, на голове… лучше
 промолчать, а завтра ведь Хэллоуин, сегодня решили устроить бал, надо подготовиться к нему. Она 
была рада, что не нужно идти на уроки — так почему-то решил Дамблдор, будет время заняться 
собой или хотя бы не испугать друзей своим кошмарным видом. Впрочем — девушка усмехнулась — она 
сейчас на самую настоящую ведьму как раз и потянет, такое же страшилище.
Чтобы исчезли круги под глазами, пришлось воспользоваться тональным кремом, совсем немного, 
чтобы он был незаметен, так же нужно было наложить немного румян, а ними лезть на самое дно
 чемодана — думала, что не пригодятся. Последним этапом было расчесывание волос и стягивание их 
резинкой. После всего этого девушка вновь внимательно посмотрела на свое отражение. Так-то лучше,
 почти как обычно, только вот глаза какие-то тусклые, совсем не блестят… будет она еще с глазами 
возиться, уж увольте.
Быстро одевшись, Гермиона спустилась в гостиную, где уже были Джинни и Гарри, которые — 
удивительно! — играли в шахматы и что-то обсуждали. 
— Доброе утро, — девушка, постаравшись натянуть на лицо беззаботную улыбку, уселась в рядом 
стоящее кресло.
— Похоже наша староста решила вернуться к прежней активной жизни? — заметила Джинни, передвигая 
фигуры на доске. — Шах и мат, Гарри. 
— Она играет даже лучше Рона, — пожаловался темноволосый парень Гермионе, признавая свое
 поражение. — Все, надо завязывать с этим.
Гриффиндорка довольно улыбнулась — у нее получилось обмануть друзей. Теперь надо продолжать себя
 так вести.
— Вы идете на завтрак? — позевывая, с лестницы спускался Рон.
Гарри фыркнул.
— Вы, мистер Уизли, на завтрак давно опоздали… обед скоро.
— Что? — встрепенулась Гермиона.
Взгляд Джинни вновь сделался подозрительным.
— А ты разве не знала?
— Конечно, знала! — слишком поспешно ответила староста. — Просто… просто я не думала, что обед 
так скоро, мне нужно было забежать в библиотеку, может, сейчас успею.
Не дождавшись ответа друзей, Гермиона выскочила из гостиной. Что за день! Она неторопливым шагом
 пошла в библиотеку. 
Там Гриффиндорка отыскала книгу по Нумерологии и уселась читать.
Время пролетело незаметно, девушка оторвалась от книги лишь тогда, когда почувствовала сильный 
голод… обед она прозевала, придется идти на кухню.
Гермиона шла по коридорам, полностью погруженная в свои мысли. Книга помогла на некоторое время
 отвлечься, но сейчас, когда она уже не читала, сразу же вспомнился Слизеринец, о котором совсем
 не хотелось думать… что с ней происходит? Она не знала ответа, или не хотела знать.
— …и на Уизли наложили взыскание, — услышала она слова шестикурсника из Слизерина, это заставило
 ее остановиться на месте и прислушаться к разговору.
— Драко молодец, — согласился еще один Слизеринец. — Он самый хладнокровный человек, которого я 
знаю. Сохранит безразличие всегда… никогда не забуду выражения лица Поттера, когда Снейп сказал,
 что виновен Уизли и назначил рыжему идиоту наказание.
— Жаль, что Драко отказался от метки, он бы стал великим Упивающимся, гораздо лучше своего отца,
 — подал голос еще один студент со змеиного факультета. — Я слышал, он половину лета провел в 
бегах от Темного Лорда и выжил. До сих пор его уважаю.
— Его все уважают на нашем факультете, — усмехнулся его друг. — А с отказом от метки его немного 
зауважали и другие факультеты. По крайней мере, Рейвенкловцы и Хаффлпаффцы, Гриффиндорцы-то за
 Поттера, а они с Драко враги на всю жизнь. Сегодняшняя разборка лучшее тому доказательство.
Они опять устроили драку!
Гермиона решила, что кухня может подождать. Подумать только, ведь сегодня бал! Девушка чуть ли 
не бежала в сторону гостиной и как назло в кого-то врезалась.
— Смотри куда идешь, грязнокровка, — вставая и отряхивая одежду, выплюнула Панси. — Черт, я 
сломала ноготь!
— Я спешу, Паркинсон, дай пройти, — Гермиона не собиралась любезничать со  Слизеринкой, которая 
в свое время здорово попортила ей жизнь. 
—  Из-за тебя я сломала ноготь, — зеленые глаза запылали гневом, во взгляде сквозило презрение,
 смешанное с ненавистью. — Чертова маггловская сучка!
Гермиона не стала выслушивать порцию ругательств в свою сторону. Отстранив Паркинсон, она 
побежала дальше, чувствуя, как спину ей сверлит злой взгляд полный ненависти. 
Ничего, Слизеринка всегда найдет возможность отомстить проклятой Гриффиндорке… 

Устало опустившись на кресло, девушка прикрыла глаза. Ну и где они могут быть? Впрочем, мест-то 
не так уж много: хижина Хагрида, Выручай-комната или библиотека… больше негде. Скорее все они у
 Хагрида, надо же кому-нибудь пожаловаться на Малфоя.  
Гермиона нетерпеливо посмотрела на часы: через два часа ужин, там и встретятся, она не собирается
 повсюду за ними бегать словно нянька… а приходится. Гермиона невесело усмехнулась.

Когда Гриффиндорка пришла в свою спальню, ее преследовала мысль, что она о чем-то забыла, о 
чем-то важном. Но как девушка ни пыталась вспомнить, память нагло молчала. В таких мучениях 
прошел целый час, пока в комнату не зашла Джинни. Окинув подругу удивленным взглядом, она 
изумленно спросила:
— Ты что не готовишься к вечеру? Сегодня же бал!
Вот оно что! Она забыла о нем! Гермиона с силой сдавила виски. Что с ней происходит? Что…
— Гермиона, ты в порядке? — Джинни подалась вперед.  
— Да, Джинн, я в порядке, — староста с трудом смогла выдавить невинную улыбку, которая, однако,
 не произвела на младшую Уизли должного впечатления. Она продолжала смотреть на свою подругу с 
прежним подозрением. — Ну, ладно. Я не в порядке. Теперь ты довольна? — не дав Джинни опомниться,
 Гермиона продолжила. — Это все Гарри и Рон, они опять поругались с Малфоем, я этого даже не 
видела. И еще  не знаю, где они пропадают. Рону, кажется, наложили взыскание, но сегодня 
праздник и…
Взгляд шестикурсницы сделался хмурым и неприветливым. Сначала Гермионе показалось, что она 
избежит этой темы, но Джинни заговорила:
— Они сами виноваты, — резко бросила она, садясь в широкое кресло. — Пора бы уже привыкнуть к 
придиркам Малфоя, а Рон все никак не может на это спокойно реагировать. Гарри тоже хорош, нет бы
 остановить моего взбалмошного брата, так он сам хотел в драку полезть!
Гермиона откинулась в кресле, задумчиво смотря в потолок. Опять Малфой. Опять страх за… а 
вправду за что страх? За себя? Она никогда не боялась за себя, если говорить о смертельной 
опасность… нет, она, конечно боялась, но страх потерять друзей был сильней. А теперь она боится
 потерять себя. Но почему она боится?
Девушка откинула навязчивые мысли в сторону и вновь обратилась к Джинни.
— Значит ты все видела… расскажи, как это произошло, я хочу знать все подробности.
Джинн пожала плечами, и неохотно принялась рассказывать. 
— Малфой за обедом был мрачнее тучи, это было заметно всем, — Гриффиндорская староста 
почувствовала неприятный укол сердца — это страх, но не за него, а за того, кто стал причиной 
его злости… бред. — Мы с ним встретились на выходе, он говорил что-то рядом стоящей Панси, я не
 слышала слов, но зато видела, как покраснел от злости Рон, он услышал их разговор, так как 
стоял ближе всех. Мы с Гарри и моргнуть не успели, как он двинулся к Слизеринцам, при этом 
грязно ругаясь. Малфой, естественно, начал над ним издеваться, ты же знаешь, как он это делает в
 последнее время: вежливый тон, а сами слова… от вежливости убить его хочется еще сильнее, 
раздражает ужасно. Ну, Рон и взбесился от его обыденных на первый взгляд фраз, Гарри тоже готов
 был последовать за моим братцем-идиотом. Но я заклинанием не давала ему двинуться с места. 
Снейп пришел буквально через две минуты. К сожалению, их было достаточно, чтобы окончательно 
вывести из себя Рона. Кребб и Гойл не смогли ему помешать, — Джинни хихикнула. — Видела бы ты их
 лица — единственное, что в этой истории радует… — она на секунду замолчала. — Рон разбил губу
 Малфоя, тот в ответ поставил ему фингал под глазом, — Гермиона удивлялась, как монотонно и 
безжизненно звучал голос “рыжей бестии” — так называл свою подругу Дин Томас — словно она 
произносила заученный текст. Гриффиндорка внимательно посмотрела на девушку — она, определенно,
 была либо зла, либо сильно расстроена. Вдруг в голосе Джинни зазвучал неподдельный гнев. — Они
 вели себя как мальчишки! Гарри не хотел, чтобы я тебе это говорила. Да, на Рона наложили 
взыскание… после того как он сможет выйти из больничного крыла. С Малфоем ситуация не лучше, но 
мне на него наплевать, а Рон… я никогда не видела, чтобы он так злился! Он даже Снейпа 
проигнорировал. А когда мы привели его в больничное крыло, все еще норовил придушить Малфоя,
 который был в соседней комнате. Что именно тот сказал на выходе из Большого зала, мы так и не
 узнали от Рона, он отказался отвечать на этот вопрос. Потом Снейп вновь подошел к нам, он 
провожал Малфоя в больничное крыло, в дверях стояло несколько Слизеринцев… — Джинни прикрыла
 глаза. — Он назначил Рону наказание: в течение этого месяца чистить подземелья под наблюдением 
Филча… Я думала, что Гарри Снейпа собственноручно растерзает. А Снейп будто и хотел, чтобы
 “любимец Дамблдора”, как он его назвал, тоже сорвался, он сам его провоцировал, Гермиона! Что
 сегодня за день такой, все как будто с цепи сорвались, ни Гарри, ни Рон, ни Снейп, ни даже 
Малфой не вели себя как обычно, да что там Малфой — ты тоже какая-то другая!
— Речь не обо мне, Джинни, — резко возразила Гермиона. — Кстати, ты-то к балу готова, а я нет, 
а еще в лазарет зайти надо. Я-то думала, они у Хагрида, как обычно после стычек с… с Малфоем. 
Гарри ведь с Роном?
Джинни в ответ только кивнула.

На балу Гермиона пробыла совсем недолго, лишь показалась — это нужно было потому, что она 
староста. Как только с официальной частью было покончено, девушка направилась в больничное крыло.
 Вид Рона нисколько ее не утешил, а Гарри своими словами лишь ухудшил настроение. Как она 
выяснила — Малфой все еще должен был находиться в крыле, а значит на Северной башни она его не 
встретит. Это к лучшему… после сегодняшнего. Встречи должны прекратиться. То, что случилось в 
обед, лишь тому подтверждение: такие, как он, никогда не смогут сотрудничать с людьми ее круга 
общения. 
Так и не переодев бального платья, Гермиона направилась в башню. Она не взяла с собой ни теплого
 плаща, ни еще чего-либо, что помогло бы ей уберечь себя от холода. Ей хотелось почувствовать
 этот холод, который так привлекал Слизеринца… всего один раз, последний раз, когда она ночью 
поднимается на Северную башню. Его там не будет, а значит, теперь ее ничто не может удержать. 
Этот день даст возможность раскрыть крылья, вырваться из липкой паутины, потому что в месте, где 
они встречались, сегодня его не будет. 
Эти мысли принесли долгожданное спокойствие, страх исчез. Окрыленная, Гермиона поднималась по 
лестнице. Вот и дверь, надо только ее открыть. 
Тонкие пальцы обхватывают ручку и медленно ее поворачивают, слабый щелчок громом отдается в ушах 
девушки. Дверь открыта.
Леденящий душу ветер безжалостно треплет бальное платье. А в сердце снова страх… он здесь, он…
Гермиона подавила неожиданный порыв бежать отсюда, куда глаза глядят. Его тут нет, он в лазарете.
 А ее страхи вызвал холод и темнота.
Сердце жалобно сжималось в груди, пока она делала робкий шаг на незащищенную площадку. Немножко 
пройти и можно будет оглядеться, всего лишь пару шагов.
И она их делает, эти шаги, которые бросают ее в липкие сети… крылья обрезаны. Он здесь, этот 
ненавистный Слизеринец, который привязал ее к себе. Он стоит в дальнем углу площадки, сегодня
 плащ лежит у него на плечах. Какая ирония! Они поменялись местами. Гермиона пришла без верхней 
одежды, тогда как Драко захватил с собой плащ. 
Страх, безосновательный страх, вынуждающий бежать, пока он не повернулся…
Слишком поздно…
Малфой с ленивой грацией повернулся в ее сторону. Глаза цвета свинцового неба с небывалым 
вниманием взирали на нее. Он неторопливо подходил к ней, а девушка отступала. Пока спина не 
коснулась шероховатой поверхности стены, заставившей тело содрогнуться от пронизывающего, словно 
тысячи кинжалов, холода. 
Слизеринец загнал ее словно змея маленького кролика. В карих глазах плавал раскаленный страх, но 
он предпочел не обращать на него внимания. Гермиона зажмурилась, когда его рука коснулась 
пружинистого локона.
— Я ждал тебя, — тихо прошептал он, накручивая на палец прядь тугих волос.
— Ты не должен здесь быть, — сквозь сковывающий голос страх смогло пробиться одно предложение.
— Разве я мог пропустить встречу с тобой? — он усмехнулся. — Ты ведь обещала приходить, не так
 ли?
Мысли Гермионы заметались. Что… что сказать? Почему он так…
Девушка резко вздохнула и сразу же почувствовала, как холодный воздух проникает в легкие… как же 
холодно, надо уйти из этой башни навсегда…
— Мы не должны видеться, — выдохнула Гермиона. — И не будем, я больше сюда не приду, ты совсем
 меня запутал, этого не должно быть… а еще, — она бормотала что-то бессвязное, чувствуя, как 
слезы медленно начинают душить ее. Да что он с ней делает! Кем она стала за последние дни?! 
— Ты больше не придешь, — Малфой… он еще не отпустил ее локон. Теплые пальцы словно ненароком 
коснулись холодной щеки. — Значит, так ты решила?
— Я…
Драко резко отошел от нее, подойдя к самому краю площадки. Теперь он видел только лес, полностью 
игнорируя присутствие девушки. 
С замиранием сердца Гермиона смотрела на темный силуэт. 
— Малфоя, я… — Гриффиндорка нерешительно подошла ближе. Почему она не уходит?! Ведь он ее не
 держит, не мешает своими вопросами. Замечательный шанс освободиться, почему она не уходит?
 Стоит и смотрит на него, такого холодного и неприступного.
Девушка нерешительно касается его плеча, рука дрожит от холода, но это не единственная причина.
Слизеринец опять поворачивается, окидывая ее взглядом.
— Красивое платье, но зачем ты пришла сюда без мантии?
Что она могла ответить на этот вопрос? — Хотела узнать, каково это — любить холод, вот и не 
надела… глупо.
— Я не знаю, просто так решила, — она смотрит в пол, не смея поднять глаза, словно провинившийся
 ребенок.
Зашуршала мантия, но Гермиона не обратила на это никакого внимания, пока теплая ткань не легла 
на ее хрупкие плечи. 
Теперь карие глаза с изумлением смотрели на стоявшего перед ней юношу.
— Тебе ведь холодно, — ответил он на безмолвный вопрос, — а я как раз искал возможность от нее 
избавиться.
— Спасибо, — она продолжала внимательно смотреть ему в глаза. — Почему после обеда ты сцепился с 
Роном?
Если Слизеринца и удивил этот вопрос, то он не подал виду.
— Зачем тебе знать ответ, когда я сам его еще не полностью осознаю… Уизли сам решил, как 
закончится наш спор.
— Спор! — невольно возмутилась Гермиона. — Теперь это называется спором! Рону придется месяц 
ходить на наказания…
Легким прикосновением пальцев к алым губам он заставил ее замолчать. Слизеринец ненавязчиво 
повернул девушку к лесу. Теперь он стоял позади нее.
— Я помню, как боялся этого леса на первом курсе, боялся его долго, но страх ушел, — его губы
 почти касались ее уха.
— При чем здесь…
— Страх ушел внезапно, — он продолжал шептать малопонятные для Гермионы слова. Она отключилась
 от внешнего мира почти сразу.
Сквозь туман она чувствовала, как на талию легли сильные руки, а его губы все продолжали 
завораживающе шевелиться. Гермиона откинула голову на плечо Слизеринцу. Теплое дыхание приятно
 щекотало шею…

Очнуться от сладкого забытья девушке помогла наступающая заря. С уходом ночи разум вернулся. 
— Я должна идти, — неуверенным, осипшим голосом прошептала Гермиона.
Над ухом раздался серебристый смешок.
— Пожалуй ты права, уже рассвет, — Драко неторопливо убрал руки с талии девушки. — Полагаю, я 
должен сказать спокойного утра?
Гермиона растерянно заморгала.
— Что?… Да, конечно… — она замялась. — Я пойду.
— До скорой встречи.
Она не помнила, как добралась до своей комнаты и уселась за стол. Раскрытый дневник лежал перед 
ней, готовый для новой записи. А написать нужно было многое…

31 октября, 1997 год. Пятница.

Не знаю, почему я написала это число, хоть уже давно минула полночь, трудно считать ночь уже 
следующим днем, но для меня именно сейчас Хэллоуин…
Опять я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, а боль терзает тело… это не только слова — 
это быль, суровая быль. Сегодня я думала, что смогу освободиться, но все оказалось иначе. Целый
 день прошел как в бреду, и лишь к вечеру появилась надежда, которая быстро разбилась вдребезги.
Когда Рон поругался с ним, я думала, что не увижу его…
Черт! Как запутались мысли, пока я бежала из башни сюда, то знала, что буду писать, а теперь… а 
теперь растерянность. 
Мы целую ночь простояли на Северной башни, и мне было хорошо там, с ним. Но ведь это неправильно,
 мы враги, я знаю, что должна прекратить эти встречи, но не могу… и не смогу. 
Я не смогу… чертовы слезы, они опять капают на пергамент, надо успокоиться, обязательно………
Почему я теперь такая? Слезы наворачиваются на глаза, как только думаю о нем, а теперь это 
происходит слишком часто. Почему он! Я не знаю, что этот чертов Слизеринец со мной сделал! 
Хочется кричать, но этого крика никто не услышит, никто не поймет. Я не могу быть с ним, но я и
 не могу быть без него. Странно это… и страшно…
А ведь теперь я знаю, чего боюсь. Я сразу поняла, как только увидела его вновь стоящего на башне. 
Я боюсь за свою свободу, это ее он отнимает. Но плохо ли мне без нее будет? Малфой жесткий 
человек, но со мной он в последнее время другой… Мне нравится проводить с ним время, мне 
нравится его присутствие…
Что я пишу! 
Как будто я разделилась на две половинки, одна из них хочет быть с ним, другая боится его, 
сторонится. С горечью я осознаю, что второе мое Я разумнее чем то, что хочет быть с этим 
Слизеринцем… он ведь учится на факультете Салазара Слизерина!  
Это предательство по отношению к Гарри и Рону, я предаю их, ходя каждый день на встречи с ним. 
Даже двое самых дорогих мне людей не могут повлиять на мои решения  теперь. А ведь они 
единственные, кто мог бы это сделать. Или он теперь дороже их?.. Какой бред, хочется разорвать
 этот листок, но… я этого не сделаю. Когда я завела дневник, то решила, что буду писать там всю
 правду, даже если эта правда мне не нравится.
Должна ли я рассказать им или нет? Они ведь не поймут. Придется все скрывать, я боюсь, что,
 узнав правду, Гарри и Рон отвернутся от меня, боюсь остаться без них. 
Я стала слишком доверчивой, ведь теперь и Джинни для меня много значит, конечно не столько, 
сколько ее брат или Гарри, но и она для меня много значит…
Надо заканчивать писать, а то это все уже похоже на лепет младенца, на детские проблемы… если бы
 так!
Я расскажу Гарри и Рону правду, но не сейчас. Слава Мерлину, я всегда правдоподобно обманывала, 
хоть и ненавижу лгать…

Захлопнув тетрадку, Гермиона отодвинула ее подальше. Ей совершенно не понравилась запись, 
сделанная сегодня. Это было так на нее не похоже.
Девушка устало прикрыла глаза, спрятав лицо в руках. Нужно выспаться, утром она проснется и
 поймет, что все это страшный сон… да, именно так и будет.
Гермиона быстро приняла ванную и залезла в теплую кровать. Желанный сон пришел мгновенно, но 
будет ли утро радостным?..

После Кануна Дня Всех Святых прошла уже неделя. В права вступил дождливый ноябрь. Почти каждый 
день свинцовое небо одаривало обитающих на земле новой порцией холодного ливня. Но эти дожди 
совсем не мешали двум темным силуэтам в ночи встречаться на Северной башне. 
Холодные ветры наблюдали за странной парой, слушали их беседы, которые были иногда короткими, а
 иногда… иногда две фигуры проводили на башне всю ночь. О, эти странные люди, им не понятно то,
 что видят ветры или дождь, или деревья. Для сил стихий жизнь человека, будто раскрытая книга,
 все их желания, все мучения как на ладони.
Этот светловолосый юноша, он опасен для них, людей, особенно для девушки, стоящей рядом с ним.
 Его желания очевидны, боль и мука ожидают идущих рядом с ним. Девушка, этот наивный, только что 
расцветший цветок, завянет на глазах, он ее сломает, переломит хрупкий стебелек одним 
ненавязчивым движением руки. И этого не избежать.
Ведь сегодня они опять здесь…

Драко внимательно следил за Гермионой, изредка ежившейся от холодного ветра. Да, ей было холодно,
 но она продолжала сюда приходить. Она приходила из-за него. Гриффиндорка уже полностью 
принадлежит ему, пусть и не телом, но и это скоро произойдет. Она еще пытается делать вид, что 
ничего не происходит. Но он-то видит как загораются ее глаза при встрече с ним, как она пытается 
ненавязчиво убедить друзей, что он другой. А эти друзья все сильнее беспокоятся за подругу… 
скоро беспокойству придет конец, они узнают о ее предательстве и отвернутся от нее, а он лишь 
воспользуется моментом, чтобы утешить влюбленную Гриффиндорку… влюбленную в него. И все-таки она 
сильная, никогда он не встречал такого сопротивления своим же желаниям… но и сильных ломают, 
только надо найти подход.
— Когда ты перестанешь задирать моих друзей? — ее голос звучит недовольно.
А он уже успел забыть о сегодняшней стычке в коридорах Хогвартса.
— Я ничего не делал, — Драко поворачивается к лесу. Пусть она сама сделает выводы из этого
 ненавязчивого движения.
Реакция не заставила себя ждать.
— Малфой, — она еще не может произнести его имя вслух, хотя ей хочется, он это знает. — Малфой,
 послушай, мне надоело каждый раз находиться между двух огней. Надоело все скрывать.
— Я тебя здесь не держу, — он резко поворачивается и успевает заметить, как гневом вспыхивают ее 
глаза. 
Но это мимолетный порыв, и  вот она вновь в его власти. Карие глаза наполняются слезами, она 
порывается уйти из башни, но он ее задерживает, схватив за плечи.
— Ты не понимаешь, чего требуешь, — Драко говорит тихо, но он знает, что стоящая рядом девушка 
слышит каждое слово. — Послушай, ты можешь представить, как будет выглядеть, что я прохожу мимо
 Поттера и мило ему улыбаюсь? Знаю, что ты не это имела в виду, и я не могу тебе обещать, что 
подобного сегодняшнему не повторится, но могу пообещать постараться, — он усмехается, — вести 
себя приличнее.
Несколько слезинок скользят по ее щекам, но она улыбается через силу.
— Спасибо.
Гриффиндорка в порыве благодарности обнимает его. Он, не медля, обхватывает руками ее талию и 
зарывается лицом в мягкое облако темных волос. 
— Ты пообещал, — спустя пять минут шепчет она, отстраняясь. 
— Конечно.
Гермиона приподнимается на цыпочки и слабо касается его губ своими мягкими, как лепестки роз, 
губами… их первый поцелуй.
— Я пойду.
— До скорой встречи, — они всегда так прощаются.
Она ушла, а он все еще стоит на башне, где холодные ветры атакуют со всех сторон. Рука быстро
 касается губ, по которым скользит легкая улыбка, вкус победы пьянит.  Очень скоро он приступит
 ко второй части клятвы… очень скоро.
Драко спускается в подземелья и заходит в гостиную. Уже в который раз за последние две недели к
 нему подходит Панси Паркинсон.
— Почему такой довольный вид? — лениво облокотившись на кресло, интересуется она.
— Причин много, — Слизеринец окидывает ее оценивающим взглядом. Он уже больше недели спит один,
 пора это исправлять. — Ты чем-то занята?
Глаза темноволосой девушки хищно вспыхивают, она уже знает, что последует за этими словами… как
 тривиально…  
Уже у него в комнате они полностью обнажены. Красивые тела сплетаются в эротическом танце, стоны 
 наслаждения часто вырываются из груди девушки, им вторят хриплые стоны юноши. Воздух пропитан 
страстью и болью адского наслаждения… они горят в Аду своего желания, оба… особенно он, 
предавший первый поцелуй невинной девушки на ложе своего вожделения.

 Часть 2. Муки Ада. 

Гермиона впервые в жизни чувствовала себя по-настоящему счастливой, лишь маленькое облачко
 мешало ей полностью наслаждаться этим счастьем, но это облачко ничто, по сравнению со счастьем,
 которое девушка сейчас испытывала. Она любила, впервые в жизни. Любила до безумия.
Ради него она готова на многое. Девушка знала, что это сумасшествие — любить его, но по-другому 
не могла.
До наступления зимы осталось полторы недели, но уже успел не раз выпасть снег. Ночные встречи
 перенеслись в Выручай-комнату, правда иногда они все-таки приходили на Северную башню, ведь он
 любит холод…

Гермиона со счастливой улыбкой вошла в гостиную Гриффиндора. Гарри и Рон как обычно играли в
 шахматы, но когда подруга подошла к ним, их тихий разговор быстро угас.
— Я помешала? — непонимающе спросила девушка.
— Нет, что ты, — поспешно отозвался Гарри. — Как ты себя чувствуешь?
В глазах Гермионы вспыхнуло раздражение.
— Почему вы каждый раз начинаете беседу с того, что хотите узнать, как я себя чувствую! — 
воскликнула она. — Со мной все в порядке! Запомните это, пожалуйста.
— Они беспокоятся о тебе, Гермиона, — рядом стала Джинни, которая до этого разговаривала с Дином.
 — И я тоже, ты… слишком радостная.
— А это теперь считается первым признаком болезни? — язвительно отозвалась девушка.
Друзья смущенно потупили глаза.
— Мы имеем в виду, что ты что-то скрываешь, — выдавил, наконец, Рон. — Потому что повода для 
счастья никакого нет… если ты только не радуешься наступающим экзаменам.
На миг Гермиона испугалась. Что будет, если они узнают о Драко? Они не должны узнать. И будь она
 проклята, если сама расскажет им правду, ей не хочется потерять друзей.
— Не говори глупостей, Рон, — ответила Гермиона, тон ее был как обычно в последнее время слегка 
язвительным, но одновременно и серьезным. — Я не радуюсь экзаменам, но это не значит, что к ним
 не нужно готовиться. А счастье… разве человек не может быть просто в хорошем настроении? 
Послушайте, хватит обо мне беспокоиться, когда причин нет. Ладно?.. Пойдемте на завтрак.
В холле возле Большого зала они увидели Слизеринцев. Гермиона тут же встретилась с ним взглядом,
 он незаметно кивнул в знак приветствия. Лицо девушки осветилось мягкой улыбкой, но ее быстро 
согнало беспокойство. Надо скорее увести Гарри и Рона подальше от него, их постоянные стычки 
ужасно надоели.
— Гермиона, ты идешь в Хогсмид на выходных? — накладывая себе на тарелку еду, спросил Гарри. 
— Что? – девушка досадливо поморщилась. — Я не знаю, Гарри. А что?
— Если ты со мной не пойдешь, то можно спокойно вешаться. У Рона свидание с Ханной, Джинн с 
Томасом идет… а я как всегда один, — ярко-зеленые глаза жалобно смотрели на нее. — Ты же не 
хочешь, чтобы я скончался подобным образом?
Гермиона засмеялась.
— Ну, раз так, то я пойду. Как никак, скоро Рождество, надо побеспокоиться о подарках для вас, — 
она бросила взгляд на часы. — Если мы не поторопимся, то рискуем опоздать на зелья.
— Только этого мне не хватало, — мрачно произнес Рон, одновременно поспешно заглатывая еду. — Он 
обязательно назначит еще пару месяцев наказания… эти взыскания под наблюдением Филча меня просто
 убивают.
Гриффиндорка сочувственно ему улыбнулась.
— Потерпи, десять дней осталось… зато будешь знать, как ввязываться в драку. 
Ответом ей был еще более мрачный взгляд васильковых глаз.

Как же она любила вечер. Гермиона знала, что скоро встретится с Драко. Ее любимые часы, когда 
она полностью счастлива, когда все заботы уходят далеко-далеко. И вот она опять стоит у
 Выручай-комнаты. Скоро они увидятся. 
Девушка заходит внутрь. Такая же обстановка, как и в предыдущие дни: мягкая и уютная. В кресле 
сидит он, глаза обращены к пылающему в камине огню.
— Почему ты не любишь огонь? — Гермиона села рядом. — И вообще тепло. Я хочу знать, Драко. 
— Потому что его слишком много во мне, — его голос как обычно тихий,  он чарует.
— Как это понимать? — девушка сосредоточенно сдвинула брови.
— Никак, — просто ответил Слизеринец. — Иди ко мне.
Она садится ему на колени и, положив голову на грудь, закрывает глаза. Он тут же приподнимает ее 
подбородок и мягко касается губ.
Гермиона с жадностью отвечает на поцелуй. Какое счастье быть с ним, любить его. Проворный язык 
заставляет трепетать от желания, умелые руки приятно ласкают тело. Как хочется, чтобы этот 
момент длился вечно. Пусть время замрет.
— Я люблю тебя, — когда поцелуй прекратился, прошептала она.
— Я тоже.
Карие глаза засияли от счастья. Он любит ее! Он и вправду ее любит!
Драко поднимает девушку и несет на кровать. Он переходит запретную черту, пока запретную. 
Гермиона знает, что еще не готова доверить ему свое тело, она не понимает почему, но просто еще 
не готова. А тело горит от страсти, требуя ласки, почему же она его останавливает всегда, когда 
они заходят дальше, чем следует. 
Как необычно ощущать приятную тяжесть мужского тела, еще немного можно этим наслаждаться, но 
недолго, чтобы не зайти дальше, чем требуется.
— Драко, — в голосе звучит непокорность и сопротивление.
Слизеринец неохотно отстранился.
— Гермиона, я не буду ждать вечность.
— Я этого и не требую, — мягко улыбаясь, девушка проводит рукой по светлым прядям. — Мне нужно 
идти.
Он нехотя поднимается и подает ей руку.
— Я с нетерпением жду нашей следующей встречи.
На прощание Гермиона подарила ему быстрый поцелуй, который стараниями Слизеринца закончился 
отнюдь не скоро.
Счастливая, она выбегает из комнаты. Какое же это счастье – любить.
У себя в комнате тут же открывает дневник, куда стремится излить все свои чувства.

20 ноября, 1997 год. Четверг.

Раньше я и не знала, что человек может быть настолько счастлив. Я и вправду счастлива. Странно
 то, что ночью мое счастье не так сильно. Ночью есть страх. Да, он не исчез, а наоборот окреп. Я 
знаю, что лишилась свободы из-за Драко, но меня это не волнует, так почему же страшно? Гадкое
 чувство преследует ночью, кажется, что ты игрушка, которая делает то, что скажет кукловод. 
Читая эти строки, может возникнуть впечатление, что я говорю о Драко, но ведь он не кукловод, он
 человек, которого я люблю и буду любить всегда. И я не игрушка. Наверное, это просто ревность.
 Драко очень красив, от него многие девчонки без ума… странно, что он выбрал именно меня.  
Как все перемешалось. Всего месяц назад узнай я, что напишу, что люблю Малфоя, то решила бы, что 
на меня наслали Империус. А сейчас все по-другому, я другая, наверное, более взрослая.
В дневнике осталось половина страниц, последнее время я пишу очень много. Хотя все слова в 
основном о любви. Можно подумать, что меня ничто другое не волнует. Это не так. Сегодня 
почему-то хочется писать не только о Драко, но и о других. Например, Гарри и Рон, я совсем от
 них отдалилась, да это и не удивительно.
На выходных иду в Хогсмид с Гарри, может, у нас получится впервые за сколько времени нормально
 поговорить. Ведь у него тоже много проблем и забот, а самая большая из них — Темный Лорд.
 Наверное, ему трудно в Хогвартсе сидеть без дела, он  словно в клетке, хотя со мной и Роном не
 делится своими переживаниями. Впрочем, Рону он может и говорит, они чаще общаются друг с другом,
 чем со мной. Я их не виню, потому что сама отдалилась. Я люблю Драко, но не хочу, чтобы они это
 знали по понятным причинам. Иногда с дрожью думаю, что будет, если они все-таки узнают…
Все, заканчиваю писать. Глаза слипаются, завтра еще на уроки надо. А еще и запись какая-то
 трагичная вышла, наводит на мрачные размышления.

Отложив дневник, Гермиона быстро приняла ванную и залезла в теплую постель. И опять пришло
 странное, грызущее беспокойство. 
Девушка еще не осознала, что это за чувство, и вряд ли осознает. Ослепленная любовью, она 
слишком чиста и наивна, чтобы заподозрить своего избранника в измене. Она еще не знает жизни.

Драко был зол. Сколько можно ждать! Проклятая Гриффиндорка оказалась сильнее, чем он думал. Она
 до сих пор не готова ему полностью довериться. Надо подтолкнуть ее к этому шагу, и он знает,
 как это сделать. После случившегося она будет искать утешения, а он ей его даст.
Драко отложил “Обряды” в сторону и принялся одеваться. Завтра начинаются выходные, и его план
 следует осуществить сегодня, если он не хочет ждать до понедельника, а он не хочет. Устроить 
будет все легко.
Проснувшаяся Панси взяла в руки лежавшую на кровати книгу.
— Милый, что это? — зевая, спросила она.
Слизеринец бросил мимолетный взгляд на небольшой том.
— Просто книга, это для истории магии, доклад написать, — небрежно оборонил он, натягивая рубашку
. — Положи ее на тумбочку, а то я о ней забуду.  
Девушка послушно положила книгу в указанное место и стала подниматься с постели.
— Я пойду, приму утренний душ, — откидывая иссиня-черные волосы, сказала она. 
Драко внимательно следил, как его подружка идет через комнату, совершенно не стесняясь своего
 обнаженного тела. В глаза бросилось левое предплечье, на котором красовалась уродливая метка.
 Девушка стала Упивающейся этим летом, когда он избежал этого. Была ли Паркинсон для него опасна?
 Нет. Если бы Темный Лорд приказал ей убить его, то он либо уже был мертв, либо мертва была 
Панси. А они оба живы и уже в течение месяца наслаждаются в объятиях друг друга. Слизеринка была 
первосортной кокеткой, а ее познания в искусстве любви вызывали зависть у многих. Идеальный 
партнер, она совершенно к нему не липла, не объяснялась в любви. 
Насколько Драко знал, его подруга детства уже нашла себе мужа, какого-то богатого
 шведа-аристократа, тоже Упивающегося, и то, что он ей в деды годится, совершенно не мешало 
Панси выйти замуж. Ей же лучше, будет молодой женой при муже-старике, замечательные возможности 
открываются. А когда старичок скончается, а до этого не так уж и долго ждать, то она станет 
богатой вдовой, полностью распоряжающейся как и имуществом мужа, так и наследством своих 
родителей.
Впрочем, это сейчас не важно. Драко легким движением палочки призвал книгу, которую минуту назад
 держала в руках Панси. Скоро она уже была вместе с остальными книгами об обрядах. Паркинсон 
незачем знать, чем он увлекается. Придет время, и Темный Лорд вновь предпримет охоту на 
отказавшихся от метки, Панси обязательно будет в числе тех, кого за ним отправят. Ведь
 Волан-де-Морт так любит проверять, насколько ему подчиняются люди, так легче выявить предателей.
 Будь Люциус жив, его бы тоже послали за сыном.
— Драко, ты меня слушаешь? — полностью одетая Слизеринка нетерпеливо постукивала ногой по полу.
— Теперь слушаю, — парень накинул на шею зеленый галстук.
— Что ты собираешься делать на выходных?
— Утешать наивных Гриффиндорок, — тихо пробормотал Драко так, чтобы стоящая недалеко девушка 
его не услышала. — Я буду занят. Найди себе другую компанию для похода в Хогсмид.
— Вообще-то, я не это имела в виду, — она значительно покосилась на постель.
— Найди себе другую компанию, милая, — Драко чмокнул ее в губы, — я буду занят… Черт! Завяжи 
этот галстук!
Панси послушно принялась завязывать шелковый галстук.
— Значит, занят будешь, — протянула девушка. Без сомнения, она примерно догадывалась, чем
 именно он будет занят. Вдруг она лучезарно улыбнулась, — занят так занят. Мне тоже есть чем 
заняться.
— Вот и хорошо, — Драко накинул мантию на плечи.
   
Уже после обеда, когда он в компании Слизеринцев шел на уход за магическими существами, то в 
глаза ему бросилась небольшая группа Гриффиндорцев во главе с Поттером, рядом, естественно, были 
Уизли и Гермиона.
Глаза кареглазой девушки тут же загорелись внутренним светом, она как всегда была рада его
 видеть. Драко тоже любил смотреть на девушку, но смотрел он на нее либо как на зверька, которого
 он в будущем будет терзать, либо как на картину, красивую и неисследованную. О, да,
 Гриффиндорка была красива. С возрастом это стало очевидно для многих, пожалуй для всех, кроме
 ее друзей, которые видели в ней только подругу. Во время занятий она мало чем отличалась от
 других студенток, только что косметики на лице меньше, больше естественности.
Он желал ее как ни одну другую девушку, особенно сейчас, когда понимал, что цель очень близка.
 Драко хотел ее окунуть в тот Ад, который он испытывает всегда. Пусть она узнает ту
 сладострастную муку, которая сжигает его почти каждую ночь. Пусть она узнает, что такое огонь,
 который внутри терзает его тело. Возможно, тогда она поймет, как можно любить холод… Она будет
 страдать…
— Ну, сегодня, я эт, припас для вас кой-чё интересное, — грубый голос лесника, а теперь уже и
 учителя ухода за магическими существами заставил Драко отвлечься от своих мыслей. — Это так 
называемые… 
Дальше Слизеринец не слушал. Зачем ему это? Глаза весь урок были прикованы к группе 
Гриффиндорцев, среди которых стояла она, как обычно внимательно слушавшая урок. Рядом были
 Поттер и Уизли, которые, переговариваясь, не обращали на других никакого внимания. Это не 
важно, главное - эти двое сегодня узнают, почему их подружка стала другой, ведь они беспокоятся
 о ней.

Гарри неторопливо спускался в подземелья. Он хотел увидеть Рона, который отбывал наказание.
 Темноволосый парень знал, что друг должен вот-вот пройти по этому коридору, он должен его 
поймать до того, как тот дойдет до гостиной Гриффиндора. Сегодня Хагрид на уроке украдкой ему 
шепнул, что ждет его, Рона и Гермиону у себя в хижине после отбоя. По тону полувеликана, Гарри
 понял, что новость будет относиться к войне с Волан-де-Мортом.
Но так получилось, что ни Рону, ни Гермионе он не смог этого сказать раньше, теперь приходиться
 вылавливать их в двенадцать часов ночи. Девушку Гарри нигде не нашел, теперь оставалась надежда,
 что хоть Рон будет на месте. Карта Мародеров, как назло, сейчас была у Ремуса Люпина, который 
хотел следить за Хогвартсом, поэтому Гарри не мог узнать, где друзья.
— Чертов старый урод, — донеслась до Гарри брань лучшего друга. — Еще раз, и я за себя не 
отвечаю.
— Рон, — Гарри, тенью скользнув из-под темной ниши, стал рядом с высоким рыжеволосым парнем.
—  Черт возьми! –—зашипел он в ответ, — разве можно так пугать!.. Ты прикинь, этот старый
 ублюдок…
Рон как всегда в своем репертуаре. Даже не поинтересовался, что он тут делает.
— Рон, нам нужно сейчас идти к Хагриду, — перебил Гарри. — Гермиону я не нашел, так что идем 
вместе.
— Мантия-невидимка с тобой? — тут же стал серьезным Уизли.
В ответ темноволосый парень выудил из кармана небольшой сверток.
— Если нас поймают, то будут большие неприятности, — прошептал напоследок Рон. — В прошлый раз 
мы чуть-чуть не попались.
Он больше не был старостой, а значит, не имел права ночью ходить по Хогвартсу, не говоря уж о 
Гарри.
— Прорвемся, — усмехнулся Поттер, откидывая мешающие волосы со лба. 
Они, стараясь производить меньше шума, пошли по направлению выхода из замка. В школе было 
совершенно тихо, даже привидения, видимо, этой ночью решили не бродить по Хогвартсу. Вдруг
 тишину прорезал негромкий смех, парни на него даже не обратили бы внимания, зная, что в ночное 
время многим парочкам хочется уединиться в лабиринтах замка, но этот смех показался им слишком 
знакомым и родным.
— Гермиона, — едва шевеля губами, выдохнул Рон.
Гарри согласно кивнул. Значит у него не галлюцинации. И все-таки, что здесь делает Гермиона, 
которая, как он думал, уже видит десятый сон?
Парни замерли и стали старательно прислушиваться. Слышались шаги, которые постепенно становились
 ближе и тихие голоса, слов разобрать было невозможно. Но Гарри со стопроцентной гарантией мог 
сказать, что второй голос принадлежал кому-то мужского пола. С кем там Гермиона ходит по замку?
Голоса стали ближе.
— Куда мы идем? — сквозь смех спрашивала Гриффиндорка. 
— Потерпи.
Голос мужчины был знаком, но двое друзей  никак не могли понять, кто это.
— Драко, я серьезно!
Гарри почувствовал, как в горле у него пересохло. Или у него слуховые галлюцинации, или Гермиона
 только что произнесла “Драко”. 
Раздался тихий мужской смех.
— Драко, перестань, — нет, ему не послышалось, она сказала “Драко”. — Если мы и дальше так 
пойдем, то скоро начнем спускаться в подземелья, а мне этого совсем не хочется.
— Будь хоть немного терпеливой.
На этот раз Гарри узнал голос столь ненавистного Слизеринца. Но… но это невозможно, Гермиона,
 она не могла…
Гарри почувствовал, как Рон сделал порывистое движение вперед.
— Нет, Рон…
Но тот его не слушал, он быстро освободился от мантии. А Гермиона и Малфой уже сворачивали в их
 коридор…

Так они и застыли: Рон со сжатыми кулаками и сверкающими от злости глазами. У Гарри видна лишь
 половина тела… Создавалось неприятное ощущение, что кто-то разрубил его напополам.
Гермиона тихо охнула, отшатнувшись назад. Драко увидел, как на ее лице шок постепенно сменяется 
страхом, а потом ледяным ужасом. То, чего она боялась больше всего, произошло.
Сам Слизеринец наблюдал всю сцену как бы со стороны. Он даже не надеялся, что и Поттер будет 
здесь, но, похоже, мальчику-герою не сидится в комнате. Комичный же у него вид с
 мантией-невидимкой, накинутой на половину тела. А вот и Уизли, его реакция именно такая, какой 
ее представлял себе Драко. 
Нерушимой дружбе Гриффиндорцев пришел конец.
— Гермиона? — в голосе Поттера звучало непонимание и недоверие. — Что… ты здесь делаешь?
Девушка лишь отошла подальше, полными ужаса глазами смотря на друзей.
— Что ты с ним здесь делаешь? — выплюнул Уизли, тем временем взглядом пожирая спокойно стоящего 
Драко.
— Я… — Гермиона даже слов выговорить не могла от шока. — Гарри, Рон.
— Идем, — Поттер решительно схватил объятую ужасом девушку за локоть и поволок за собой. — Рон,
 идем.
Рыжий Гриффиндорец не сдвинулся с месте.
— Я хочу знать, сейчас же, почему вы, вдвоем, в двенадцать часов ночи гуляете по замку, при этом
 мило разговаривая друг с другом!
— Рон, пожалуйста, — прошептала Гермиона, даже не предпринимая попыток вырваться из железной 
хватки Гарри. Она бросила умоляющий взгляд в сторону Драко.
— Что значит, пожалуйста?! И не смотри так на него!!!
Драко хищно сузил глаза.
— Поттер, отпусти ее руку. А то у нее завтра от твоей мертвой хватки синяки будут.
На миг в коридоре воцарилась звенящая тишина. Никто не ожидал, что он сейчас заговорит.
—  Поттер, я сказал, отпусти ее руку, — холодно повторил Слизеринец.
— Драко, не надо, со мной все в порядке, — умоляюще прошептала Гермиона, в ее карих глазах 
заблестели слезы, которые особенно были виды в неровном свете факелов.
— ДРАКО!!! — вскричали оба Гриффиндорца.
Рука Гарри разжалась.
— Идем, Рон.
Подхватив друга, он потащил его за собой.
— Гарри, Рон! — они даже не повернулись. — Драко, я… я должна их найти, — несколько слезинок
 покатилось по ее щекам. Рука, которой она дотронулась до Слизеринца, мелко дрожала. — Извини.
— Гермиона, — предупреждающе окрикнул он девушку.
Теплые, но уже слегка влажные от слез губы на секунду в порывистом движении припали к его губам.
— Они должны меня понять, — как в бреду зашептала она. — Должны… Пожалуйста, я… надо идти.
Драко наблюдал, как Гриффиндорка быстро скрылась за поворотом. Теперь стало понятно, насколько
 важна для нее дружба с Поттером и Уизли. Признаться, он ожидал немного другой реакции. Тем не 
менее, все к лучшему… к лучшему… ей надо сделать выбор.
Развернувшись, Драко зашагал в Обитель Слизеринцев, в подземелья.

Она не нашла их, хотя прошлась по всем местам, где могли находиться друзья. Даже в комнату
 мальчиков заходила, но их и там не было. В три часа ночи, полностью измотанная, Гермиона
 практически упала в кресло возле камина. В Гриффиндорской гостиной в такой поздний час никого 
не было, что было только к лучшему. Слезы не переставая катились по щекам, руки мелко дрожали. 
Неужели… неужели они все узнали. Она так старалась скрыть правду, и все напрасно.
Ничего, они поймут… должны понять, ведь так? Они друзья уже семь лет, эти два человека ей ближе
 всех, они не могут… не должны от нее отвернуться. 
— Они поймут… — словно в забытье шептала девушка, она сплела пальцы рук, пытаясь унять дрожь. —
 Поймут…
— Гермиона, что ты… — в махровом нежно-зеленом халате, по лестнице спускалась сонная Джинни.
 Рыжие локоны свободно струились по плечам, спадая ниже талии. — Что с тобой случилось? —
 девушка ахнула, увидев заплаканное лицо подруги.
Гермиона, спрятав лицо в руках, почувствовала, как тело сотрясается от судорожных рыданий. 
— Гермиона, милая, — младшая Уизли села рядом, обняв подругу.
— Я до… лжна бы… была… им ра… ра… сказать, — сквозь рыдания простонала староста. — Пра… вда… 
Джи… Джинни… зачем…
— Гермиона, — Джинни тщетно пыталась добиться (до чего она пыталась «доПиться»? До зеленых 
человечков?) хоть какого-то вразумительного ответа.
— Я… я… не… хо… хо… тела,  — до крови кусая губы, судорожно шептала девушка, — они… до… должны…
 по… по-нять, до… должны. Ч… что… я на… на…делала!
Джинни с непониманием и шоком смотрела на всегда спокойную и рассудительную подругу, которая 
сейчас едва ли могла выговорить хоть слово.
— Гермиона, успокойся, пожалуйста.
— Я… я… должна по… быть о… одна, — Гриффиндорка резко поднялась. — Джин… Джинни… п-пожалуйста… 
одна.
Продолжая судорожно всхлипывать, она побежала в свою комнату. Там она дрожащими руками достала 
дневник и раскрыла на чистой странице.

21 ноября, 1997 года. Пятница.

Я… я… не могу поверить, что это случилось. Сейчас руки страшно дрожат, почерк понимается с 
трудом. А слезы… 
Такое чувство, что тысячи кинжалов воткнули мне в тело. Больно, мне ужасно больно. Не говоря уже
 об ужасе, который сковывает тело, когда я думаю о них, о том, что они не простят меня. Я боюсь,
 что завтра не увижу Драко — если они от меня отвернутся, то он единственная надежда на спасение.
 Они должны понять, они мои друзья. Я люблю его, этого не изменить, у них не будет выбора… 
придется понять.  
Я проискала их полночи, но так и не нашла. А еще и он, я ведь его бросила ради них. Но не потому,
 что они мне дороже его. И Драко, и Гарри, и Рон, я ими всеми теперь дорожу, а Драко я еще и 
люблю. Люблю больше всего на свете, но Гарри и Рон…
Я сама запуталась, не знаю, что делать. Хочет завтра проснуться и понять, что все это всего лишь 
страшный сон…
А что будет завтра, я не могу представить, как утром не поприветствую их, как мы не пойдем потом 
вместе завтракать в Большой Зал…
Как мне больно… слезы залили весь листок, и буквы трудно разобрать.
Мало написала, но больше не могу…

Гермиона отстранила тетрадку, даже не посмотрев на лист, исписанный дрожащим почерком. 
Комната быстро погрузилась во тьму, на широкой кровати лежала девушка, одетая в мантию. Сил 
подняться и принять душ совершенно не было. Глаза, из которых лились слезы, безразлично
 смотрели в пустоту.

Утро для Гермионы было ужасным. Она не пошла на завтрак, все это время приводя себя в порядок. 
Огромными стараниями краснота глаз спала, волосы приобрели приличный вид, но даже магия не в 
силах была скрыть мелкую дрожь в руках и неестественную бледность лица. 
Сегодня выходные, она с Гарри хотела пойти в Хогсмид. Оставалась призрачная надежда, что он
 будет ждать ее у оговоренного места. Гермиона понимала, что это глупо, что он ни за что не 
пойдет теперь с ней, но как бы глупо это ни было — была надежда, пусть и маленькая. 
Когда пришло время, Гриффиндорка спустилась в гостиную, через которую быстро прошла, не обращая
 ни на кого внимания. 
Он стоял там, а рядом Рон, который, скорее всего, отменил свидание с Ханной. Оба были бледными и
 мрачными. Гермиона на миг замерла, а потом решительно двинулась в их сторону. 
Всю дорогу до Хогсмида они проделали в гробовом молчании. Девушка несколько раз порывалась 
что-нибудь сказать, останавливалась. Когда показалась “Кабанья голова”, парни завернули в ее 
сторону. Гермиона послушно последовала за ними.
— Три сливочных пива, — мрачно буркнул Рон бармену.
Они сели в дальнем углу бара, рядом совершенно никого не находилось. Спустя минуту каждому 
принесли по пиву, и друзья некоторое время молча попивали из банок.
— Я должна была вам раньше сказать, — тихо заговорила Гермиона. Она поставила банку со сливочным 
пивом на стол, так как та слишком заметно дрожала в ее руках.
— Ты вообще не должна была с ним встречаться, — заметил Гарри.
Гермиона силой воли предотвратила появление слез на глазах.
— Думаешь, я хотела, чтобы все так вышло? — опустив голову, прошептала она.
— А чего ты хотела, начав встречаться с Малфоем? — холодно бросил Рон.
Гермиона спрятала лицо в дрожащих руках.
— Это все случайно вышло, я думала, что смогу уйти, но не смогла.
— О чем ты говоришь? — вскинул голову Гарри, в его глазах вдруг загорелась надежда. Он отнял
 руку девушки от лица, крепко сжав ее в своей. — Гермиона, он тебя околдовал, есть много 
способов. Мы найдем противоядие и…
— Он ничем меня не околдовывал, Гарри, — перебила девушка. — Я бы знала.
Рон досадливо поморщился.
— Но это же Малфой, Гермиона, Малфой! 
— Я знаю, кто он.
— Тогда скажи нам, почему.
Гермиона медленно высвободила руку из теплой ладошки друга. Она смотрела куда угодно, но только 
не на них.
— Я люблю его.
— ТЫ не можешь ЕГО любить! — тут же вскричали оба.
На них тут же стали оборачиваться другие посетители заведения.
— Гермиона, — тихо сказал Гарри, — мы утром видели Джинни, она рассказала, что было ночью в 
гостиной. Ты стала совершенно другой. И все из-за Малфоя!
— Я изменилась не из-за него, Гарри! — воскликнула Гриффиндорка. — Но даже если он немного на
 меня повлиял, то что из этого?
Минуту они молчали, пока Рон не пошевелился.
— Расскажи, как все началось.
И она заговорила, тихо, еле слышно. Парни внимательно слушали, не перебивая, а когда рассказ 
подошел к концу, оба мрачно смотрели на банки из-под сливочного пива.
— Ты спала с ним? — резко спросил Гарри.
— Гарри! — ахнула Гермиона, чувствуя, как бледные щеки загораются румянцем.
— Просто ответь. 
Они напряженно смотрели на подругу, которая все молчала.
— Нет, — выдавила она. Каким же тяжелым был этот разговор.
На лицах друзей появилось неподдельное облегчение.
— Гермиона, ты должна оставить его, ради себя же самой, — заговорил Гарри. — Он не такой как мы…
— Я это знаю…
— Он Малфой, а они…
— Тем не менее, Драко отказался от метки, — резко вскинулась Гермиона.
— Не произноси его имя хотя бы при мне, — с отвращением произнес Рон.
— Отказ от метки ничего не значит.
В карих глазах вспыхнул гнев.
— Гарри, ты хочешь, чтобы я бросила человека, которого люблю больше жизни! — она вскочила со 
стула.
— Я хочу, чтобы ты не ломала себя жизнь, — он тоже поднялся.
Гермиона тут же села обратно и опустила лицо, по щекам заскользили слезы, которых друзья еще не 
видели.
— Пожалуйста, поймите, я люблю его. И что бы вы ни говорили, от этого любовь не исчезнет… я
 боялась сказать вам правду, потому что знала, что вы бы не поняли меня! — она судорожно 
вздохнула. — И сейчас не понимаете.
— Мы хотим тебе добра, — встрял Рон.
— Откуда ты знаешь, что для меня хорошо, а что плохо!!! — закричала Гермиона. — Я не брошу его,
 что бы вы ни говорили!
Вновь вскочив, она бегом направилась к выходу, на пути столкнувшись с Джинни.
— Гермиона! — раздался крик трех человек, но она даже не обратила внимания.

Гермиона стояла возле Визжащей хижины. Тут ее никто не увидит, можно просто постоять, не думая о 
своих проблемах хотя бы некоторое время.
Как приятно освободиться на несколько секунд от боли, которая терзает тело. Неважно, что слезы
 льются по щекам, пока она может не думать ни о чем.
— Гермиона, — кто это? Ей не хочется видеть людей. — Гермиона, что с тобой?
— Драко, — поворачиваясь, она крепко к нему прижимается, вдыхая знакомый запах. — Драко, поцелуй 
меня.
Возможно, она была не права, когда хотела остаться одна. Его присутствие как лечебный бальзам. 
Гермиона с жадностью отвечает на поцелуй, а слезы все льются по щекам. Отстраняясь, она 
судорожно всхлипывает и прячет лицо у него на груди. 
Слизеринец медленно проводит рукой по ее густым волосам:
— Все будет хорошо, — как он может так откровенно лгать, зная, что дальше будет еще хуже, 
неужели на свете есть такая жестокость? — Успокойся, любимая.
Девушка плачет и не видит, как из-за угла показываются три фигуры — двое парней и девушка. Они
 чуть ли не с шоком смотрят на обнимающуюся пару, особенно на Гриффиндорку с непокорными 
локонами, которая спрятала лицо на груди своего избранника и судорожно всхлипывает.
Холодные серые глаза с безразличием смотрят на них. Те медленно поворачиваются и уходят. 
Они еще не смирились с выбором подруги, и не смирятся никогда. Эти три фигуры, неторопливо 
бредущие к школе Магии и Колдовства, еще не готовы отречься от той, которая была их подругой.
 Они будут бороться, и им невдомек, что борьба закончится поражением, что дружба уже умерла.

Три дня Гермиона провела как в бреду. Боль и муки стали постоянными ее спутниками на уроках. 
Гарри, Рон и Джинни не оставляли попыток ее образумить, хотя их пыл заметно приутих. Пока никто 
не решался сделать окончательного шага в разрыве — семь лет дружбы не так легко перечеркнуть, 
тем не менее, все было предрешено.
Лишь несколько часов, поздним вечером, Гермиона чувствовала себя счастливой — встречи с Драко.
 Рядом с ним она забывала обо всех тревогах. Пусть на время, но она была счастлива, несмотря на
 гадкие слухи, начавшие распространяться по Хогвартсу. 
Наверное, их видели в Хогсмиде, потому что больше было негде. Нельзя сказать что эта новость
 вызвала всеобщий шок, многие вообще никак не отнеслись к ней. Все факультеты вели себя 
по-разному. Хаффлпаффцы пять минут обговорили это и решили, что пусть гуляют, раз им хочется.
 Райвенкловцы делали предположения, какое зелье любви было использовано — не важно, с чьей
 стороны. Слизеринцы восприняли Гермиону как очередную игрушку Малфоя, а Гриффиндорцы… младшие 
курсы на эти сплетни и не обратили внимания, для них Гермиона была образцовой студенткой, лучшей
 ученицей и той, кто может помочь с уроками… как старшая сестра, иначе говоря. А старшекурсники… 
открытой неприязни не было, но это не значило, что ее вообще нет. Они восприняли это как личное 
оскорбление, но молчали.  Только Парвати и Лаванда не постеснялись высказать свое мнение. Нельзя 
сказать, что Гермиону это слишком расстроило — разве можно полагаться на мнение тех, кто верит,
 что чаинки могут предсказать судьбу. Девушка не обращала внимания и на отчужденность 
однокурсников, главными для нее были Гарри, Рон и Джинни, с которыми отношения становились все 
хуже и хуже. Ну почему они не хотят смириться с ее выбором! Почему они такие!
Гермиона, опустив голову и прижимая к груди книги, шла по Большому залу. Она села на самом краю 
Гриффиндорского стола и тут же принялась быстро поедать ужин, лишь бы быстрее уйти отсюда.
Пять минут, и девушка уже на выходе, где случайно сталкивается с МакГонагалл. Та внимательно
 смотрит на свою лучшую ученицу, за последние дни сильно побледневшую. Так ничего и не сказав,
 декан Гриффиндора зашла в зал, а Гриффиндорка смотрела ей вслед. 
До учителей тоже должны были дойти слухи о ее связи с Малфоем, но те, наверное, предпочли не 
вмешиваться — единственное, что действительно радовало.
Развернувшись, Гермиона направилась к библиотеке, где надеялась спокойно почитать. В последнее
 время она старалась уделять больше внимания урокам, но даже шестичасовые сидения за учебниками
 приносили гораздо меньше пользы, чем раньше. О причинах нетрудно было догадаться.
Вот и сегодня Гермиона сидела в библиотеке и тупо смотрела на первую страницу тридцать шестого 
параграфа. Спустя полчаса девушка обнаружила, что книга находится в перевернутом состоянии… м-да,
 хорошее начало…
— Гермиона, — раздался рядом тихий голос.
— Джинни, — она медленно отложила книгу.
— Нам надо поговорить.
— О чем? — с горечью спросила Гермиона. — О чем ты хочешь говорить, Джинн? Я не хочу слушать 
очередную лекцию на тему: “Малфой тебе не пара”. И не буду это делать. Вам придется смириться с 
этим.
Джинни грустно смотрела на ослепленную любовью подругу.
— Возможно, смириться с этим, хотя это не то слово, я смогу, но не Гарри и Рон, — младшая Уизли 
села рядом. — Они никогда не смирятся, Гермиона, никогда. Вот именно об этом я и хотела 
поговорить. Ваши отношения становятся хуже с каждым днем, они перерастут в безразличие, а потом 
может быть и в ненависть. Лучше вы бы сейчас поссорились, но потом поняли, что ошиблись — это не 
так страшно, как наблюдать за угасанием дружбы. Я пробовала говорить с Гарри и Роном по 
отдельности, но они оба стоят на своем, хотя еще не отказались от тебя. Гермиона, прислушайся, я
 говорю серьезно. Они отвернутся от тебя, и им будет все равно, что с тобой случится, будь это
 плохо или хорошо. Не допусти этого, вы должны найти способ решить свои проблемы и… знаю, что не 
должна это говорить, но Малфой, он… Гермиона, он не такой как мы и не такой как все люди, он 
опасен. Ты же знаешь, что я могу предчувствовать события. И еще… ты слышала, что сейчас говорят 
некоторые студенты.
Гермиона некоторое время молчала. Как ей надоело страдать! Почему так жесток мир, почему именно 
с ней! 
— Думаешь, я об этом не думала, но до глупых сплетен мне нет дела. Я знаю, что наша дружба 
распадается на глазах, но ничего не могу с этим поделать. Они хотят от меня слишком многого, да 
и ты тоже. Я не в силах бросить Драко — это просто убьет меня, как убивают меня и разногласия с 
Гарри и Роном. Но Драко… я люблю его, Джинн, больше всего на свете. Можешь считать это магией, 
но жизни без него для меня не существует, а они именно этого требуют…
В глазах рыжей девушки заблестели слезы гнева, она резко поднялась.
— Я думала, что ты, Гарри и Рон всегда будете вместе, сколько я помню, так было всегда. И сейчас 
ты готова забыть семь лет дружбы ради одного человека, с которым общаешься меньше месяца! Это не
 нормально, Гермиона! Ты просто не дорожишь их дружбой.
— Не говори, чего не знаешь!!! — Гермиона тоже вскочила с места. — Гарри и Рон для меня долгое 
время были ближе всех, до них я никогда не доверяла людям так, чтобы полностью раскрыть себя. Я 
не просто ценю их дружбу, они для меня как воздух, без которого нельзя жить.
— Так почему же ты так поступаешь! — Джинни уже кричала.
— Потому что Драко для меня значит столько же, — отрезала Гермиона. — Он, по крайней мере, не 
ставит мне ультиматум: он или Гарри с Роном! Извини, Джинни, я пойду.
Больше ничего не говоря, девушка выбежала из библиотеки, не обратив внимания на сердитые окрики 
мадам Пинс. Уже у себя в комнате, кинув вещи на кровать, она дала волю слезам. 
“Почему именно со мной?” Извечный вопрос, изводящий любого, на него нет достойного ответа и 
никогда не будет. Опутанная сетями коварной любви, Гриффиндорка тем более не знала ответа. А 
сердце разрывалось, терзаемое сомнениями. Это муки Ада, что же может быть хуже… а ведь хуже 
бывает, просто она еще не знает об этом.

Незаметно наступил глубокий вечер. Гермиона готовилась к очередной встрече со Слизеринцем. 
Быстрее бы, в его объятиях все забывается. 
— Гермиона, — в гостиной было всего два человека. Они несомненно знали, куда спешит их подруга. 
Девушка остановилась, грустно смотря на высокого долговязого рыжего парня и стоящего рядом 
темноволосого, со шрамом в виде молнии на лбу.
— Гермиона, так больше продолжаться не может. Нам надо что-то решить.
— Что… — эхом отозвалась она.
Они не подошли, не взяли ее за руки как обычно. Двое парней стояли в стороне. Если они и 
чувствовали боль или сомнения, то слишком хорошо их скрывали.
— Ты расстанешься с Малфоем? — этот вопрос они задают в последний раз.
Гермиона медленно прислонилась к камину, словно силы ее оставили. Слезы душили горло… им нужен 
ответ.
— Нет.
Так они и стояли, трое друзей, а в воздухе летали осколки разбившейся дружбы. Гермиона не 
выдержала этой давящей, неприятной тишины, когда внутри все будто разрывается, ломает тебя на 
части. Такую боль ни с чем нельзя сравнить, словно ты потеряла часть себя, ту часть, которая 
заставляет жить. 
Гарри и Рон медленно, неохотно развернулись и деревянными шагами стали подниматься по лестнице.
 А Гермиона смотрела им вслед, глотая слезы и до крови кусая губы, чтобы не закричать из-за 
ощущения внутреннего холода, будто лед внутри и тьма, которая заволакивает сознание…

Пришла в себя девушка только глубокой ночью. Оцепенение сошло, сквозь пустоту стали пробиваться 
какие-то мысли.
Гарри и Рон… они ушли. Все, это конец, конец всему.
Гермиона со стоном боли, вырвавшимся их груди, выбежала из гостиной. Она стремительно мчалась по
 лестницам. Дверь во двор распахнулись, в темной мгле быстро затерялся хрупкий силуэт.
Она не знала, где находится. Наверное, где-то в лесу, но насколько далеко она зашла или бродила 
кругами — неизвестно. Окоченевшая Гермиона села на землю и прижалась к дереву. Подтянув колени к
 груди, она обхватила их руками — так теплее, хотя смешно заботиться о тепле, когда часть тебя
 хочет умереть, исчезнуть из этого мира. Даже мысли о Слизеринце не возрождали желания жить.
 Возможно, если бы он был тут, она бы послушалась его, но не на расстоянии… сейчас над ней никто
 не властен.
В темной глуши леса раздались судорожные всхлипы. Ей хотелось умереть, сейчас, если нет другого 
выхода. Возможно это трусость — желать смерти именно сейчас, но она не хочет мучиться, лучше 
умереть. 
Колючий ветер закрадывался под одежду, но Гермиона не обращала на него внимания. Она пустым 
взглядом смотрела на покачивающиеся черные деревья. 
Ее сломали, как игрушку. Два человека, которым она разрешила приблизиться к себе, два друга, 
перед которыми она убрала возведенные стены. 
Возможно, они не хотели ее ломать. Возможно, не понимали, как сильно запали ей в душу. Но это 
только возможно… а сейчас смерть совсем близко, она здесь, эта вечная подруга для тех, кто 
сломан или сдался…
   
Драко внимательно оглядел Большой Зал — Гриффиндорки опять не было. Он понял, что что-то 
случилось еще вчера вечером, когда она не пришла на Северную башню, но особого беспокойства не 
проявил. На завтраке он заметил, как непривычно тихо ведут себя Поттер и Уизли. Еще тогда он 
уверился, что что-то случилось, скорее всего, очевидный разрыв неразлучной троицы…
Гермиона, как он подумал тогда, лежит у себя в спальне и льет слезы. Тем не менее смятение 
возрастало. Драко не пошел на первые уроки и провел обряд Защиты, на всякий случай, но этим все
 и ограничилось.
Сейчас же, на обеде, ее опять не было. И опять беспокойство, она еще нужна ему, он не все 
доделал. Вдруг глупой девчонке придет в голову лишить себя жизни из-за потери друзей. 
Успокаивало лишь то, что утром он провел ритуал, он сохранит ей жизнь… если она еще жива.
Уроки во второй половине дня тянулись необычно долго, слишком долго. У Драко сегодня с Гермионой 
не было не одного совместного урока, так что он не мог узнать, присутствует ли она на лекциях.
 Что за чертовщина!
Он не пошел на ужин, вместо этого Драко тенью проскользнул в свою комнату, доставая запретную
 книгу. Листы быстро переворачивались невидимой рукой, он где-то здесь, обряд Нахождения. Серые
 глаза мимоходом просматривали пожелтевшие от времени страницы, губы тихо что-то шептали. Вот!
Он достал несколько ритуальных вещей, амулетов и приступил к таинству. Да, это и есть она — 
свобода. Осознание того, что ты один пользуешься обрядами, что один знаешь их силу и мощь — это 
опьяняет сильнее лучшего вина. Знакомые движения рук, пассы, так обычно и каждый раз будто 
впервые. Ритуалы — вот его страсть и его слабость одновременно, но о них не узнает никто и 
никогда, незачем врагам показывать Ахиллесову пяту, они могут этим воспользоваться. А кто же
 враги? Все.
Драко почувствовал в себе силу, мощь. Теперь он знал, где Гриффиндорка, но он еще не мог назвать 
места, пока картина не прояснилась, еще немного… 
Дьявол ее побери!!! Она в Запретном лесу! Еще жива, но нить жизни слаба… Не теряя времени, он 
схватил метлу, теплую мантию и быстрым шагов пошел к выходу… Идиотка, ненормальная, глупая
 Гриффиндорка!
Холодный ветер яростными порывами стремится сбросить с метлы, но это не мешает, в голове бьется
 лишь одна мысль — успеть найти ее, ту, которая слишком много для него значит; ту, которая не
 должна уйти в другой мир так просто, она его жертва, и пока ей остается… Рано умирать. 
— Идиотка, — сквозь стиснутые зубы прорывается раздраженный шепот. Руки крепко сжимают древко 
метлы.
Он чувствует ее, Гриффиндорка совсем близко, где-то в дебрях деревьев. Драко осторожно спускается
 к земле, пока не становится на нее. Теперь надо найти девчонку, она где-то тут…
И он ее видит, покоренную, сдавшуюся, возможно и сломанную. Колени, прижатые к груди, крепко 
обхвачены заледеневшими руками - ночь была холодной, да и день тоже, хорошо хоть мороза не было. 
Девушка слегка покачивается из стороны в сторону; дрожащие, посиневшие губы что-то слабо шепчут. 
Застывшие слезы красуются на бледных щеках. Потом Драко смотрит в ее открытые, но ничего не 
видящие глаза, в них признание поражения, она сдалась.
— Гермиона! — он подбегает к ней. — Черт возьми, что ты здесь делаешь?   
Она молчит, а глаза все смотрят в пустоту. И что он должен делать, смотря на нее, жалкую и 
холодную одновременно.
— Драко, — тишину прорезает хриплый, едва слышный голос. — Уходи, пожалуйста.
— Еще чего, — он холодно сузил глаза. — Я без тебя не уйду, миледи.
— Уходи, — шепчет Гермиона, а глаза смотрят в одно и тоже место.
Слизеринец садится рядом, на холодную, промозглую землю, откидывая голову назад, к дереву. Не 
этого он хотел, она не должна так болезненно реагировать на разрыв с ними, она должна все еще 
хотеть жить. Должна, черт возьми!
— Поттер и Уизли этого не стоят, — он говорит как прежний Малфой, холодный и циничный. — Ты из-за
 потери какой-то дружбы готова отдать жизнь, когда они сейчас спокойно сидят на ужине. Это глупо,
 Грейнджер.
Гермиона вздрогнула, услышав свою фамилию из его уст. Он же говорил, что любит ее, а сейчас…
— Ты просто наивная девчонка, которая доверяет тому, кому не стоит, например, Поттеру и Уизли.
Он заметил, как в карих глазах вспыхнул гнев, даже сейчас она готова защищать бывших друзей… еще
 не все потеряно, она вернется к жизни.
— Не смей о них так говорить, — она пытается крикнуть, но почти целый день сидения на холоде 
сделал свое дело — она охрипла, да и почти погибла. 
Смерть смотрит из-за поворота, гадая, забрать ли девушку сейчас, но нет, она уходит… до 
следующего раза.
— А кто же они?
Гермиона пытается повернуться к нему, ударить, но не получается, все тело затекло и похолодело,
 оно не подчиняется ей. Тогда Драко встает, поднимая девушку с собой.
— Ты любишь меня, Гермиона?
Как он смеет об этом спрашивать, когда знает ответ! Ей хочется закричать, взвыть от боли… опять
 вернулись чувства, с его появлением, а ведь смерть была так близка, она смотрела на нее, в ее 
глаза… Забвение, где ты?
— Любишь? — почему он спрашивает!
— Драко… да.
— Тогда мы улетим отсюда, и больше никаких мыслей о самоубийстве.
Он подхватил ее на руки и посадил перед собой на метле. Девушка уснула, крепко прижившись к нему,
 она была доверчивым котенком… совсем маленьким и невинным…

Гермиону стало вытягивать из сна то, что она услышала чей-то голос, вероятнее всего будивший ее, 
но она не спешила просыпаться, во сне было уютно и тепло, словно мягкие волны обволакивают ее 
тело.
— Тебе нужно принять ванну, - голос слышался отчетливее. — Гермиона?
— Драко? — девушка все-таки открыла глаза. — Где я?
— У меня в комнате.
Гермиона медленно села на кровати, чувствуя, как легкая дрожь постоянно сотрясает тело. Она 
взглянула на него, того, кто спас ее, не дал погибнуть в лесу, не дал ей сломаться. Она была ему 
благодарна.
— Я люблю тебя, — девушка в порыве нежности приникла к нему.
— Я знаю, милая, — Драко мягко улыбнулся, но глаза продолжали оставаться серьезными. — Тебе 
следует принять ванну, чтобы согреться.
Гермиона послушно встала с кровати и пошла к двери, ведущей в ванную комнату.
— Знаешь, — она замерла, — я вот думаю, не составить ли тебе компанию, вдруг ты решишь утопиться.
— Не стоит беспокоиться.
Серьезно Драко говорил или нет, Гермиона не знала, она просто была ему благодарна. 

— Выпей, — он протягивает ей склянку, наполненную слегка голубоватой жидкостью. — Это вернет 
голос и предотвратит простуду.
Девушка подозрительно смотрела на странную воду, но все-таки ее выпила. Жидкость была 
приторно-сладкого вкуса, немного вязкая, но это, слава Мерлину, далеко не ужасное Оборотное 
зелье. 
Гермиона поправила огромный для нее халат Слизеринца, а потом грустно посмотрела на Драко.
— Я могла умереть, — голос спокойный, но чем-то настораживающий.
— Я бы тебе не позволил, — он протягивает к ней руку и тянет за собой к кровати. — Ложись, я
 буду рядом.
Гермиона ложится на мягкую кровать, а он рядом, оберегает ее своим теплом и любовью. Но даже 
сейчас, лежа в его объятиях, она думает о них, потерянных для нее. Сердце вновь сжимается, 
словно в железных тисках, а слезы выступают на глазах. Одиночество, несмотря на то, что он рядом;
 холод, несмотря на то, что в комнате тепло; боль, несмотря на то, что все уже в прошлом…
— Драко… — стон отчаяния вырывается из ее уст, она тянется к нему. — По… пожалуйста… помоги мне…
Хочется забыться, уйти туда, где нет таких понятий как муки или боль. 
“Забыться, забыться”, — в висках стучит лишь это слово. 
Гермиона с жадностью отвечает на поцелуй Слизеринца, она стягивает с него рубашку… 
Забыться… забыться… где нет боли…
Его горячие руки скользят по обнаженному телу… именно этого она хочет, именно это поможет убить 
боль… руки мягко сжимают округлые полушария груди, вырывая из нее новый стон, в нем нет отчаяния.
 
Карие глаза умоляюще смотрят на него, избранника: “Избавь меня от мыслей о них… только ты один 
можешь это сделать”.
Она в забытье, именно в том месте, где нет разрывающей сердце боли, но есть сладострастная мука 
и сплетающаяся с ней любовь. 
Его рука медленно скользит по золотистой в свете свечи ноге девушки. Она закрывает глаза, чтобы 
полностью отдаться восхитительным ощущениям, чтобы полностью отдаться ему… Светловолосый юноша 
становится смелее, губы настойчиво дразнят нежную кожу точеной шеи Гриффиндорки, спускаясь к 
упругой девичьей груди.
Гермиона глотками заглатывает воздух, которого становится катастрофически мало. Мерлин! что он 
с ней делает. Она смотрит в серебристые глаза нависшего над ней Слизеринца. 
— Не бойся, — тихий шепот — это его голос… 
— Люблю, — шепчет она в ответ. 
Он лишь слегка наклоняется и осторожно проникает в нее, резкая боль пронзает тело девушки, беря 
свое начало где-то внизу живота. На глаза навертываются слезы.
— Нет… Драко… больно…
— Люблю, а боль уйдет.
Боль и вправду уходит, медленно, но уходит. С каждым его движением вновь наступает сладостное 
забвение. 
Широко распахнув глаза, она движется вместе с ним, своим избранником, а теперь еще и любовником.
 Гибкое, пластичное тело партнера заставляет трепетать от  восхищения, тело захлестывают все 
новые волны экстаза.
— Драко… — еще один толчок, а за ним протяжный стон наслаждения, и наступает эйфория.
Он что-то шепчет, но слов не разобрать из-за частых хищных поцелуев. Его глаза словно 
расплавленное серебро, в котором плавает триумф, победа, торжество.
— Ты моя, Гермиона, — это единственные слова, которые она смогла понять.
— Твоя…
Усталая, вялая, она лежит у него на груди, а отяжелевшие веки требуют, чтобы их закрыли, но она
 продолжает смотреть на Слизеринца, чей профиль виден в слабом свете свечи. Его глаза тоже 
открыты, он поворачивается, чарующим взглядом смотря на нее.
— Спи, ты наверняка устала, — легкий шепот как раз вписывается в витающую в комнате атмосферу
 спокойствия.
— Я боюсь, что завтра проснусь и пойму, что это всего лишь сон.
— Не сон, котенок, это не сон.
— Я боюсь боли, той, что внутри, в сердце. Она может вернуться
— Она не вернется, я с тобой…
Девушка, успокоенная, закрывает глаза и видит прекрасные, ничем не испорченные сны, она не 
слышит этой ночью последних слов любимого:
— Пока я с тобой, моя Гриффиндорка.

Утро для Гермионы было самым счастливым в ее жизни. Когда глаза сами собой открылись около семи 
часов утра, девушка спокойно начала рассматривать лежащего рядом парня. Светлые волосы 
разметались по подушке, лицо спокойное, не умиротворенное, просто спокойное. Одна рука обнимала 
ее за талию, другая была закинута за голову…
Он удивительный, лежащий рядом с ней человек, он дал ей смысл жизни, когда хотелось умереть, он 
дал ей новую себя.
Вот он медленно приоткрывает глаза и, слегка сузив их, смотрит на девушку.
— С добрым утром, принцесса.
— Никакая я не принцесса, — смеется она, тем временем ближе придвигаясь к Слизеринцу, — я просто 
твоя.
— Моя…
Гермиона и не заметила, как он резко перевернулся и вдавил ее в кровать своим телом. Драко 
требовательным поцелуем перекрыл все возражения со стороны девушки, ее губы тут же сложились в 
полуулыбке. Она слегка взъерошила его светлые волосы, пройдясь по ним рукой…
Гермиона вновь задыхалась, от счастья, от любви, от свободы. Любимый человек, доступный, близкий,
 он сейчас рядом, он тоже ее любит… разве можно передать словами те чувства, что сейчас 
испытываешь? Нет. 
— В тебе мой смысл жизни, — слегка сбивчиво, переводя дыхание, проговорила Гермиона. — Если бы 
не ты, я бы была мертва, там, в лесу, да это не важно, если бы не ты, я бы просто не стала жить.
 Ты для меня все, Драко. Ты единственное, что у меня есть, чем я дорожу больше всего на свете.
Что это с ним? На миг ей показалось что в столь любимых глазах вспыхнула… вина? Нет, но что-то 
похожее, она не поняла. Скорее всего даже показалось, сейчас он нежно и ласково смотрит  на нее,
 а на губах задумчивая полуулыбка.
— Нам надо вставать, — неохотно говорит Гермиона. — Уроки, как никак.
— Надо, — соглашается Слизеринец, так и не сдвигаясь с места.

Раньше Гермиона думала, что счастье не может быть слишком односторонне, как допустим, только 
любить, но она ошибалась, потому что раньше не любила больше всего на свете. Не любила и не 
знала… чего не знала?.. не знала многого, что узнала сейчас, любя его.
Гермиона проводила с Драко все свободное время, только он был ей нужен, он один. Гарри и Рон не 
беспокоили девушку, после первой ночи с Слизеринцем боль и страдания притупились, потому что
 рядом был тот, кто защищал от воспоминаний, тот, кто сглаживал их. В башне Гриффиндора она уже
 не ночевала, предпочитая проводить ночь в объятиях возлюбленного, там, где ей рад единственный,
 важный для нее человек. 
Нельзя сказать, что отношения со Слизеринцем были гладкие и спокойные, присутствовали в их жизни 
мелкие ссоры, недовольство друг другом или еще какие-нибудь мелочи, болью отзывавшиеся в сердце 
девушки. Но через несколько часов обида проходила, и Гриффиндорка вновь была в его объятиях…
Время бежит быстро, когда человек счастлив. Порой не замечаешь его ход. Для Гермионы неделя 
пробежала единым пятном слепящей любви. Какое это счастье — любить и быть любимой!..
…И какие это муки и страдания - быть покинутой любимым…

Гермиона лениво повернулась на кровати. 
Сегодня был первый день зимы, по непонятной причине отменили уроки, никуда не надо спешить, 
можно валяться в постели сколько тебе угодно.
Девушка, подперев голову рукой, посмотрела на сидящего за письменным столом парня. Он был 
сосредоточен, даже мрачен, трудно понять, какие мысли обуревают его в этот момент. Вдруг он 
резко повернулся в ее сторону.
— Ты уже проснулась, — как бы мимоходом заметил юноша.
— А это плохо? — поплотнее завернувшись в простыню, сиплым со сна голосом поинтересовалась 
Гриффиндорка.
Драко ухмыльнулся.
— Совсем нет, — он медленно поднялся с кресла.
У Гермионы мгновенно залились румянцем щеки — парень был полностью обнажен. Девушка крепко 
зажмурилась. По комнате тут же разлетелся тихий смех.
— А ночью ты не возражаешь.
— Это ночью, — буркнула Гермиона, пытаясь вслепую нащупать тумбочку, на которой лежит небрежно 
брошенная вчера заколка. — Я в душ.
Все так же на ощупь девушка поднимается с кровати и осторожно шагает по направлению к ванной.
— Можно с тобой? — теплое дыхание Слизеринца словно опаляет затылок Гриффиндорки.
— Драко, — она слегка передернула плечами, скидывая только что легшую на спину руку.
— Мне надо сказать “пожалуйста”? — издевательски протягивает он, обхватив руками тонкую талию.   
Гермиона слабо улыбается.
— Не отказалась бы…
— Пожалуйста.
— Идем.
— А как же твое смущение? — рука, как ночной вор, закрадывается под простыню, окутавшую девушку, 
и начинает легко скользить по телу.
— Справлюсь как-нибудь, — выдыхает Гермиона, когда ловкие пальцы принимаются бродить по 
чувствительной к ласкам груди.

Она была еще в душе, а Драко уже вновь сидел за письменным столом. Мысли возвратились к утренним 
думам… пришло время, он должен начать исполнять вторую часть клятвы, она стала его, душой и 
телом, теперь девушка будет растоптана и униженна, она будет гореть в муках Ада… 
Жалеет ли он об этом, о клятве? Нет. Так нужно. И не в том дело, что девушка, стоящая сейчас в 
душе, магглорожденная, просто она та, кого он избрал, случайная жертва. А ведь иногда хочется 
плюнуть на клятву, просто побыть с девушкой хотя бы до тех пор, пока она не надоест, но он это
 не сделает. Почему? Потому что будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. 
Он не такой как другие, и желание “смешаться с толпой”, пусть оно и возникает довольно часто,
 лишь мимолетный, глупый порыв.
— Драко, я пойду в библиотеку, — голос девушки заставил Слизеринца вздрогнуть.
— Встретимся позже в Выручай-комнате, — глухо ответил он.
Гермиона, на прощанье чмокнув его в щеку, выбежала из спальни, а он все сидел в кресле, спрятав 
лицо в ладонях. Он скажет ей все в Выручай-комнате. До их роковой встречи придется сделать очень 
многое: надо провести несколько обрядов, чтобы защитить Гриффиндорку от самой же себя… она 
обязана жить и мучаться. Обязана.
Рука Слизеринца сжала первый попавший листок… надо приступать к ритуалам… трудный сегодня будет 
денек.
Драко взял несколько томов по обрядам и принялся выискивать там нужные таинства.
Скоро… совсем скоро.

Гермиона устало прикрыла глаза. Кажется, она засиделась над книгами, обед уже давно прошел, 
теперь придется идти на кухню. Поднявшись с места, девушка гибко потянулась, разминая затекшее
 тело. Потом, подхватив пару книг, она вышла из библиотеки.
Сначала надо занести книги в свою комнату, потом по расписанию кухня и, самое приятное, встреча
 с Драко в Выручай-комнате. 
Она быстро отнесла книги к себе, на кухне пришлось немного задержаться, потому что Добби со 
слезами на глазах, отчаянно причитая, просил ее вернуться к Гарри Поттеру. Пытаясь как можно 
деликатнее отделаться от эльфа, девушка провела на кухне полчаса.
Теперь наконец-то можно идти к Драко. Лицо посетила мягкая улыбка — скоро она его увидит…

Он смотрел в огонь так, будто там сгорает вся его жизнь. Гермиона, только зайдя в помещение, 
сразу же почувствовала напряженность, будто витавшую в воздухе, которая совсем не сочеталась с 
интерьером комнаты. Свет давало лишь пламя огня, в глубине комнаты виднелся темный силуэт 
громадной кровати с балахоном на резных столбиках, обвитых каким-то красивым растением
 темно-зеленой окраски. Напротив камина была роскошная софа с множеством небольших мягких 
шелковых подушек, рядом с огнем лежала шикарная шкура неизвестного зверя. Только ступив на нее, 
Гермиона по щиколотку утонула в меху.
— Что-то случилось? — неуверенно спросила девушка, осторожно подходя к Слизеринцу.
— Да, случилось, — он не сделал ни единой попытки подойти к ней, просто стоял и смотрел в огонь.
 — Нам нужно прекратить встречаться.
Гермиона непонимающе моргнула, на губах проскользнула неуверенная улыбка, тогда как сердце
 мучительно сжалась.
— Ч… что ты сказал? — к своему ужасу девушка поняла, что голос ее дрожит. — Это шутка какая-то, 
ведь так, Драко?!
А он все молчал и лишь смотрел на танцующее пламя. Гермиона резко шагнула к нему.
— Почему ты молчишь, черт возьми, Драко! — все еще пытаясь взять себя в руки, закрыв глаза, 
проговорила она. — Это ведь шутка? 
Гермиона продолжала стоять, закрыв глаза, будто ожидая, что он подойдет к ней, обнимет, мягко 
рассмеется и скажет: “Конечно шутка, а ты поверила, глупенькая”… но он не подошел, а она все 
стояла, пока не поняла, что ждать этих столь желанных слов бесполезно.
— Почему ты молчишь?! — в голосе зазвучали истерические нотки. — Драко!
И он повернулся. На лице безразличие и пронзающий холод, заставивший девушку отшатнуться. 
Дрожащей рукой она провела по щеке, чтобы откинуть волосы, но к своему удивлению обнаружила там 
влажные дорожки только что покатившихся из глаз слез.
— Ты меня пугаешь, — голос дрожал, Гермиона судорожно вздохнула.
— Мы не будем больше встречаться, Гермиона, — он говорил спокойно и неторопливо, будто ему все 
равно. Но ведь это не так, он любит ее…
Это шутка, просто шутка.
— Я не верю тебе, — отступая к двери, замотала головой девушка. — Ты не можешь мне такое 
говорить, я не верю.
Развернувшись, Гриффиндорка выбежала из комнаты. Это шутка, всего лишь шутка. Он сам ей об этом 
скажет сегодня вечером… всего лишь шутка…
   
Закрывшись у себя в комнате, Гермиона тяжело привалилась к двери. Хотелось кричать, громко, 
чтобы все услышали то непонимание и страх, которые сейчас в ее сердце. Нет, она не верила тому,
 что сказал Драко. 
Она просто боялась… боялась его потерять, тогда ей не жить, он для нее все. Смысл в жизни 
исчезнет. Гермиона резким движением руки смахнула несколько слезинок с лица, при этом слегка 
себя оцарапав.
Ей надо чем-то себя отвлечь, чтобы не думать о дурацкой шутке Слизеринца… чем бы отвлечься… 
дневник!!!
Гермиона подбежала к письменному столу и быстро достала толстую тетрадку, пытаясь не обращать 
внимания на сжимающееся в страхе сердце. Все будет хорошо.

1 декабря, 1997 года. Понедельник.

Это абсурд, какая-то ошибка, глупая шутка. Он любит меня, он сам мне это говорил. А раз говорил,
 значит любит. Его идиотская выходка выбила меня из привычной колеи, но ничего, я ему это 
припомню, когда он придет сюда признаться в своей шутке. Шутник ненормальный, я думала, что у
 меня  инфаркт случится, да и сейчас так думаю. Но он лишь шутит. Ведь тогда, в Хогсмиде, он
 сказал, что все будет хорошо, он пообещал мне. А значит, не бросит меня.
Мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим
 друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, 
мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим 
друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга, мы любим друг друга,
 мы любим друг друга, мы любим друг друга.
Да, это так. Он не бросит меня, я знаю, он не может этого сделать. Даже страшно подумать, что 
будет, если мы расстанемся… глупости, мы не расстанемся… я не хочу без него жить… идиотство, мы 
вместе, а его слова лишь шутка, ребяческая выходка… я лучше тысячу раз перетерплю Круциатус, чем
 услышу от него еще одну такую шутку. Он обещал, что все будет хорошо, он обещал…

— Он обещал, он обещал… — как завороженная шептала Гермиона, бросив перо на стол и сдавив виски 
руками.
А беспокойство и страх не отпускали, продолжая сомнениями терзать душу.
— ОН ОБЕЩАЛ! — закричала Гермиона.
Упав на кровать и зарывшись лицом в подушку, девушка судорожно зарыдала, изредка постанывая 
словно раненое животное, слова разобрать было сложно, но не трудно угадать их смысл: 
“Он обещал”.

Гермиона проснулась поздно вечером. К лицу прилипли несколько прядей волос, чтобы немного 
привести себя в порядок, Гриффиндорка заставила себя подняться с кровати и пойти умыться. Из 
зеркала на нее смотрели покрасневшие из-за слез глаза. 
Хотелось увидеть Драко, прижаться к нему, но она же не пойдет к нему в таком виде. Возможно, он 
сам скоро придет к ней в спальню.  
Схватив расческу, Гермиона принялась быстро расчесывать волосы, стараясь успеть до его прихода. 
Но когда с волосами было покончено, Слизеринец не пришел, не пришел он и спустя полчаса. 
Накинув мантию, Гермиона побрела в подземелья, но там его не оказалось, как и не оказалось в 
Выручай-комнате. Голова отказывалась работать, она не знала, где он может быть. Чтобы убить
 время, девушка решила походить по Хогвартсу, а потом опять спуститься в подземелья. 
Она занимала себя чем угодно, повторяя различные правила, лишь бы не думать о нем, лишь бы 
изгнать из сердца щемящий страх.  
Ноги сами ее вели по знакомой дороге, но Гермиона не обращала на это внимания, пока не оказалась 
перед дубовой дверью. Ну конечно, как она могла забыть о Северной башне! Место, где они впервые
 поняли, что любят друг друга, как она могла забыть! Окрыленная своей догадкой, девушка быстро 
распахнула дверь, влетая на площадку. Ледяной ветер, смешанный со снегом, чуть не сбил с ног, но
 Гриффиндорка, не обращая на него внимания, прищурив глаза, стала оглядывать башню… в дальнем 
углу стоял темный силуэт Слизеринца.
Гермиона неуверенно сделала еще несколько шагов.
— Драко? — голос быстро растаял, поглощенный ветром.
Слизеринец развернулся и подошел, став рядом с ней, они вместе прошли к двери, где было больше
 света. Глаза девушки умоляюще смотрели в его сторону, она была готова на все, лишь бы услышать
 его голос, лишь бы почувствовать его губы на своих губах. Лишь бы вернуть все назад…
Драко долго смотрел на нее, чувствуя бурлящее желание прижать к себе, поглотить ее губы в жадном 
поцелуе, быстро сорвать одежду и предаться пылающей страсти вместе с ней здесь, в сердце холода, 
но он этого не сделал, подальше отгоняя расплывчатое наваждение… он здесь не для этого.
— Ты любишь меня? — дрожащим голосом спросила Гермиона. — Ты ведь любишь меня, Драко.
В ответ Слизеринец только покачал головой.
— Ты больше не будешь приходить в мою комнату, больше никогда не назовешь себя моей, Гермиона, 
потому что мы не будем вместе… никогда. 
— Молчи, — шептала она, мотая головой. — Молчи, Драко, я не хочу…
— Я никогда тебя не любил.
— Я не верю тебе.
— Придется, Гермиона, потому что это правда.
— Драко, пожалуйста… — она сделала порывистое движение вперед, припадая к его груди.
Он не предпринял попыток отстранить ее, но и не обнял.
— Я люблю тебя, — сквозь слезы порывался тихий, изредка срывающийся голос. — Я не смогу без тебя.
— Сможешь…
— Ты обещал, что все будет хорошо, — она резко отстранилась. — Ты мне обещал.
— Я Слизеринец, а ложь для нас обычное дело.
Гермиона без сил привалилась к косяку двери, она с трудом понимала смысл слов, потому что не
 хотела его понять, но даже против воли он вскоре приходит, как пришел и к девушке.
— Не верю, не верю, — потянувшись к нему, она схватила его за рубашку. — Ты не можешь меня
 бросить!
Слезы хлынули из глаз.
— Драко, умоляю…
— Не стоит.
— Ты же обещал! — закричала она, ударяя маленькими кулачками по его груди. — Обещал!
Гермиона не пыталась сдерживать себя, она хотела, чтобы он видел все, чтобы он знал, какую муку
 ей причиняет… тогда, возможно, он передумает.
Драко крепко схватил ее за запястья, отводя руки.
— Прекрати истерику.
Эти слова заставили ее горько рассмеяться, она предприняла слабую попытку вырваться.
— Ты не Драко, ты кто-то другой. Отпусти меня.
— Послушай меня, Гриффиндорка, — Слизеринец резко притянул ее к себе. — Я могу сейчас тебе
 описать все ночи, которые мы провели вместе, то, как мы начали встречаться, и в конце концов
 ты поверишь, что я и есть твой обожаемый Драко, но я не буду это делать по той простой причине, 
что в глубине души ты знаешь, кто перед тобой. Именно мои прикосновения заставляют тебя дрожать,
 а моя улыбка для тебя свет. Послушай же меня, Гриффиндорка. Я не люблю тебя, мы не будем вместе 
никогда…
Гермиона, обмякнув в его руках, как сквозь вату слушала эти впивающиеся в душу слова. Как 
выразить ту боль, что внутри нее, ту муку, пытку, терзания разрывающие сердце. Крик здесь не 
поможет, он не освободит от жестокой реальности, нужно только забвение…
— Я не хочу жить, — тихо, словно шелест листьев, шептала Гермиона. — Я не хочу жить. Отпусти 
меня.
Но его руки лишь крепче сжали ее. Он резко дернул ее на себя, заставляя смотреть в глаза.
— Ты будешь жить, Гермиона, — девушка смотрела в столь любимые глаза и беззвучно рыдала, 
оплакивая канувшее в Лету счастье. — Потому что все еще любишь меня… если ты меня любишь, то
 будешь жить.
— Как ты смеешь говорить о любви! — казалось она готова убить… но кого? его или себя. — Отпусти 
меня, Драко.
— Ты не тронешь себя, Гриффиндорка. Если любишь меня, то не тронешь.
Гермиона лишь склонила голову, признавая поражение. Она медленно осела на холодный пол к ногам
 Слизеринца.
— Пожалуйста, позволь мне хотя бы не мучиться. 
Он отошел в сторону, оставляя сжавшийся на полу силуэт.
— Если любишь — живи, — больше этот проклятый Слизеринец не обронил ни слова. Он развернулся, 
оставив одинокую девушку на вершине башни, где безжалостные ветры трепали ее одежду…
Гермиона не знала, сколько прошло времени. Боль, пустота, нежелание жить — единственные ее 
спутники. “Если любишь — живи”, — его слова, обрекшие на вечные страдания, терзания, маету,
 мучения и пытки. Больше в ее жизни не будет ничего, ни счастья, ни любви, ни дружбы, ни доверия,
 хотя кое-что у нее осталось… то, что умирает самым последним...
Ледяные ветры видят, что когда-то гордая Гриффиндорка еще не сломана, еще не стала осколками
 разбитого фарфора, так и будет, пока в глазах теплится маленький огонек надежды… надежды на то,
 что он вернется, что он вновь будет с ней. Он, этот мучитель, так и не смог ее сломать одним 
своим отказом, не смог, но сможет. Жестокий истязатель, ее палач, он довершит дело до конца, он 
найдет способ ее сломать, разбить вдребезги последнюю надежду…

Гермиона дрожащей рукой писала у себя в дневнике, который заполнялся муками и терзаниями с 
удивительной скоростью. Он единственный, кому она может доверить свои чувства, единственный, кто 
прислушается к ней. Только после разрыва с Слизеринцем Гермиона поняла, насколько отдалилась от 
родного факультета, она там была чужой, до нее нет никому дела. Как прокаженная, она сидела на 
самом краю стола Гриффиндора, с трудом запихивая в себя пищу. “Если любишь — живи”, — его слова
 обрекли ее на жалкое существование, на вечную боль, но она все-таки жила… нет — существовала. 
Уже прошло два долгих, полных мук Ада  дня, за которые Гриффиндорка успела тысячу раз проклясть
 себя, свою любовь к НЕМУ, которая мешала предаться забвению, разрушить оковы слепого подчинения
 рутины жизни.
И вот сейчас, она идет по коридорам. Гермиона чувствует его присутствие, знает, что ОН где-то 
рядом, но не смеет поднять глаза, чтобы увидеть, как Слизеринец обнимает другую девушку, как он 
холодно пробегает по ней своим серыми словно дождевые облака глазами. Ей не нужно видеть этого, 
чтобы не страдать еще больше.
Каждую ночь она приходит на Северную башню, каждую ночь она встречает его там, и каждую ночь она 
унижается перед ним, умоляя передумать или разрешить ей уйти в настоящий Ад, даже там ей будет 
спокойнее, чем на земле — там забвение.   
Девушка небрежно кинула учебники на письменный стол. Надо бы подготовиться к завтрашней 
контрольной работе по трансфигурации, но нет желания, зачем ей это, зачем ей суетиться в этой 
проклятой жизни, которая только мешает… 
…И все же Гермиона берет в руки учебник, открывает нужную страницу и начинает повторять 
пройденный материал… 
А затем, что эта мелочная суета пусть и ненадолго, но избавляет от боли.
Девушка не знала, сколько просидела за учебником. Она нарочно пропустила ужин, не было сил вновь 
заходить в Большой Зал, видеть недружелюбные лица, сидеть в одиночестве, когда везде звенит смех.
 Это слишком больно и мучительно, осознавать, что у нее больше нет в будущем счастья. А ведь 
раньше она мечтала о муже, детях, уютном доме на окраине города, теперь эти мечты нереальны, их
 разбил светловолосый юноша лишь несколькими словами… разрушил будущее.
Гермиона и не замечает, как по щекам вновь текут слезы, как ногти до боли впиваются в ладони, ей 
все равно…
Уже темно на улице, надо идти к НЕМУ, он будет там, она это знает. Девушка медленно поднимается 
с кресла. Накинув мантию на плечи, она спускается в гостиную, глаза равнодушно скользят по 
знакомым лицам, по лицам бывших друзей. Ей нет до них дела, главное ОН, тот, который смысл ее 
жизни, остальное неважно… ни друзья, ни увлечения, всего лишь ОН.
  
Она стоит на Северной башне, совсем недалеко стоит Слизеринец, смотрящий в сторону леса. 
Гермиона, опустив голову, молча глотает слезы. Каждый раз ей с трудом удается заставить себя 
обраться к нему, но она это делает.
— Драко, — он даже не подал виду, что слышит ее, — Драко, пожалуйста… 
Он молчит, а из глаз девушки капают слезы горечи и невыразимого страдания.
— Позволь мне лишь умереть, я не хочу жить.
Слизеринец молчит, он еще ни разу с ней не заговорил после того вечера… ни разу.
Гермиона без сил оседает на пол, она просто сидит так, рядом с ним, как верная рабыня, 
невольница. Через десять минут Драко ушел, а Гриффиндорка все сидит на каменном полу Северной 
башни, не обращая внимания на холод, пронизывающий тело. Снежинки мягко ложатся на ее плечи, 
волосы, они окутывают ее полностью, как бы защищая от врага, но все тщетно, потому что враг 
внутри…
Она сидит так, пока не понимает, что больше нельзя терпеть холод, что он убивает. “Если любишь — 
живи”, — Гермиона поднялась, придерживаясь похолодевшими пальцами за ледяные стены башни. 
Окоченевшая, она спускается по лестнице и медленно бредет к себе в комнату, где пусто и одиноко… 
она слишком быстро привыкла к ночам в его объятиях.
В комнате она еще долго не спит, часами изливая свое горе в дневник, чистые страницы которого 
стремительно сокращаются.
  
И вновь наступает серое утро, несмотря на ясность и чистоту лазурного неба. Ей нет до этого дела.
 Тишину комнаты рассекает кашель, вырвавшийся из груди девушки. Неужели она заболела? Панический 
страх заполняет Гриффиндорку. Этого нельзя допустить, тогда придется прекратить встречи с НИМ. 
Гермиона берет склянку с зельем, которое должно помочь. Нет, к мадам Помфри она не пойдет, та, 
чего доброго, запрет ее в лазарете… только не это…

Спустя три дня девушка, тяжело привалившись к стене, пытается подавить кашель и остановить 
головокружение. Лишь бы не упасть в обморок. Она еще пытается бороться с болезнью, но это 
непросто. Инфекция быстро распространяется по ослабшему из-за скудного питания организму. 
Гермиона делала все, чтобы не догадались о ее болезни учителя. Она перестала отвечать на уроках, 
чтобы они не услышали ее хриплый голос. Но с трудом удавалось сдерживать душераздирающий кашель, 
который резал горло. Гриффиндорка все еще принимала различные таблетки, лекарства, зелья, но это 
особо не помогало, знания девушки в медицине были слишком скудны... 
Гермиона с трудом отстранилась от стены, еле продвигаясь к своей комнате.
— Мисс Грейнджер, — остановил Гермиону голос декана Гриффиндора.
Девушка замерла на месте, попытавшись предать себе более жизненный вид.
— Да, профессор, — она специально говорил тихо, чтобы голос не казался таким охрипшим. Пусть 
лучше МакГонагалл думает, что так ее лучшая студентка страдает из-за разрыва со Слизеринцем. 
— Мисс Грейнджер, мне не нравится то, какой образ жизни вы ведет. Расстаться…
— Мне не нужны советы, профессор, — тихо возразила Гермиона. — Со мной все в порядке…позвольте 
пройти, мне нужно подготовиться к самостоятельной по зельям.
Декан Гриффиндора растерянно смотрит ей вслед. Какая самостоятельная, если завтра суббота? А 
Гермионе все равно. 
Как только девушка проходит несколько пустынных коридоров, в тишине тут же раздается раздирающий 
грудную клетку кашель. Гермиона спешит к себе в спальню, чтобы быстрее принять очередное зелье, 
которое хоть немного уменьшит боль… жаль что не боль в сердце.

Поздно вечером она опять поднимается на пронизанную холодом башню, лишь бы увидеть ЕГО, побыть в
 его присутствии хоть немного.
Гермиона вновь села на холодный пол. Затуманенными болью глазами она смотрит на своего 
возлюбленного, но не говорит, потому что голос выдаст ее состояние, а ей хочется приходить сюда 
каждый день, ради этих мгновений она терпит все. Вскоре Слизеринец уходит, а Гриффиндорка 
остается сидеть на холодном полу. С каждым днем желание остаться здесь все сильнее, но она 
встает и уходит, уходит, чтобы продолжать существовать…

6 декабря, 1997 года. Суббота.

Становится все хуже, но я думаю, что смогу перебороть болезнь, я надеюсь на это… надежда — 
единственное, что осталось от прошлой жизни. 
Возможно то, что я заболела, к лучшему, потому что боль внешняя хоть и иногда, но затмевает те
 муки и страдания, которые воцарились внутри меня, хотя бы на время…
Вчера, сидя на зельях, я изредка бросала в его сторону быстрый взгляд. Вспомнилась наша первая 
встреча на Северной башне, я перелистала дневник и нашла эту встречу, отмеченную у меня. А потом 
вспомнился наш первый поцелуй, легкий, как прикосновения крыльев бабочки. Ведь воспоминания о 
счастье — это единственное, что у меня осталось. Иногда я часами отдаюсь этим воспоминаниям,
 прогоняю внутри себя его фразы и слова, которые запали мне в душу.
Для меня теперь драгоценна каждая секунда того ушедшего счастья, каждое мгновение я стремлюсь
 вспомнить во всех деталях и подробностях. Я закрываю глаза, представляю, как он неторопливо 
скользит руками по моему телу, а когда глаза открываются, понимаю, что это лишь иллюзия, жалкий
 фантом моего воображения… от этого становится еще больнее, еще хуже, но это стоит тех 
нескольких минут, когда я думаю, что счастлива, когда я думаю что с ним. Мне уже не хочется 
кричать, биться в истерике, мне хочется лишь умереть, это будет конец кошмару, в который 
превратилась моя жизни.
Я уже один раз сломалась, он вернул меня к жизни, потому что знал, как это сделать. На этот раз
 я еще не сломана, потому что есть надежда… призрачная надежда, что все наладится, что он 
вернется. Ведь у него сейчас нет девушки, насколько мне известно. Возможно, он просто проверяет
 мою любовь…я готова все ему простить, лишь бы он вернулся, лишь бы он снова коснулся моих губ,
 лишь бы мы были вместе. Иначе, почему он хочет, чтобы я жила…он вернется.
Да, я хочу в это верить и буду, потому что надежда еще не умерла, правильно говорят, что она
 умирает последней… умрет она, я потеряю себя, потеряю душу, иначе говоря — сломаюсь…

Гермиона отложила перо, она быстро закрыла дневник, а то чернила расплываются под солеными 
слезами, которые падают на лист. Кашель вновь завладевает ее телом, голова кружится, веки 
кажутся отяжелевшими и горячими… наверное опять поднялась температура. Девушка принимает
 горькое зелье, морщится, ложится на кровать. Еще одна ночь, еще одно возращение в тот день, 
когда разрушилось счастье. 
Стоны мучения разносятся в залитой лунным светом комнате, но их никто не слышит, никто не видит 
взмокшую Гриффиндорку, мечущуюся по широкой кровати, никто не видит искаженного горем и 
страданиями лица.

Следующее утро ничем не отличается от прежнего, только болезнь еще сильнее овладевает телом. 
Хорошо, что не нужно идти на уроки, она бы не выдержала, слабость побеждает ее. Целый день 
Гермиона проводит в кровати, комната расплывается перед глазами, но девушка цепляется за этот
 свет, чтобы сохранить сознание. Ей еще нужно будет пойти на встречу с ним.
Наверное, какой-то домовик принес еду, по комнате распространился запах жаренного мяса, но от
 него стало только хуже. Гриффиндорка задыхается в душной комнате, надо открыть окно, но она не
 делает этого, сберегая силы на путь в Северную башню. 
Наконец наступил вечер. Гермиона вяло приводит себя в относительный порядок, потом накидывает 
теплую мантию и осторожно спускается в гостиную… лишь бы не упасть, лишь бы не потерять сознания. 
Слишком длинен путь к башне, но ее ведет туда осознание того, что она увидит там ЕГО. 
Полностью без сил, она сидит на открытой ветру площадке, он еще не пришел. Кашель вырывается из 
ее груди… пока можно… его еще нет.
Через некоторое время появляется Слизеринец, он даже не смотрит на сидящий силуэт, будто не 
замечая его. Так и проходит их очередное свидание, полное муки для девушки и безразличия для 
юноши, хотя нет, так он и безразличен к сидящей на каменном полу. Она все еще осталась его 
жертвой, она еще не сломлена, он выполнит клятву полностью.
Как только Драко уходит, Гермиона дает волю душераздирающему кашлю. Она  пытается подняться, 
понимая, что если не сделает это сейчас, то не сделает никогда. Пару шагов, и Гриффиндорка стоит
 у раскрытой двери, тяжело облокотившись о косяк.
Силы ее покидают, и она падает на пол. И сознания уже не сохранить. Ей, ослабевшей от мук Ада,
 это не под силу. И Гермиона падет в дарующий темноту обморок.

Драко услышал слабый хрип, похожий на кашель, но не обратил на него внимания, продолжив 
спускаться вниз. Наверняка, это Гриффиндорка просто плачет, она делает это все время, хотя
 держится при нем… и уже молчит. 
В звенящей тишине раздался глухой стук, который нельзя было проигнорировать. Он связан с девушкой
, которая сейчас на башне, он чувствует, что она близка к забвению, этого нельзя допустить.
Слизеринец развернулся, поднимаясь вновь. Она была в конце его пути, без чувств распластанная на 
маленькой площадке рядом с дверью. Из ее груди вырывается кашель… вне сомнений, Гриффиндорка 
заболела… интересно, давно ли?
Драко взял ее на руки. Лицо тут же стало угрюмым, мрачным… слишком легка была его ноша, словно 
болезнь выжгла ее изнутри. 
Он отнес ее в лазарет. Медсестра тут же принялась охать над Гриффиндоркой, одновременно ругая 
все на свете.
— Девочка только переболела корью, а теперь и бронхит, — бормотала она. — Это может быть слишком
 опасно. Мистер Малфой, вы можете идти, я о ней позабочусь.
— Она выздоровеет? — настойчиво спросил он.
— Вы можете идти, — женщина сердито нахмурилась.
— Она выздоровеет?
Некоторое время медсестра молчала, а потом нехотя заговорила.
— Возможно. Она слишком ослабла, и, кажется, не хочет жить, — тут целительница внимательно
 посмотрела на Слизеринца, — но, думаю, я смогу поднять ее на ноги.
Драко, кивнув, вышел из комнаты и быстро спустился в подземелья, оставив девушку, и так 
покинутую всем миром, одну …

Гермиона не знала, сколько времени прошло, прежде чем она снова увидела свет, но он ее не 
обрадовал, и Гриффиндорка вновь забылась…

Медленно, но силы возвращались к ней, под строгим надзором медсестры этого невозможно было 
избежать. Полторы недели Гермиона провела в лазарете, где ее пичкали горькими, но дающими 
выздоровление зельями.
Гриффиндорка вновь чувствовала себя здоровой, завтра ее должны были выписать из лазарета, 
завтра она вновь пойдет на уроки, а сегодня…
Гермиона, лежа на больничной койке, читала учебник по уходу за магическими существами.
— Мисс Грейнджер, к вам посетитель, — сухо промолвила мадам Помфри.
Девушка тут же оторвалась от книги, удивленно посмотрев на медсестру… кто бы мог к ней прийти? 
Долго мучиться ожиданием не пришлось, в палату зашел светловолосый Слизеринец, одного взгляда на
 него хватило, чтобы понять, что он пришел сюда не для того чтобы мириться… Но тогда для чего же?
Женщина оставила их одних. Некоторое время оба молчали, пока Драко не заговорил.
— Ты могла умереть.
— Возможно, это было бы самое лучшее в моей болезни, — ответила Гермиона, отводя глаза в сторону.
— Ты не должна была искать смерти, — резко проговорил он.
— Я ее и не искала.
— Ты знала, что больна.
Гермиона вскинула голову, посмотрев в знакомые до боли глаза.
— Да, знала, и пыталась предотвратить болезнь, но не получилось.
— Ты должна была сходить в лазарет.
Гермиона вновь почувствовала слезы на глазах.
— Какое тебе дело, что я должна делать, а что нет! — голос срывался на крик. — Нас теперь ничего
 не связывает, оставь меня.
— Я думал, ты любишь меня, — сухо ответил он.
— Это не любовь, а проклятье, — с горечью сказала девушка. — Да, я знала, что больна, но не пошла
 в лазарет из-за того, чтобы не прекратить встречи с тобой, чтобы видеть тебя. Будь проклят тот
 день, когда я полюбила тебя, но жить без тебя я теперь не могу.
Драко молчал, смотря в карие глаза, полные слез муки и печали. Именно этого он добивался, именно
 этих мучений и терзаний.
Слизеринец неторопливо поднялся с кресла.
— Значит, тебе достаточно лишь видеть меня, — он не спрашивал.
Драко медленно прошел к выходу из палаты, и у двери его настиг ответ девушки:
— Да, если достаточно только смотреть на еду или воду…

Опять шли долгие дни, приближалось Рождество. МакГонагалл стала составлять списки тех, кто решил
 проводить праздник в Хогвартсе.
Гермиона не знала как ей поступить, хотелось уехать из этого кошмара, хоть на время ощутить 
тепло и уют, которым несомненно окружат ее родители, но и хотелось остаться с НИМ, ведь он 
проведет каникулы здесь. В Рождество принято случаться чудесам, может и с ней случится чудо…
Но желание пожить немного спокойно победило… до тех пор, пока она не увидела серые глаза, 
указывающие ей на декана Гриффиндора. Он хотел, чтобы она осталась, разве возможно его 
ослушаться? Нет. 
И Гермиона занесла свое имя в список студентов, остающихся в школе. Ведь для чего-то она ему 
нужна, раз он хотел, чтобы она осталась. Возможно… возможно, в это Рождество все-таки случится 
чудо. Девушка искренне в это верила.
  
Гермиона медленно поднималась по лестнице на Северную Башню. Сегодня еще одна их встреча. Она 
теперь просто наслаждалась теми минутами, что проводила в его обществе. Гриффиндорка больше не 
умоляла его вернуться, зная, что бесполезно, как и не просила дать ей свободу. Слез больше не 
было в карих глазах… и вряд ли они когда-нибудь появятся… слишком много она страдала, теперь 
боль притупилась… нет, она не ушла, ушла от нее Гермиона, закрывшись в себе словно в коконе, а 
свой кокон она покрыла надеждой, которая с приближением Рождества все разгоралась. А оно 
наступит завтра ночью…
   
За праздничным столом собралось относительно немного человек. Гермиона сидела рядом с какой-то 
Хаффлпаффкой, которая мило улыбалась неизвестному Рейвенкловцу. 
Гриффиндорка не собиралась долго задерживаться за столом, лишь настолько, сколько требуют 
формальности, потом она поднимется к себе. 
Возможно, было ошибкой полагать, что в Рождество случаются чудеса… нет их на свете. 
Как только официальная часть завершилась, девушка поднялась с места и быстро вышла в коридор. 
На ее уход мало кто обратил внимание.
Привалившись к стене, тяжело дыша, Гермиона крепко зажмурилась… нет, слез не будет… она  больше 
не умеет плакать.
— Гермиона… — родной, любимый голос разносится по коридору… неужели он? 
Девушка резко развернулась, неверяще смотря на Слизеринца. 
Он подошел к ней вплотную, сразу же коснувшись ее волос и став медленно накручивать тугой локон 
на палец.
— Я хочу, чтобы ты сегодня ночью пришла в Выручай-комнату.
Ее глаза начинают сиять… неужели чудеса случаются? Она слабо кивает:
— Я приду.
Драко, развернувшись, уходит к себе в подземелья. А она все стоит, на губах медленно расцветает 
слабая, неуверенная улыбка — первая за этот долгий месяц.
Он любит ее! Он любит ее! А этот месяц был лишь проверкой. Как на крыльях Гермиона залетает к 
себе в комнату, она, радостно улыбаясь, начинает готовиться к ночи. Он любит ее!
Впервые за месяц сердце ее не ноет от боли. Удивительно, что могут творить слова, произнесенные 
им.
 
Вскоре наступила ночь. Накинув мантию, Гермиона спускается с Гриффиндорской башни и идет в 
Выручай-комнату. Скоро, совсем скоро они опять будут вместе.
Девушка торопливо распахивает двери и, застыв на пороге, озадаченно хмурится: обстановка в 
комнате такая же как в день, когда они поссорились. Но вскоре на лице вновь появляется улыбка: 
он, наверное, хочет, чтобы все случилось здесь, как дань тому, что прошел месяц мук.
— Гермиона, подойди ко мне. 
Она послушно подошла к нему, сидящему на шикарной софе. Драко с ленивой грацией поднялся с места,
 становясь напротив ее.
— Я ждал тебя, — он берет ее за подбородок и притягивает к себе.
Вскоре губ девушки касаются желанные губы Слизеринца. Медленно и неторопливо его язык заставляет
 ее приоткрыть рот, поцелуй становится глубже. Голова Гермионы закружилась, опьяненная этой 
простой лаской. По щекам текут слезы, но не боли, а радости и облегчения. Несколько секунд она 
наслаждалась его нежным поцелуем, пока парень ее не отстранил.
Он посадил ее на софу.
— Что бы ни случилось, я хочу, чтобы сидела здесь, пока я не разрешу тебе встать, — тихо 
прошептал Драко, смотря в ее сияющие глаза, в которых появился вопрос.
—  В чем дело? — немного озадаченно спросила она. Почему он медлит?
— Просто сиди, хорошо.
Гермиона неуверенно кивнула и смахнула слезы с глаз. Она не понимала, что происходит. Это не
 очень-то похоже на сцену воссоединения влюбленных…
От двери отделился силуэт в темном плаще. Он подошел к стоящему Слизеринцу, положив руки ему на 
плечо.
— Кто это? — нерешительно спросила Гермиона.
— Всего лишь, — насмешливо ответила фигура женским голосом, — всего лишь Паркинсон, грязнокровка.
Плащ медленно упал к ее ногам. На Слизеринке оказалось откровенное платье, совершенно не 
скрывающее ее точеную фигуру.
— Драко, что она здесь делает? — еще больше запутываясь, заговорила Гермиона. Сердце сжалось в 
мучительном ожидании ответа.
— Потому что так нужно, — тихо ответил он, поворачивая к темноволосой девушке. — Это мой тебе 
подарок на Рождество, Гермиона.
— Она ведь нам не помешает, — промурлыкала Панси, проводя длинным ногтем по бледной щеке юноши.
Гермиона словно во сне смотрела, как губы ЕЕ возлюбленного касаются алых губ Слизеринки, как он
 неторопливо целует стоящую девушку, так же, как минуту назад он целовал ее. Гриффиндорка еще не
 поняла, что происходит… пока не поняла.
Драко проводит руками по плечам аристократки, медленно снимая мешающие бретельки. Еще мгновение 
и платья падает к их ногам.
Гермиона отрицательно, в шоке, мотает головой, не в силах произнести ни слова. Нет, нет, это сон…

Его губы жадно припадают к оголенному плечу Слизеринки, алчно исследуя мраморную кожу. Первый 
стон разрезает царящую в комнате тишину, стон, исторгнутый из уст Панси Паркинсон.
— Нет, нет, пожалуйста, — зашептала Гермиона, хотелось бежать отсюда, но ЕГО слова держали ее: 
“я хочу, чтобы сидела здесь”. Ей хочется закрыть глаза, но она не может сделать это, остается лишь 
смотреть на то, как любовники медленно раздевают друг друга, как они ласкают тело партнера. — 
Нет, Драко.
Из карих глаз полились слезы, в них страдание, не сравнимое с прежним. 
А всего пять минут назад она была счастлива…
— Драко, пожалуйста, остановись, — Гриффиндорка застонала от раздирающей ее боли. Нет, только не 
при ней, она не сможет это выдержать. — Драко… — потерянно шепчет она.
Слезы муки, которых, как она думала, больше не будет никогда, льются из ее глаз.
А Слизеринец даже не смотрит в ее сторону, его полностью захватил водоворот страсти. Руки
 ненасытно летают по телу уже обнаженной девушки. Оба медленно продвигаются к громадной кровати. 
Стоны Слизеринки становятся все сильнее, она уже забывает, что явилась сюда ради того, чтобы
 отомстить рыдающей сейчас Гриффиндорке, была лишь страсть. 
— Нет, нет, — Гермиона жадно хватает воздух. Зачем! Зачем он так с ней поступает!
Она видит, как одним рывком он входит в податливое тело темноволосой девушки, как та протяжно 
стонет. Их тела сплетаются в эротичном, порочном танце, который терзает сидящую на софе
 Гриффиндорку. Глаза кареглазой девушки постепенно пустеют, ее душе нет места на Земле.
Теперь она поняла, чем был его последний поцелуй — поцелуем дементора, он забрал жизнь, 
полностью ее сломал, оставил лишь жалкую тень.
В глазах гаснут последние искорки надежды… 
   
Идеальный расчет, проклятый Слизеринец, ты добился, чего хотел, ты исполнил клятву… твоя жертва 
уже мертва, ей нет места среди живых. Невинная, чистая девушка, которая испытала все муки Ада,
 ей теперь не страшна боль… хуже быть не может, по крайней мере, для нее. Будь ты проклят…

Перед рассветом, когда любовники, обнявшись, спят в постели, призрачная тень Гриффиндорки 
выбежала из комнаты и поднялась к себе. Автоматически, она открывает дневник и пишет…

Рождество.

Я уже не я, больше нет ничего. Он добился, чего хотел, убил меня, веру в будущее. Мне нет смысла
 жить. Странно, но даже сейчас я не могу убить себя. Но надо что-то делать, а именно… найти того,
 кто сможет без сожаления убить меня сам. 
Я знаю, где таких найти… Упивающиеся Смертью всегда рады новой жертве, тем более грязнокровке… Я 
слышала, что они сейчас где-то рядом со священными камнями.
Мне больше нечего писать в тебе, дневник. Остался последний лист, но я не могу его заполнить, 
потому что меня уже нет. Возможно, в другой жизни. Но не сейчас…

Гермиона одела плащ. Странно, но она все-таки взяла дневник с собой. 
Выбежав за пределы Хогвартса, девушка аппарировала, пока не оказалась у Стоунхенджа. Покинутая, 
она бродит рядом с громадными камнями, иногда отдаляясь. По щекам катятся слезы, но теперь они
 не вызваны болью, просто они катятся по ее щекам.
Она забредает в покинутый сарай. Хочется спать, она и не сопротивляется. Девушка ложится на 
грязный стог сена и закрывает глаза. Вот бы больше не проснуться…

Но она проснулась, разбуженная грубым смехом. Пришли ее палачи… вторые палачи, первый уже 
совершил свое злодеяние.
— Кажется, маггляночка решила поспать? — насмешливо спрашивает один из Упивающихся. — Мы можем
 предоставить тебе вечный сон.
Они не знают, что именно этого она и ждет… умереть телом, душа уже мертва и ждет своего 
перерождения. 
— Кажется, я ее знаю, — еще один приспешник Темного Лорда отводит руку партнера, который уже 
направил палочку на девушку. — Это не маггла, это грязнокровка Грейнджер, бывшая подружка 
Поттера и любовница Малфоя-младшего… Она может быть полезна нашему Господину.
— Ты сам сказал что бывшая, — за маской лицо Упивающегося презрительно скривилось. — Но для 
начала, я с ней поиграю. Crucio!
Боль пронзает тело Гриффиндорки, из груди автоматически вырываются крики боли, хотя ее, как 
таковой, она не ощущает. Проходят минуты, а потом боль стихает, тело перестает дергаться в 
конвульсиях.
— Поиграли? — издевательский голос нисколько ее не трогает. — А теперь пора спать.
Упивающийся Смертью заносит палочку для решающего заклятия.
— Crucio, Гойл, — холодный голос будто останавливает время. — Не стоит за меня решать, что
 может быть полезно, а что нет…

Часть 3. Восставшая из Ада.  

Гермиона увидела еще одну фигуру, закутанную в черный, как непроглядная мгла, плащ. Протянутая
 рука с палочкой указывала на извивающегося в агонии Упивающегося Смертью, но еще секунда — и 
заклятье прекратило действовать.
Девушка со страхом смотрела на силуэт в темном сарае, она все еще помнила об ужасе, который 
испытывают люди лишь при упоминании одного имени этого человека… значит, ее убьет сам Темный 
Лорд, ведь так? 
Да, она хотела смерти, но сейчас, смотря на приводящего в ужас человека... — нет, не человека,
 чудовище, — она боится. Странно, но ничего неестественного в этом сочетании нет: хочет смерти и
 страшится ее. 
Гермиона попыталась отползти вглубь сарая, как будто это могло помочь исчезнуть.
— Ты боишься меня, — тихо прошелестел он. — Не стоит… оставьте нас.
Они не посмели его ослушаться. Вскоре в темном помещении остались только двое. Мужчина медленно
 поднял руки и скинул с лица капюшон…
Наверное, она должна была удивиться, но этого не случилось… она вновь стала сломанной куклой, не 
способной ни на что — страх перед Темным Лордом канул в глубокие воды.
Перед ней стоял мужчина лет сорока, привлекательной наружности, правда, слегка бледноватый… но
 ведь тут должно было стоять бледнокожее чудовище, гибрид змеи и человека! И тем более ему уже 
около семидесяти, плюс-минус пару лет, а не сорок...
— Удивлена?
Гермиона не ответила. Зачем, раз он и так знал ответ.
— Я много о вас слышал в последнее время, мисс Грейнджер, — заговорил вновь Волан-де-Морт. — 
Поссорились с Поттером и его другом Уизли, стали любовницей Малфоя, а потом страдали, когда он
 вас бросил…
Девушка закрыла глаза, какой толк говорить о прошлом, для того оно и прошлое. А будущего у нее 
нет.
— Убейте меня, — прошептала она.
Гермиона все еще не открывала глаз, ожидая, когда страшное заклятье пронзит ей сердце…
Она почувствовала, как что-то коснулось ее подбородка, заставляя встать. И Гермиона послушно 
поднялась на ноги, становясь вплотную к мужчине. Что происходит?
С каждой секундой, проведенной в этом мире, она все больше отдалялась от реальности… память о 
прошлом уходила, вытесняясь равнодушием. И сейчас она слушала тихий шепот, схожий с шипением, не 
обратив внимания на смысл слов. 
— Бедная, наивная Гриффиндорка, призрачная тень себя прежней, ты сломана Слизеринцем. Я вижу 
твою разбитую душу, вижу осколки девственного мрамора, на которые она распалась… теперь этот 
мрамор испачкан внешним миром. — Он придвинулся ее еще ближе, медленно проводя руками по ее 
плечам. — Я не собираюсь тебя убивать, моя дорогая, я собираюсь вернуть тебя к жизни, возродить 
из Ада, собрать все осколки вновь, но собрать так, как мне угодно. Ты уже сейчас мало что 
помнишь о своей жизни, потому что мертва… я оживлю тебя, сделаю своей верной помощницей… придет 
время, и ты отомстишь за свои унижения им, бывшим друзьям, и ему, твоему возлюбленному. Память 
твоя сохранится, но уйдут чувства из прошлой жизни… Да, с новым годом я дарую тебе новую жизнь,
 которая будет противоположностью старой. Ты будешь жить вновь… именно жить, а не существовать.
Гермиона почувствовала его губы, касающиеся ее мокрых от появившихся во время его речи слез губ. 
Поцелуй длился вечность, сознание быстро завращалось… 

Драко приоткрыл глаза, окидывая взглядом погруженную в сумрак комнату, и остановив его на 
пустующей софе… значит, Гриффиндорка ушла, интересно как давно? Сейчас, наверное, уже утро, но 
из-за отсутствия окон в Выручай-комнате нельзя сказать точно.
Слизеринец неохотно поднялся с кровати. Где же сейчас его измученная, потерявшая надежду, 
сломанная Гриффиндорка… то, что она сломана, он не сомневался, достаточно было видеть ее глаза 
этой ночью: пустые и наполненные страданием одновременно… странное сочетание, разве пустота 
может быть наполнена?.. Выходит, может.
— Драко, — Панси с ленивой грацией приподнялась на подушке и пододвинулась к парню, обхватив 
сзади его шею руками. — Ночь была великолепна.
Она мягко поцеловала его между лопаток.
— А как же иначе, — Драко усмехнулся. — Ты ведь отомстила Грейнджер… кстати, за что?
На лице Слизеринки показалось презрение, смешанное с ненавистью и торжеством победы. 
— Примерно месяц назад она повела себя грубо по отношению ко мне, — лаконично ответила она. —
 Мне это не понравилось. А ты? К чему тебе это, не помню, чтобы ты так опускал своих бывших 
подружек. Месть? Только за что? Не изменила же она тебе. Иначе бы так не реагировала.	
Драко потянул руку к лежащим рядом штанам, начав не спеша их натягивать.
— Это не месть, — застегивая ширинку, заключил Драко. 
Темноволосая девушка пожала плечами. Она не требовала более подробного ответа. Зачем, раз он все 
равно не скажет?
— Увидимся позже, — кинул парень на прощанье. — Сейчас у меня дела.
  
Он собирался разыскать ее с помощью обряда, поэтому и спешил к себе в комнаты. Нужный том был
 быстро найден, как и нужная страница. Вот он, Обряд Нахождения, именно этот ритуал был самым 
первым для Слизеринца… не очень сложный, но требующий колоссальной затраты энергии. Тогда он
 искал Люциуса, который давно не появлялся в имении… мать сильно беспокоилась: отсутствием главы
 семейства могли воспользоваться министерские работники, заявившись с орденом на обыск, сама она
 была не в состоянии избавиться от запрещенных вещей, пропитанных Темной Магией… 
Драко до сих пор помнил то чувство единства, которое он ощутил, найдя отца. Непередаваемо и
 великолепно одновременно. 
Этот обряд Слизеринец проводил очень редко, никогда не применяя его дважды к одному и тому же
 человеку… до сегодняшнего дня. Грейнджер будет той, на которой он опробует ритуал второй раз…
Драко слегка проколол палец, размазав появившуюся кровь на специальном пергаменте, который тут
 же начал съеживаться, выпуская темный дым… 
Спустя полчаса, когда таинство завершилось, Слизеринец с изумлением понял, что не может
 определить ее местонахождение, хотя ощущает что-то. Такого еще никогда не случалось… где же
 может быть Гриффиндорка? 
В глубине него росло давящее смятение, он ощущал что-то странное, заставляющее насторожиться…
 что-то сейчас происходило с Гермионой… что-то странное, необъяснимое и ужасное. Драко
 постарался приблизиться к ней, но тут же отпрянул, оттолкнутый Темной Магией…   
  
…Они куда-то переместились, в какую-то комнату.
Он заставил ее лечь на кровать, тут же следуя за ней…
Губы Темного Лорда быстро шевелятся, он произносит какие-то заклинания, из-за которых в глубине
 Гриффиндорки загорается огонь… огонь желания.
Гермиона и не замечает того, как ее быстро избавляют от одежды. Глаза закрыты. Она требовательно
 притягивает к себе нависшего над ней мужчину.
Еще одно заклинание входит в ее тело, сковывая его холодом… еще одно — и жар вновь опаляет кожу.
 Невидимые руки гладят тело, она выгибается им навстречу. Из уст вырывается стон, полный
 наслаждения и порочной страсти. 
Темный Лорд зубами прихватывает кожицу на ее шее, заставляя ее стонать громче. После цепочки 
поцелуев губы отрываются от восхитительной кожи и вновь начинают шептать заклинания, пока
 лежащая под ним девушка извивается в эротическом танце желания. Ее голова мечется из стороны в
 сторону, алые губы начинают шептать какие-то обрывочные фразы, но в них нет мольбы… она больше
 никогда не будет умолять.
Теплые руки Наследника Слизерина спустились к ее груди, слегка ее сжав. Вскоре губы действуют в
 унисон с руками… заклинания прекратились.
Гермиона сильнее выгибается ему навстречу, когда он втягивает в рот потемневшую ягодку. Из ее
 груди вырывается полустон-полувсхлип, но нет, она не будет умолять…
Девушка руками обхватила его широкую спину, требовательно притягивая к себе. И тут же ощущает
 его издевательскую улыбку, искажающую губы.
Рука Темного Лорда двинулась вниз по желанному телу девушки, пока не достигла своей цели.
 Указательный палец проник в нее, заставив Гриффиндорку извиваться от желания еще сильнее. 
И вновь комната наполнилась тихим шепотом, заклинания впитывались в обнаженную кожу, заставляя
 ее гореть фанатическим огнем. 
Когда же прекратится эта мука! Гермиона слегка вскрикнула, когда он погрузил в нее еще один
 палец. Боже… нет, Дьявол, будь снисходителен.
Вскоре он убрал руку.
Она не умоляла, не просила, но эта страсть, неудовлетворенное желание словно сжигало ее изнутри,
 как и предавалась огню ее кожа от повисшей в комнате магии.
Наконец, за свою сдержанность и терпение она была вознаграждена. Темный Лорд стремительно вошел
 в ее податливое, разгоряченное желанием тело. Тяжелый стон сорвался с его губ, которые тут же
 припали к ее покусанным, влажным от крови устам.
Гермиона задыхалась, умирала и перерождалась заново. На тело накатывали новые волны экстаза. Она
 уже была готова полностью забыться в этой обжигающей душу и тело сладострастной муке, как вновь
 было произнесено заклинание, последнее, дарующее жизнь.
Девушка громко закричала, разрываемая болью от магии и наслаждением, которое дарило мужское тело.
 Глаза широко распахнулись, встретившись с глазами Темного Лорда. Грудь девушки тяжело
 вздымалась под его телом, воздух с хрипом выходил из легких.
Дрожащей рукой Гермиона смахнула налипшие на лицо волосы, продолжая смотреть на него. Мужчина
 довольно улыбнулся: теперь в карих глазах была жизнь… новая жизнь.

Содрогнулись Земля и Небеса из-за запретной проклятой магии, содеянной в святом месте, где
 стоят великие камни Стоунхендж. Угасшая душа возвратилась на Землю, но она теперь другая,
 изувеченная внешним влиянием. Это запрещено, этого нельзя было делать, душа, да и тело уже
 шагали по краю забвения… должно свершиться возмездие, небеса и земля обязаны отомстить за
 нарушение покоя, но кому: девушке или мужчине?.. Они еще не выбрали жертву, но время выбора
 придет…

Гермиона сидела на широкой кровати, лениво перелистывая страницы ветхого тома со странным
 названием: “Погибшие души”. Эту книгу дал ей Темный Лорд на следующее утро после той ночи… а
 ведь именно это он и сделал тогда — вернул ее душу. 
По губам девушки скользнула усмешка над собой — она уже другая, от прежней хозяйки этого тела
 мало что осталось, хотя Темный Лорд продолжал уверять, что с ней еще работать и работать. 
Нетрудно было догадаться, в чем выражалась эта работа. Каждую ночь она опускалась в адское пламя
 страсти, каждую ночь тело впитывало в себя новые заклинания. Он хотел выжечь все, что могло
 остаться после возращения души, все до последней капли.
На кровать к девушке заползла Нагайна, тихо шипя. Гермиона  не понимала этого тихого шипения,
 она не владеет языком змей, зато уловить общий смысл Гриффиндорка все-таки смогла: змея хотела
 полежать тут, с ней, единственной, кто не стремится к убийству, единственной, к кому было
 привлечено ЕГО внимание… внимание Великого Хозяина Рептилий.
Гермиона не обольщалась тем, что смогла лично привлечь змею, наверное, просто-напросто на ней
 запах хозяина, вот Нагайну и тянет как магнитом. Девушка осторожно прошлась рукой по телу
 рептилии, слабо его поглаживая… оно было великолепным, такое грациозное и страстное, несмотря
 на то, что змеи холоднокровны.  
— Ты же знаешь, что он не любит, когда ты подолгу остаешься в моей комнате, — заметила
 Гриффиндорка. — Или он сам послал тебя за мной шпионить? Не важно, оставайся, раз тебе так
 хочется.
Шипение стало сильнее, Нагайна зашевелилась, медленно став опоясывать тело сидящей девушки.
— Что ты делаешь!
Помимо восклицания, Гермиона ничем не выдала своего возмущения, темно-карие глаза спокойно
 смотрели на шевелящуюся змею…
Дверь резко распахнулась, и в комнату зашел Темный Лорд.
— Оставь нас, Нагайна, — он сказал это на обычном языке, который змея прекрасно понимала. 
Отпустив тело девушки, она с величайшей грацией выползла из комнаты.
— Что-то случилось? — Гермиона откинулась на подушки, легко перебирая длинные пряди, упавшие на
 грудь. 
Волан-де-Морт окинул откровенно одетую девушку быстрым взглядом.
— Не время играть, — одернул он ее. — Тебя ищут, моя дорогая. Странно, но пока они не пробовали
 установить связи с твоими родителями, этим можно воспользоваться, — тут Темный Лорд внимательно
 посмотрел на нее.
Гермиона безразлично пожала плечами.
— Нашлите на них Империус, пусть скажут, что я сейчас гощу у дяди на юге Франции. Только не
 понимаю, для чего это, я не собираюсь возвращаться в Хогвартс.
— Твоего мнения тут никто спрашивает, дорогая, — его голос был слишком мягким — плохой признак. —
 Ты отправишься в Хогвартс, сделав вид, что только что вернулась из Франции, все еще убитая 
горем из-за разрыва с Малфоем-младшим, но уже пытаешься держать все внутри себя и поэтому ищешь 
одиночества. Тебя никто не заподозрит. Просто замечательно: предавшая свои идеалы Гриффиндорка.  
Глаза Гермионы гневно сузились.
— Ты прекрасно знаешь, возникла бы сейчас нужда вновь пройти отбор, я бы стала Слизеринкой… если 
бы вообще смогла попасть в Хогвартс.
— Именно поэтому, моя прекрасная Воскресшая, мы не ставим метки на детях моих подданных в раннем
 детстве… чтобы они попали в школу.
Он равнодушно смотрел на лежащую девушку, будто она сейчас была для него ничем, несмотря на
 ласковые слова, которые были, скорее всего, ядом.
— Ты не будешь посвящена в Упивающиеся, — вдруг резко заговорил он. — Я не хочу рисковать тем,
 что кто-нибудь может заметить знак Мрака на твоем предплечье.
Настала очередь Гермионы безразлично на него смотреть.
— Почему же сомневаешься тогда, мой Лорд? Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не смогу тебя
 предать.
— Никто, ничего и никогда не может знать точно, — теперь он поднялся и свысока смотрел на нее. —
 Запомни это, Гермиона. Возможно, я и самоуверен, как считает выживший из ума директор Хогвартса,
 но я всегда склонен к проверке того, на что надеюсь.
Он ушел, оставив ее одну. Гермиона еще несколько мгновений смотрела на захлопнувшуюся дверь, а 
потом вновь вернулась к чтению.

Девушка со скукой на лице ходила между деревьями зимнего сада… интересно, а чей это сад? Где она 
вообще сейчас находится? Они с Томом только что сюда переместились, ее даже не успели 
проконсультировать, лишь сказали пойти осмотреться, что она сейчас и делала.
— Гермиона, — девушка немедленно повернулась.
— Да, мой Лорд?
— Идем со мной.
Она послушно последовала за ним. Они зашли в огромный замок, построенный в стиле викторианской 
эпохи. Все было отделано со вкусом, не то, что в прежнем поместье.
— Чей это замок? — с легким любопытством спросила девушка. — У того, кто подбирал здесь интерьер,
 замечательный вкус.
— Забини, — не оборачиваясь, ответил мужчина. — Джон один из моих самых приближенных слуг… они 
были с Малфоем хорошей группой, слаженной, один дополнял другого, но вот выжил только один. 
Люциуса, к величайшему сожалению, мне пришлось убить, а как только он умер, я потерял всю власть 
над Малфоем-младшим… если она вообще была.
— Что значит, ты убил Малфоя? — Гермиона нахмурилась. — Я слышала, что он сам покончил с жизнью,
 когда его нашли авроры. Тогда же были схвачены и Паркинсоны... Правда, они выбрали суицид.   
Волан-де-Морт жестоко рассмеялся.
— Вот какую историю, оказывается, состряпало министерство… идем сюда, — они зашли в сумрачную 
комнату, дневной свет едва пробивался через черные бархатные гардины. Мужчина удобно 
расположился в кресле, жестом указав Гермионе на соседнее. — На самом деле было все иначе, — 
заговорил он, когда девушка уселась. — Малфой не смог бы лишить себя жизни, даже если бы захотел,
 а он хотел этого, когда его поймали. Люциус был слишком свободным человеком с высокими идеалами.
 Когда-то у него не хватило сил противиться мне, и он решил, что будет вместе со мной всегда… Я
 расскажу тебе его историю с самого начала… с нашего знакомства, а потом и историю 
Малфоя-младшего, они переплетаются… Это было время, когда я только пришел к власти…

Молодой мужчина лет двадцати двух, совсем недавно вырвавшийся из-под пристального надзора семьи, 
твердым шагом шел по каменному полу мрачного замка… это была его обитель, место, где он стал 
монархом, королем, повелителем, единым властителем. 
Он нетерпеливым движением распахнул дверь. Давящую тишину замка пронзил громкий крик боли. 
Светловолосый мужчина прошел к другой комнате, распахнув еще одну дверь. Раздался еще один крик. 
Серые глаза мрачно скользили взглядом по комнате… еще один вскрик…
— Хозяин, — раздался дрожащий голос домовика.
— Как она? — не теряя времени, спросил мужчина.
— Молодая миссис мучается, роды проходят сложно.
— Она должна жить, — глаза хищно сузились. — На ребенка плевать, но если Нарцисса погибнет — 
погибнет и этот замок… вместе со всеми его обитателями.
— Да, хозяин.
Люциус устало прислонился к стенке. Проклятая девчонка, зачем она настояла на родах! Захотелось 
ей, видишь ли, ребеночка, а то что она сама еще почти ребенок — это ничего не значит. 
Шестнадцать лет, а она рожать собралась. Глупая девчонка, что он теперь будет делать, если она
 этих родов не выдержит?
Люциус злобно выругался. В три больших шага он подошел к столику, на котором стоял графин с 
вином. Несколько быстрых движений — и бокал уже полон красной, как кровь жидкости. Еще какие-то
 мгновения — и эта жидкость приятно греет тело. 
Сев на кресло, мужчина спрятал лицо в руках… быстрее бы закончилось это мучительное ожидание…
Он не знал, сколько так сидел, пока в двери не показалась женщина лет тридцати — это была 
акушерка. Люциус один рывком поднялся на ноги. 
— Что с Нарциссой… и ребенком? — немного погодя добавил он.
— Мальчик мертв, — огромные голубые глаза женщины испуганно смотрели на молодого Малфоя. — А 
миссис Малфой, она очень слаба и…
— Она будет жить? — резко спросил Люциус, прерывая жалкий лепет акушерки. 
Ответа он не дождался. Одного взгляда на дрожащую от страха женщину хватило, чтобы понять 
простую, но неприемлемую истину — его Нарцисса, хрупкая и маленькая, почти девочка, умрет.
— Будь вы все прокляты, — прорычал он, быстро входя в распахнутую дверь.
Мужчина на секунду замер в дверях, привыкая к сумрачному свету комнаты. Серые глаза быстро нашли 
кровать с привязанным к резным столбикам балдахином. Он медленно прошел к ней, остановившись по
 пути возле пустой детской кроватки… Нарцисса так мечтала увидеть там ребенка. На миг Люциусу 
показалось, что ребенок там лежит: живой и невредимый маленький сорванец, но нет… это было всего
 лишь видение.
Он подошел к постели, внимательно всматриваясь в бледное лицо молодой девушки. Неровное дыхание 
срывалось с приоткрытых губ, пряди светлых волос прилипли к щекам. Она казалась еще более
 хрупкой, чем обычно.
Когда Люциус осторожно сел рядом, ресницы его жены затрепетали. Прекрасные глаза мутным взглядом
 смотрели на него, губ коснулась дрожащая улыбка… она даже сейчас хотела казаться перед ним 
вечно жизнерадостной. 
— Где наш малыш, Люциус? — тихо, с хрипотцой в голосе спросила она.
В глазах мужчины полыхнул огонь: они ей не сказали! Не сказали, что ее ребенок мертв.
— Где он, Люций? — она, уловив в его глазах гнев, смешанный со смятением, попыталась 
приподняться на кровати, чтобы заглянуть в стоящую неподалеку кроватку. Но силы предали, и 
молодая девушка без сил опустилась на кровать. — Почему я не слышу его плача? Маленькие дети 
всегда плачут.
Он молчал, не решаясь сообщить правду, которая, как он думал, должна быть ей уже известна. 
Наверное, по его виду Нарцисса и догадалась, что случилось со столь желанным ребенком.
— Скажи мне, — тихо попросила она.
— Он мертв, — коротко ответил Люциус.
Глаза медленно закрылись, из-под ресниц потекли блестящие в свете свечей слезы.
— Мой малыш, — слабо прошептала она. Ее тонкая рука легла на живот, который всего лишь два часа 
назад был необъемным. 
Люциус тут же взял ее руку в свою.
— Не думай о ребенке, Нарцисса, он еще ближе затягивает к границе между смертью и жизнью.
— Я хочу ребенка, — она открыла глаза, умоляюще смотря на мужа.
— У тебя будут дети.
— У меня больше не будет ничего, — прошептала девушка. — Я ведь чувствую смерть, скоро мы с ней 
столкнемся.
Люциус не стал отрицать эту жестокую правду. Он просто молча сидел рядом с молодой девушкой, 
покорно ожидающей смерти. 
Дверь слабо хлопнула, заставив его поднять голову.
— Хозяин, — домовик весь трясся от страха. 
— Что ты здесь делаешь? — серые глаза загорелись ледяным гневом.
— Там… там мужчина, он требует с вами встречи, — последние слова эльф практически пропищал, так 
он был напуган видом хозяина.
— Пусть убирается, — злобно рыкнул Люциус.
— Но…
— Вон отсюда, - эльфа как ветром сдуло.
Люциус в бессильной злобе повернулся к жене, она никак не отреагировала на беседу с домовиком, 
даже не подала виду, что слышала их.
Тонкая рука безжизненно лежала в широкой руке мужчины.
— Нарцисса? — Люциус склонился над девушкой. — Нарцисса!
Ресницы слабо дрогнули… значит она еще жива. Это было ужасно: наблюдать, как умирает 
небезразличный тебе человек и знать, что ты ничего не можешь сделать. Люциус крепче сжал ее 
руку… будь проклят этот мир!
— Я вроде хотел с вами встретиться, — холодный голос показавшегося в дверях мужчины лет сорока 
заставил Люциуса вздрогнуть.
— А я не хочу никого видеть, — отрезал он, вновь поворачиваясь к Нарциссе. — Убирайся.
— Я могу спасти ее, только я, — вместо того чтобы уйти, произнес мужчина.
Малфой резко повернулся, и, сузив глаза, внимательно посмотрел на незнакомца.
— И кто же ты такой, раз утверждаешь, что можешь вернуть к жизни почти мертвого человека?
— Тот, кто тебе поможет, мальчишка, — холодно кинул он. — Мы только теряем время, чем дольше мы 
тут будем разговаривать, тем дальше она отойдет в мир мертвых.
Люциус подавил вырывающийся на волю гнев. Мальчишка?! Что он себе позволяет? Но в конце концов 
серые глаза вновь стали холодными и непроницаемыми: что он теряет? пусть этот мнимый спаситель 
попробует сделать то, что по его же утверждениям он сделать может. 
Люциус поднялся с кровати, уступая место незнакомцу. Тот, не теряя времени, осторожно взял 
Нарциссу за руку, принявшись шептать малопонятные слова, в другой руке появилась волшебная 
палочка.
Комнату окутала магия, но не простая магия, а та, которая заставила Люциуса Малфоя похолодеть от 
ужаса и тихого восхищения: Темная Магия, Высшая Темная Магия, которая так и осталась 
неисследованной, запретной территорией. Молодой Малфой так и не смог найти лазейку к ней, хотя 
стремился туда все душой… а этот мужчина смог, и очень искусно пользуется дарами неизвестного…
Нарцисса вздохнула полной грудью, широко распахнув глаза, которые остановились на незнакомом 
мужчине.
— Кто ты? — дрожащим голосом спросила она.
— Всего лишь тот, кто не дал тебе умереть, — он поднялся с кровати, напоследок усыпив девушку 
простым заклинанием.
Некоторое время Люциус молча смотрел на порозовевшее лицо жены, а потом повернулся к незнакомцу.
— Полагаю, ты сделал это не просто так, — проговорил он. — Что тебе нужно взамен?
— То, что ты сам захочешь мне дать, — тихо прошептал он. Из-за двери скользнула большая змея, 
которая, приблизившись к мужчине, стала виться у его ног. — Это Нагайна. А мое имя — 
Волан-де-Морт, лорд Волан-де-Морт…
На миг в комнате повисла тишина, а потом:
— Всегда буду рад видеть вас в моем поместье, Темный Лорд, — Люциус учтиво, но не теряя 
достоинства, поклонился…

— Люциус Малфой был первым, кто назвал меня Темным Лордом, он был первым, кто ко мне 
присоединился, — говорил сидящий напротив Гермионы мужчина. — Позже я показал ему то, что он 
страстно желал: дорогу к Темной Магии. Он стал возглавлять моих подчиненных, был их 
предводителем. Мало кто догадывался, насколько важную роль играл в моей жизни Малфой. Потом 
появился и Джон Забини, выдающийся человек, он был не такой как Люциус, Люций предпочитал 
действовать хитро, поджидая нужного момента, а Джон полагается на силу, он полностью зависит от 
магии… это его и спасло, в тот день, когда схватили Малфоя. Я сам убил Люциуса, он меня просил 
об этом, а вот Паркинсоны не просили, они были готовы на все, лишь бы спастись. Их я убил с 
огромным удовольствием. Министерство предпочло умолчать о том, что я смог каким-то непонятным 
для них образом убить пленников. Они скрыли это…
Гермиона лениво повела плечами.
— Ты говорил, что Люциус не мог сам себя убить, — напомнила она.
— Это случилось в то время, когда Нарцисса вновь забеременела… этим ребенком был Малфой-младший. 
Люциус после долгих уговоров с ее стороны согласился оставить ребенка. После рождения мальчика я 
решил провести над Люциусом несколько опасных заклинаний, которые бы полностью гарантировали 
преданность его крови, он меня поддержал. Это заклинания позволили бы ему приобрести больше 
знаний в Темной Магии. Мы начали проводить эти… опыты — можно сказать и так — но довести их до 
конца нам не дали возможности. Мой тайный агент доложил мне о годовалом мальчишке, который якобы
 равен мне по силе. Я стал его искать, а когда я его нашел… тебе известно, что со мной случилось
 дальше. Ну а Люциус… занятия с ним прервались, так и неоконченные. Основной процесс прервался, 
но было единственное, что осуществить нам получилось — его жизнь не принадлежала ему, впрочем,
 она не принадлежала и мне. Он не мог сам себя убить, но единым движением руки его мог убить тот 
человек, который найдет источник его жизни. Люциус Малфой жил последние почти двадцать лет, зная,
 что в любой момент может погибнуть… Вот поэтому он и не мог себя убить, Гермиона.
— А как же источник? 
— Его никто так и не нашел, а теперь источник иссяк, потому что Малфой мертв, — Темный Лорд 
замолчал. 
Девушка поднялась с кресла и подошла к камину, на котором стояла граненая бутылка и два бокала. 
Разлив вино, Гермиона протянула один бокал задумавшемуся мужчине. Тот автоматически принял 
наполненный фужер.
— Завтра, — неожиданно заговорил он, — заканчиваются твои каникулы. Тебе нужно возвращаться в 
Хогвартс.
Гермиона села ему на колени, обхватив одной рукой шею, а в другой продолжая держать бокал вина.
— Мне обязательно возвращаться? — замурлыкала она ему на ухо, ее язычок быстро скользнул по 
ушной раковине, зубы мягко прихватили мочку.
Ответом был ей холодный смех, заставивший девушку отстраниться.
— Перестань, дорогая, это тебе не поможет, — несмотря на более чем дружелюбный тон, его глаза 
оставались серьезными… он о чем-то сосредоточенно думал. — Я еще не полностью с тобой поработал, 
те заклинания не закончены полностью, но придется прерваться на время. 
Гермиона поднялась с его колен. Быстро поставив бокал на стол, она прошла вглубь комнаты, 
принявшись разбирать свои вещи.
— Если для тебя это так важно, то я поеду, — холодно кинула она.
— Не устраивай мне сцену ревнующей любовницы, Гермиона, — голос стал обычным: пронизывающим, 
заставляющим содрогаться от ужаса.
Полностью игнорируя его фразу, Гермиона продолжила разбирать вещи, пока глаза не наткнулись на 
тетрадку в твердой обложке… ее дневник. Осторожно она открыла первую страницу, не видя, как пара 
глаз внимательно следит за каждым ее движением. Девушка быстро его пролистнула, останавливаясь 
на последнем незаполненном листке…
— Я прочитал его полностью, — холодный голос Темного Лорда вырывал из цепких объятий прошлого.
— Я думала, что потеряла его возле священных камней, — прошептала она.
— Я его взял на время, хотелось ознакомиться с твоей судьбой. Должен признаться, что она 
занимательна… особенно та часть, когда Малфой тебя бросил, — он на секунду замолк. — Ты не 
должна больше вести дневник, ни этот, не какой-либо другой. В нем все твои чувства, и прочти кто 
эти записи — чувства станут известным им, все слабости и пороки. Это сильное оружие против тебя, 
Гермиона. Впрочем, от этого дневника сейчас толку никому не будет, потому что…
— Я стала другой, — закончила за него девушка. 
— Именно, — он поднялся и подошел к ней, забирая дневник из рук. — Лучше будет, если он 
останется со мной.
Гермиона вскинула голову.
— Ты сам сказал, что от этой тетрадки нет пользы, а я хочу ее сохранить… и если будет время, 
перечитать, — она замолкла. — До ночи, мой Лорд.

Морозным зимним днем, молодая девушка стоит на перроне, слабый ветер развевает ее длинные волосы,
 играя с отдельными прядями. Неподалеку стоят другие студенты школы Магии и Колдовства, но никто
 из них не подходит к молчащей кареглазой девчонке. Все сторонятся ее, предпочитая оставить в 
одиночестве, и им невдомек, что этого одиночества она и желает… ей не нужен никто в этом мире. 
Они просто люди, а ОН — не человек. Он показал ей новую жизнь, воскресил из мертвых, он спас ее.
 Какая ирония, а ведь когда-то он спас еще одну молодую девушку, которая дала жизнь тому, кто 
окунул ее в Ад. Спасая тридцать лет назад одну девушку, этим он обрек на смерть другую, но и эту 
он спас от смерти… действительно ирония.
Гермиона, держа сумку в руках, смотрит, как приближается “Хогвартс-Экспресс”. Вот он уже 
останавливается. Не теряя времени, девушка заходит в вагон, ища свободное купе — это не сложно:
 она зашла одной из первых.
Вскоре поезд трогается с места. Гермиона смотрит в окно: пейзажи сплываются, образуя причудливые
 сочетания. Карие глаза безразлично смотрят на эту игру красок, да – это красиво, но это не для 
нее, не для этой жизни. 
Девушка откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, продолжая думать о новой жизни.

Гермиона поднималась по лестнице, направляясь в свою комнату. При этом она мимолетным взглядом 
окидывала картины-портреты известных магов.
— Мисс Грейнджер, — раздался позади нее голос декана Гриффиндора. Гермиона медленно повернулась. 
— Пройдемте ко мне в кабинет, — поджав губы при виде бледного лица студентки, вымолвила женщина.
Гермиона послушно последовала за силуэтом в черной мантии. Она догадывалась, зачем нужна старой 
женщине. Сейчас ее ожидает подробный расспрос: почему она ушла из Хогвартса, никому ничего не 
сказав… 
— Садитесь, мисс Грейнджер, — сухо кинул декан Гриффиндора. — Я хотела с вами поговорить насчет 
вашего более чем неожиданного отъезда.
Гермиона опустила голову, смотря на свои руки, лежащие на коленях.
— Извините, профессор, что не предупредила вас, — сдавленным голосом начала она. — Я просто… — 
девушка глубоко вздохнула. — Просто в тот вечер я увидела кое-что, что мне не хотелось видеть, 
я… я сбежала из школы, сейчас совершенно не помню, как добралась до дяди, потому что 
аппарировала несколько раз, уже оттуда я прислала письмо родителям… я не хотела, чтобы они 
видели меня в таком… — она запнулась. 
МакГонагалл и не требовала от нее большего, все несказанное женщина дополнила мысленно сама.
— Возможно у вас сейчас не самый легкий период в жизни, Гермиона, — мягко заговорила женщина, — 
но постарайтесь в будущем не совершать необдуманных поступков, я о Рождестве говорю.
— Да, профессор, — тихо отозвалась Гриффиндорка, так и не поднимая головы. — Я… я постараюсь, — 
тут она резко подняла голову, как бы пытаясь этим не показать свою слабость, защитить себя. — 
Что-нибудь еще?
— Нет, мисс Грейнджер, вы можете идти, —  со вздохом ответила женщина.
Как только дверь за молодой девушкой закрылась, Миневра МакГонагалл закрыла лицо руками:
— Бедная девочка, — прошептала она. — Что тебе пришлось пережить за последний месяц. Из-за него 
ты потеряла всякое доверие к людям, это заметно уже сейчас… бедная девочка.

Как только Гермиона вошла в свою спальню, то сразу же увидела сидящую на подоконнике сипуху, 
почти такую же как у Гарри. Это была сова ее родителей. Девушка сама ее подарила им на годовщину 
свадьбы. Неторопливо подойдя к сове, Гермиона отвязала письмо, принявшись его читать, с первых 
строк она поняла, что письмо писала не мать, и не отец…

Дорогая Гермиона!
Надеюсь, ты хорошо доехала, не было никаких неудобств. Хорошо учись в этом семестре, будь 
послушной девочкой. А теперь приложи указательный палец к письму, с тем колечком, что я подарил 
тебе на Рождество.

Гермиона, хмыкнув, прикоснулась к пергаменту, на котором тут же стали проявляться другие слова:

Письма от твоих родителей приложены ниже. Все мои послания буду присылать этой совой, а теперь 
перейду к делу.
Самое главное, что я не успел сказать тебе, это то, что никто из детей моих слуг не знает о том,
 кого из себя ты сейчас представляешь, так что ни в коем случае не заводи знакомств с молодым 
поколением Упивающихся, даже будь они с твоего родного факультета. И ни за что не доверяй 
Лаванде Браун, ее мать у меня в руках, а сама девчонка еще на распутье, и не решила, каким путем 
пойдет. В крайнем случае обращайся к Блейзу Забини, я знаю, что ты сможешь ему доказать 
правдивость своих слов. Будь осторожна, избегай встреч с Дамблдором и Малфоем-младшим, последний 
вероятнее всего будет пытаться с тобой поговорить. Сократи ваши беседы до минимума, не навлекай 
подозрений, Малфой одним из первых может догадаться, что ты другая. Всегда держись особняком. 
На письмо можешь мне ответить, твою почту никто не вздумает проверять. До встречи, любовь моя.

Подписи не было, она и не нужна.
Как только девушка выпустила письмо из рук, оно тут же вспыхнуло, на ковер упал черный пепел. 
“Значит, избегать встреч с Малфоем? — Гермиона усмехнулась, — посмотрим, посмотрим”. Девушка 
откинулась на кровати. Завтра начинается первый учебный день, следует к нему подготовиться, но 
не сейчас, она слишком устала после дороги…
Глаза сами собой закрылись, унося Гриффиндорку в страну снов. 

Уже прошла неделя нового семестра. За все это время Гермиона обмолвилась лишь парой слов, не 
считая ответов на уроках, но даже там их количество было сокращено до минимума. Девушка избегала 
разговоров со всеми, включая и учителей. Она стала одиночкой, какой ей и следовало быть. 
Гриффиндорцы и так ее избегали, Хаффлпаффцы сторонились из-за ее явного недружелюбия, о 
Слизеринцах и говорить не стоит, отношение этих к ней не изменилось. Труднее всего было 
отделаться от Рейвенкловцев, этот факультет уважал девушку за ее ум и выдающиеся способности, 
им было все равно, с кем она в ссоре, а с кем в дружбе… до поры до времени, пока прочная стена 
непонимания, воздвигнутая самой Гриффиндоркой, твердо не стала между ними. 
За всю эту неделю Драко ни разу не подошел к ней, не заговорил, и, тем не менее, девушка ощущала 
его пристальный взгляд, преследующий ее, как и на совместных уроках, так и в свободное от 
занятий время. Серые глаза следили не переставая, будто что-то взвешивая и просчитывая. Гермиона 
знала, придет время, и он подойдет к ней, заставит говорить, ну а пока… пока она может просто 
жить.
Хоть девушка и не хотела возвращаться в Хогвартс, с приездом сюда она стала чувствовать себя 
свободнее, наконец-то появилась возможность обдумать все, что с ней произошло, и все, что 
предшествовало этим переменам…
Сегодня ночью Гермиона впервые взяла свой дневник в руки, намереваясь почитать. Первая запись… 
какая она наивная, как и автор этой записи. Трудно поверить, что такой она была всего лишь 
полгода назад…
Девушка прочла где-то четверть тетрадки, прежде чем остановиться. На сегодня хватит.
Гермиона поудобнее устроилась в кровати, предаваясь мыслям. 
Странно, в своей жизни она заметила странную закономерность: с тех пор как ей стало известно, 
что она маг, то в жизни ее постоянно присутствовали мужчины, можно сказать, она была в 
зависимости от них. Сначала Гарри и Рон, первые друзья, показавшие дорогу к доверию, а в будущем 
предавшие дружбу, неоспоримую веру в сказочную жизнь. Они, возможно и по незнанию, чуть ее не 
убили… ведь она хотела погибнуть, когда двое Гриффиндорцев отвернулись от нее… Потом появился 
Драко Малфой, первый, кому она доверилась полностью, именно он имел над ней большую власть. Он 
спас ее от смерти, когда отвернулись от девушки Гарри и Рон. Зато в будущем, он, можно сказать, 
и убил ее, предал, втоптал в грязь.
И, наконец, последний в ее списке мужчина: Том Риддл. Тоже ее спаситель, а так же и создатель,
 отец и любовник одновременно. Она не доверяет ему, она теперь никому не доверяет, но именно 
Тома Риддла ценит больше всего. Возможно это лишь искаженное воскрешением мнение, но именно 
этому мужчине она благодарна, он показал ей новую жизнь, свободную от прошлых ошибок.
Странно получается: и Гарри с Роном, и Драко, и Темный Лорд — все они в свое время показали ей 
новую жизнь, спасли. А в будущем и Гарри с Роном, и Драко ее чуть не погубили… только Темный 
Лорд никак себя еще не проявил. Его дар Гермиона ценит превыше всего, возможно его “убийство” и 
станет окончательным, но это только возможно… на этот раз она не собирается спокойно следовать 
течению судьбы.
Гермиона вздохнула, прислушиваясь к собственным ощущениям, чувствует ли она себя свободной? не 
стала ли она очередной слугой Темного Лорда? Пока она не ощущает его твердой власти над собой — 
это хорошо, значит: она свободна… и будет держаться за эту свободу, чего бы того не стоило.
— Я никому не отдам свою свободу, — прошептала она, — и я буду свободной.

Следующей ночью Гермиона поднялась на Северную Башню, обдуваемую холодными ветрами. Зачем она 
поднялась, девушка не знала. Просто… просто ей захотелось холода, обжигающего холода, который 
так любил один светловолосый Слизеринец. 
На площадке его не было, возможно, он и не придет, а может и придет, но позже. Девушке было не 
важно, встретит ли она его здесь или нет. Сейчас чувств к жестокому Слизеринцу не было, он сам 
их разрушил в свое время. Не было даже ненависти, хотя Том утверждал, что она должна мстить. Не 
только Малфою, но и своим бывшим друзьям. А еще он обещал — хотя зачем ей эти обещания — что 
предоставит шанс отомстить.
Закутавшись в мантию, Гермиона слегка мотнула головой, позволяя ветру подхватить длинные пряди 
волос. Гриффиндорка и не заметила, как в двери показался мужской силуэт… 
Некоторое время Драко просто стоял, смотря на хрупкую с виду девушку. Возможно, она выглядела 
потерянной, но не убитой горем — это точно. Что случилось с его милой и наивной девочкой после 
Рождества? 
Наступило время откровения. Всю неделю он изучал ее поведение, но так и не пришел к выводу, что 
могло стать причиной для таких изменений. Возможно, это последствия его отношения к ней, 
возможно, именно так выглядит сломанный, но еще и живой человек. А возможно, девушка сама что-то 
с собой сделала. Вариантов много, и ни на один нет  точного ответа.
Гермиона слегка повернулась, когда почувствовала чье-то присутствие… она заранее знала, кто 
поднялся на башню, и все же…
Карие глаза спокойно посмотрели на Слизеринца. Она продолжала молчать, ожидая, что он заговорит 
первым.
— Привет, Гермиона, — прислонившись к косяку двери, неторопливо произнес Драко. 
Девушка вновь повернулась к Запретному лесу.
— Было бы гораздо лучше, если бы ты со мной не заговаривал, — ответила она. — Я хочу забыть… я 
почти забыла все, что нас связывало.
Он медленно стал приближаться к ней.
— Такое невозможно забыть, — прошептал он у нее над ухом. 
Гермиона не отстранилась, когда его руки легли ей на талию… она как будто окаменела и вся 
сжалась, но не отстранилась.
— Нет ничего невозможного, — продолжая смотреть вдаль, проговорила девушка. — Я хочу все забыть, 
а значит — забуду, — она, слегка подавшись к краю башни, резко развернулась. — Можешь думать что
 угодно, но теперь у тебя нет надо мной власти. 
Взгляд серебристых глаз стал хищным и настороженным.
— Неужели, Гермиона, ты забыла, что любишь меня?
Она не встречалась с ним глазами, ему незачем видеть ее взгляд… не сейчас, когда она так… зла? 
нет, скорее раздраженна. 
— Я не люблю тебя, — вздохнув, прошептала она. — Твой рождественский подарок, — она особо 
выделила слово “подарок”, — убил во мне все… мои чувства, мою душу, саму меня, наконец. Неужели 
ты надеешься, что осталась хоть какая-то надежда, что любовь жива? — теперь можно поднять на него
 взгляд.
Гермиона с усмешкой на губах окинула его быстрым взором. Затем он обратился прямо в глаза 
Слизеринца.
— Я встретила человека, Драко, который помог мне забыть тебя. Когда я сбежала из замка, а потом 
аппарировала не зная куда, я совсем не думала, что меня занесет к нему в объятия. Он помог мне 
выжить… точнее он дал мне новую жизнь.
Драко продолжал пристально смотреть ей в глаза. Девушка ничего не смогла сказать насчет того, 
как он отнесся к ее заявлению… Проклятый Слизеринец превосходно владел собой.
— Ты не лжешь, — наконец, произнес он. — Возможно, он дал тебе новую жизнь, но цели в этой жизни 
нет, я вижу это в твоих глазах. Раньше у тебя была цель, а сейчас ее нет, без этого долго не 
проживешь. Будь у тебя хоть маленькое желание, все могло быть иначе, но я вижу в твоих глазах 
безразличие… тебе безразлична твоя новая жизнь, — Драко сделал небольшую паузу, прежде чем 
продолжить. — И возможно ты меня не любишь, но остались некоторые чувства… многие называют это 
влечением или зовом тела, но я предпочитаю другое название, — он наклонился к ней и прошептал: — 
затаенной жаждой.
— Какие высокопарные речи, — с сарказмом ответила она. — Нас теперь ничего не объединяет, — 
девушка поспешила уйти из башни. Она и так многое сказала. Гораздо больше чем намеревалась. 
Многие сейчас считают, что заучка Грейнджер терзается ушедший любовью, что она до сих пор любит 
Малфоя, но сам Слизеринец услышал другую историю и он в нее поверил, не полностью, но поверил. 
Зайдя к себе в комнату, девушка, скинув плащ, сразу же, не принимая душа, легла на кровать.   
Что теперь будет, она не знала и не хотела знать. Ей все равно.
…“тебе безразлична твоя новая жизнь”...
Утром Гермиона не нашла своего дневника, который хотела в выходной день почитать. Не став 
перерывать все вещи, среди которых он, вероятнее всего, затерялся, девушка отправилась в 
библиотеку, там она может забыться на время, просто почитать…

Прошел месяц. Дневник так и не нашелся, теперь Гриффиндорка не была так уверена, что он 
затерялся в вещах. Точнее, она уверена, что дневника в ее комнате нет.
Нужно было оставить его Тому, но сейчас поздно об этом думать. Скорее всего, ее дневник у 
какого-то не в меру любопытного ученика, решившего, что он имеет право залезть в вещи Гермионы 
Грейнджер.
Гермиона провела рукой по нежному шелку, из которого было сшито серебристое платье… сегодня День 
Святого Валентина, день, в который принято влюбленным дарить друг другу подарки.
Дамблдор после многочисленных просьб студентов согласился устроить бал… чертов бал, который 
совершенно не радовал сидящую на кровати девушку. Ее взгляд скользил по серебристому платью, 
присланному Томом. Последняя его записка странного содержания с намеком на то, что скоро 
произойдет что-то интересное, совершенно не трогала девушку. В последнее время Темный Лорд 
присылал все больше записок, наверное, его стало беспокоить то, что Гриффиндорка так далеко от 
его влияния… так оно и было, здесь влияние вызывающего ужас Волан-де-Морта было ослаблено даже 
на молодых Упивающихся Смертью.  
Кинув последний взгляд на платье, девушка пошла в душ… пора готовиться к балу.

Вечер прошел так, как обычно проходят подобные вечера: много шуму, мало толку. Гермиона, изредка
 прикладываясь к бокалу, наполненному гранатовым соком, скучающим взглядом окидывала зал. 
— Ты пришла на этот вечер, чтобы выпить сока? — раздался над ухом слегка ехидный голос.
— Я пришла сюда потому, что это требовалось, — так и не посмотрев на стоящего рядом человека, 
ответила девушка.
Вдруг бокал из ее руки забрали, а талию обвили руки. 
— Ты же не откажешь мне в танце, — прошептал он.
Гермиона напряглась, ее глаза сузились.
— Почему я должна согласиться? — спросила она.
— Всего лишь танец… Гриффиндорка.
Девушка не стала сопротивляться, когда он потянул ее за собой. Вскоре ее руки легли ему на плечи.
 Гермиона — только на этот раз — позволила ему вести себя. Медленные, плавные движения в такт 
музыке действовали успокаивающе, они заставляли расслабиться. 
Девушка ощутила, как по спине прошлась рука Слизеринца. И сразу же по телу пробежалась легкая 
дрожь.
— Вот видишь, ты все еще реагируешь на мои ласки, Гермиона, — мягко заметил он, и, как ни 
странно, эта мягкость больше всего заставила Гриффиндорку насторожиться, слишком он в этот 
момент походил на Тома: с виду ласковый котенок, а внутри беспощадный зверь… странное сравнение.

А ведь действительно у Малфоя-младшего и Темного Лорда есть некоторые одинаковые качества: оба 
беспощадны, и оба пойдут на все, чтобы добиться желаемого. 
В голове начала зарождаться одна догадка, еще не полностью осознанная, это был только зачаток.
Музыка стихла. Слизеринец тут же потянул девушку за собой прочь из зала. 
— Куда ты меня ведешь? — равнодушно спросила она.
— Увидишь, — вот и весь ответ.
  
Они пришли в Выручай-комнату. Обстановка тут была такая же как и на Рождество. Только на этот 
раз это не заботило девушку, было кое-что, что почти сразу же привлекло ее внимание: дневник… ее 
дневник.
Девушка подошла к тумбочке и взяла тетрадку в руки.
— Ты перестала вести дневник, — заговорил Драко, прислонившись к стене.
— Дневник не для той жизни, что я сейчас веду, — ответила она.
— Потому что тебе нечего в нем писать…
— Потому что на этот раз никто не сможет мной управлять, — резко возразила девушка. — Ты меня 
сюда привел для того, чтобы показать мой же дневник? Глупо. Мог положить его на место, и все тут.

Драко с невозмутимым видом прошествовал к креслу, по пути налив себе бокал вина. На этот раз не 
в его силах диктовать условия, но есть то, что поможет ему хотя бы заставить девушку остаться 
здесь…
— Я рассчитывал на то, что ты не бросишь меня после Рождества, — проговорил Слизеринец, — что ты
 доверяешь мне.
— Я просто наивная девчонка, которая доверяла тому, кому не стоит, например тебе, — холодно 
парировала Гермиона, прямо смотря ему в глаза.
Это были его слова… Драко помнил тот день, когда он произнес их, но тогда в пример были 
приведены Поттер и Уизли. А теперь Гриффиндорка использовала эту фразу против него. Что на нее 
так повлияло? Он, слегка пригубив вино, почувствовал, как горячащая жидкость течет по телу. 
Драко отдавал отчет во всех своих действия. Он знал, зачем ему нужна сейчас Гриффиндорка, это 
ни в коем случае на было связано с тем, что он ей увлекся… всего лишь интерес, его можно 
сравнить с опытом. Например, что случится с маленьким зверьком, если его напоить опасным зельем, 
как он будет вести себя после приема зелья. Гермиона и была сейчас этим маленьким зверьком после 
приема зелья. Его интересовало только то, как на нее повлияло происшествие. Это было 
единственным, что нужно ему от девушки. Конечно, можно попытаться ее еще раз влюбить в себя, но 
это займет слишком много времени, да и вряд ли Гриффиндорка наступит на одни и те же грабли 
дважды… проклятье, он что, перед собой оправдывается?!  
Драко встал и сразу же подошел к девушке.
— Прекрасно выглядишь, Гермиона, — его рука прошлась по нежной девичьей щеке.
Она продолжала молчать, холодно на него взирая из-под опущенных ресниц, будто обвиняла его в 
чем-то, требовала извинений. Малфой притянул девушку к себе, губы неторопливо коснулись губ 
девушки, она не сопротивлялась. Драко позволил себе углубить поцелуй, язык, скользнув меж 
приоткрытых губ Гриффиндорки, прошелся по нёбу.
Гермиона задрожала, не смея противиться опытным ласкам. “Тому бы это не понравилось”, — эта 
мысль заставила девушку отстраниться.
— Возможно, ты прав насчет желания, — проговорила она. — Но это всего лишь желание.
Драко отошел от нее, вновь сев в кресло.
— И ты намерена сопротивляться? — поинтересовался он.
Гермиона медленно обошла вокруг кресла, став за его спинкой. Драко даже не последовал за ней 
взглядом, его взор был обращен к пылающему в камине огню.
— Почему ты отказался от метки? — заговорила она. Слизеринец не позволил себе высказать 
удивление столь резкой переменой темы. — Я могу сама ответить на этот вопрос, хотя поняла, каков 
ответ, только сейчас, — продолжила девушка, наклонившись к нему. — Ни в коем случае ты не желал 
признать Свет, ты всегда с пренебрежением относился к таким вещам как честность, правдивость или 
благородство. Ты просто не хотел стать слугой Темного Лорда, Драко. Потому что любишь свободу… 
ты настолько ее любишь, что не способен любить что-то еще. Но любить только свободу нельзя, она 
не материальна, а людям свойственно испытывать привязанность или любовь к материальному. Ты 
давно убил в себе все человеческое. Возможно, ты стал таким, каким в самом начале своего 
правления был Темный Лорд. Возможно, ты считаешь, что способен создать собственную империю. 
Теперь я понимаю, что именно за твои идеалы и уважают тебя Слизеринцы, а ведь раньше я гадала, 
почему они не отвернулись от предавшего Тьму Драко Малфоя. Оказывается, он не предал Тьму, он 
просто предал одно из ее проявлений.
В комнате повисла мертвая тишина. Ни один звук не нарушал это мнимое спокойствие.
— Какие высокопарные речи, — он, развернувшись, поднял на нее взгляд серых глаз. — Наверное, я 
должен гордиться тем, — с усмешкой на губах продолжил говорить Драко, — что смог тебя сломать, 
что стал причиной того, кем ты, Гермиона, сейчас являешься.
— Мне надо уходить, — она направилась к двери.
Дверь захлопнулась.
— До скорой встречи, Гриффиндорка, — прошептал он, обращаясь к пустоте.
Драко не знал, сколько он так просидел в кресле. Вероятнее всего, скоро полночь, но это не важно…
 ничего в это жизни не важно, но только до тех пор, пока он этим не заинтересуется. 
Мысли Слизеринца плавно текли в одном направлении: он не будет просто стоять в стороне, наблюдая 
за Гермионой. Рано или поздно, он узнает, что скрывает девушка, узнает ее тайны…
Медленно на губах Слизеринца появилась циничная улыбка… он знает, что ему делать. Усмехнувшись, 
Драко одним глотком осушил оставшееся на дне бокала вино и резко поднялся.

— Где ты был? — Панси, грациозно поднявшись с кресла, посмотрела в лицо вошедшего Слизеринца. 
— Ни какая ли разница, — безразлично ответил светловолосый юноша, отступая в тень стоявшего 
рядом шкафа.
Слизеринка, сузив глаза, внимательно наблюдала за ним. Что-то произошло, что-то, что заставило 
его хоть и безразличный голос наполниться триумфом.
— Ты прав, разницы нет, — девушка пожала плечами.
Драко вышел из тени. 
— Увидимся завтра, Панси, — запечатлев на ее губах легкий поцелуй, он ушел к себе в комнату.
А молодая Упивающаяся Смертью все продолжала смотреть в проем, где исчез окутанный мраком Тьмы 
силуэт. Драко Малфой… — от одного его имени по телу пробежалась дрожь. Он опасен, опасен для 
всех, почему Великий Господин этого не видит, а если видит, то почему бездействует? Панси 
чувствовала, как страх заполняет ее полностью, стоит светловолосому юноше только взглянуть на 
нее. Это страх лишает воли… Опасный человек, вдобавок и безжалостный убийца. Темный Лорд так и 
не сказал, сколько именно человек было убито из тех, кого он отправил на поимку Малфоя… так и не 
сказал.
Панси подавила в себе острое желание самой убить Малфоя, пока он не готов к нападению. Нет — она 
этого не сделает, если самой хочется жить…

Раскрыв фолиант с пожелтевшими страницами, Драко нашел нужный обряд. Бросив быстрый взгляд на 
часы — почти полночь — он вновь посмотрел на написанное в книге.
Полночь — самое благоприятное время для этого обряда, а вдобавок и полнолуние, существует 
мизерный шанс, что все пойдет не так как задумано. 
В руке парня появился маленький серебряный кинжал, рукоятку которого обвивали такие же 
серебристые змеи, на месте глаз сияли два изумруда, которые вспыхивали при каждом резком 
движении язычка стоящей рядом свечи… сквозняки в подземельях — явление не редкое, особенно в это 
время года. 
Маленький огонек плясал словно в диком танце.
Драко полоснул кинжалом по старому, едва заметному шраму. Острое лезвие тут же обагрилось алой 
кровью, которая стала медленно стекать на прядь волос цвета темного меда…
…Он знал…
  
…Темноволосая девушка заметалась на своей кровати, руки словно в забвении смяли шелковую 
простыню. С приоткрытых губ сорвался легкий стон, за которым последовал еще один… Гибкое тело 
извивалось на простынях, словно в агонии, волосы беспорядочно разметались в стороны. Глаза 
закрыты…

Язычок свечи вспыхнул в последний раз, комната погрузилась во тьму. Лишь слабое свечение на полу 
не давало мгле полностью затопить помещение. Светилась кровь, и этот свет становился все ярче.
Драко полоснул другое запястье, из раны закапали алые капли, на этот раз медленно, неохотно, 
словно не хотели покидать хозяина. 
…Он чувствовал…

…Все тело горело. Сердце быстро стучало в груди, разрывая ее на части… боль и желание, страх и 
страдание. Новая череда стонов, переходящих чуть ли не в крики, а глаза все так же закрыты…

Свечение в комнате стало невыносимо ярким, Драко закрыл глаза… так и должно быть. Он знал и 
чувствовал, теперь настало время видений.

Том Риддл неторопливо гладил гибкое тело огромной змеи, которая, блаженствуя, плавно извивалась. 
Вдруг сильное тело рептилии неожиданно напряглось, комната заполнилась змеиным шипением. Темный 
Лорд резко поднялся с кровати… кто посмел направлять магию на ту, чья душа принадлежит ему!..

…Он видел…

…Тьма окружала молодое девичье тело, непроглядная тьма, которая не давала увидеть все. Эта тьма 
лишала воли, силы, воспоминаний. Возможно, это были лишь охранные заклинания, а возможно это 
было… Драко даже думать не хотел о других вариантах, никакой не подходил к девушке, сейчас 
мечущейся на кровати.
   Тьма стала гуще, будто готовилась к нападению… юноша не стал его дожидаться, он возвратился в 
свое тело… 

Резкий крик пронзил тишину ночи, кричала девушка, окутанная тьмой, зависимая от созданий тьмы, 
но сама еще не тьма. Земля и Небеса вновь обратили свои взоры на ту, которая дважды потревожила 
их покой, но делала она это не по своей воле. Может, освободить ее?.. Нет, не стоит вмешиваться 
в дела людей… или стоит? Как бы то ни было, скоро они решат, кто понесет наказание за нарушение 
покоя, кто будет проклят.

Темный Лорд не стал ждать и минуты, надо спешить, пока она не пришла в себя. В его руках 
появилось перо, рядом, в воздухе, возник пергамент… у него мало времени. По листу замелькали 
цепочки заклинаний.

Драко, опираясь  руками об пол, осторожно приподнялся. Судя по часам, уже утро… Проклятье! Как 
болит голова. Драко сел, рядом с ним лежал местами расплавленный серебряный кинжал, расплавилась 
та часть, что во время обряда покоилась на темной пряди… а, кстати, где сама прядь? Драко 
оглянулся, но так ее и не обнаружил. Головная боль снова дала о себе знать. Обхватив виски 
руками, юноша закрыл глаза, восстанавливая в памяти все, что произошло сегодня ночью, пока новая 
волна боли не потребовала сходить за зельем.

Гермиона, поднявшись с кровати, тут же ухватилась за один из четырех столбиков, на которых 
держался полог. С чего бы такая слабость? Девушка сделала несколько осторожных шагов. Тело 
неприятно заломило. 
— Что за черт, — выругалась Гермиона, подходя к столу, на котором стоял графин — во рту 
пересохло.
Сделав пару глотков из стакана, девушка поежилась. Вдруг створка окна громко хлопнула, вместе с 
этим звуком в комнату ворвался ледяной ветер. Гриффиндорка только сейчас заметила, что окно 
распахнуто. За спиной ухнула сова, заставив девушку развернуться в ее сторону. В лапах птицы 
было письмо и, как ни странно, маленькая скляночка. Опять выругавшись, Гермиона подошла к сипухе,
 забирая у нее письмо и тут же привычным жестом касаясь его кольцом.

На днях я писал о небольшом событии. Пришло время воплотить его в жизнь. У совы ты должна была 
увидеть небольшую склянку…
   
Гермиона бросила взгляд на смирно сидящую сипуху.
   
…Это яд, смертельный яд. Ты должна подмешать его в еду Поттеру, сегодня же. Он должен быть 
отравлен немедля. Яд действует медленно, пройдет примерно месяц, а то и больше, прежде чем 
Поттер ощутит его влияние. На этом все, любовь моя.

Девушка повертела в руках письмо, оно было каким-то странным, пропитанным Темной Магией, что ли. 
В конце концов, бросив это дело, она взяла в руку микстуру… Отравить?.. Человека?.. Сможет ли 
она?
Гермиона знала, как знал и Том, что сможет, что сделает это. Сегодня светлая жидкость начнет 
свершать свое злодеяние, питая тело юного героя смертельным ядом. 
А ведь незаметную Гриффиндорку никто и не заподозрит. Есть человек, который смог бы догадаться, 
сопоставить все факты, но он занят другим, ему не будет дела до отравленного Поттера.
Маленькая склянка исчезла в рукаве мантии.

Гермиона стояла у озера. Ветер развевал длинные волосы. Здесь и сейчас, она чувствовала свободу… 
свободу, которая оживает с приходом весны. 
Месяц прошел со злополучного дня Святого Валентина, с того дня как был отравлен Гарри Поттер. 
Уже видно воздействие яда на молодого парня, который весь словно… у него был такой вид, будто он 
весь последний год провел в закрытом темном помещении: кожа побледнела и стала какого-то 
желтоватого оттенка, вокруг глаз залегли темные круги. Сами глаза, которые вечно казались 
сияющими изумрудами, потеряли веселый блеск. Пока на эти изменения мало кто обращал внимания, а 
если и обращали, то списывали на большую нагрузку. Действительно, капитан Гриффиндорской команды 
по квиддичу ретиво готовился к финальному матчу с Рейвенкло, этот матч решит все. Гермиона 
достаточно знала Гарри, чтобы понять, что тот хочет покинуть школу победителем, как когда-то 
сделал это его отец. Возможно, и сам Гриффиндорец списывал свое состояние на чрезмерную нагрузку…
 что ж, все к лучшему.
Через месяц начнутся Пасхальные каникулы, к этому времени Поттер уже будет лежать в больничном 
крыле, если не в больнице Святого Мунго, а вокруг него станут сновать врачи, пытаясь выяснить, 
что случилось. Вероятнее всего они поймут, что это яд, но какой… По письмам Тома Гермиона 
догадалась: тайна изготовления яда испокон веков передавалось из поколения в поколение в 
какой-то чистокровной семье, пока нынешний Хранитель Тайны, став Упивающимся, не раскрыл все 
своему Господину. Наверняка и противоядие далеко не простого состава, если оно вообще существует.

Откинув с лица волосы, Гермиона слегка нахмурилась — последнее письмо Темного Лорда было отнюдь 
не радостного содержания. Опять он просит ее сделать какую-то маленькую гадость… впрочем, эта 
гадость обернется большими проблемами, но все равно… С каждым днем девушка все больше убеждалась 
в том, что краткие послания Тома с просьбами что-то сделать, были ничем иным как попытками 
привязать Гриффиндорку к себе. Ей это не нравилось, это лишало свободы…
…“тебе безразлична твоя новая жизнь”...
Глупости! Жизнь ей не безразлична, в ней есть цель. 
Гермиона усмехнулась, глаза неотрывно следили за темными волнами, бегущими по озеру. Цели нет, 
теперь она это знает и признает, но она появится, цель будет найдена.
— Никто не отнимет у меня свободу, — прошептала девушка.
— Сама с собой разговариваешь, — раздался за спиной безразличный ко всему голос.
Гермиона, не повернувшись к говорившему, слегка нахмурилась — еще одна ее тайна от Темного Лорда:
 она виделась с Малфоем, разговаривала с ним. Более того, ей нравились встречи со Слизеринцем, 
мимолетные встречи, оставляющие глубокий отпечаток. Память настырно подкидывала мгновения 
прошлой жизни, тогда она еще любила, умела любить.
— Что ты здесь делаешь? — вместо ответа спросила Гермиона.
— Тебя искал, — он подошел ближе.
— Зачем?
— Соскучился
Девушка почувствовала, как теплое тело прислонилось к ней, крепкие руки легки на талию — вот и 
весь Малфой. Он даже сейчас не оставлял попыток вернуть ее чувства… или пробудить в ней желание,
 вряд ли он видел — сейчас — в этом большое различие. Главное, что все закончится постелью,
 смятыми простынями, судорожными вздохами… Тому бы это не понравилось, ему бы не понравилось и 
то, что она позволяет другому мужчине обнимать себя, тем более что этот мужчина Малфой-младший.
— Я ведь должна тебя ненавидеть, — прошептала Гермиона.
— По мне, так лучше любить, — склонившись к ее уху, прошептал он.
И опять по телу разлилось знакомое тепло, заставившее девушку насторожиться … не в этой жизни, 
Драко, не в этой…
Она отстранилась.
— Мне нужно идти, — проговорила она.
— Конечно, — его взгляд обратился к бушующему озеру. — Тебе всегда нужно идти.
Он издевался! Несмотря на то, что в серых глазах виднелась лишь одна задумчивость, он издевался. 
Гермиона не питала на этот счет никаких иллюзий, Слизеринец всего лишь играет с ней, и неважно, 
что на этот раз она осознает то, что играет в его игру, не важно что и он знает о том, что ей 
известно. Игра — это его территория, он может подчинить себе все. Этого нельзя допустить.
Развернувшись, Гермиона зашагала к замку. 

Еще один месяц. А пролетел он быстрее предыдущего. Пасхальные каникулы вот-вот начнутся, 
большинство студентов Хогвартса приободрилось с наступлением долгожданного отдыха, они не знали… 
пока не знали, что в больничном крыле лежит темноволосый юноша, умирающий от неизвестного яда. 
Они не знали, что каждый день в Хогвартс прибывает все больше целителей, зельеваров, и каждый по 
приходу лишь в недоумении пожимает плечами и сокрушенно качает головой.
Дамблдор не отправил Гарри Поттера в больницу. Седовласый директор хотел, чтобы мальчишка 
находился под его присмотром, что бы ни случилось. Впрочем, для Гарри что Хогвартс, что больница
 Святого Мунго, все равно противоядия не найти.
О том, что отравили Поттера было известно лишь учителям, близким людям отравленного, а также 
префектам.
Гермиона, отложив книгу, раздраженно вздохнула. Ей претило это тягучее ожидание смерти 
Мальчика-Который-Выжил, ей претили письма Тома, его постоянные вопросы или требования. Лишь 
последнее письмо принесло облегчение — Гарри осталось жить четыре дня. Как раз начнутся каникулы…
 темноволосый парень их не увидит.
Выйдя из комнаты, девушка спустилась в гостиную. В креслах у камина сидели осунувшиеся Джинни и 
Рон, оба бледные, с ярко выделяющимися веснушками на лице. Они не обратили на Гермиону никакого 
внимания… на нее вообще мало кто обращал внимание, она стала тенью для всех, кроме одного 
Слизеринца.
Пройдя мимо них, девушка вышла из гостиной, направляясь к Северной Башне.

Она стоит на площадке, глаза устремлены куда-то вдаль, к месту, где сейчас находится Темный Лорд.
 Ей хочется быть с ним, не здесь, в этом проклятом месте, и в то же время она не хочет видеть его
 никогда. 
Позади нее раздаются неторопливые шаги. Гермиона не оборачивается, она и так знает, кто пришел.
— Хороший день, — говорит девушка, переведя взор карих глаз на лазурное небо.
— …для смерти, — продолжает Драко, становясь рядом с ней. — Ты ведь понимаешь, что Поттер долго 
не протянет, он может покинуть наш грешный мир в любую минуту.
Гермиона настораживается: он не мог догадаться… или мог? Проклятый Слизеринец, она не скажет ни 
слова. 
— Мне безразлично, что случится с Гарри, — отвечает она. — Наша дружба разрушилась, ты был 
свидетелем разрушения.
— Конечно, Гермиона, — с усмешкой на губах, соглашается Драко.
Уханье совы заставляет девушку вздрогнуть. Сипуха садится ей на плечо, а в лапах маленькая 
склянка и письмо… от Тома, вне сомнений.
— Мне надо идти, — Гермиона быстро идет к выходу с площадки, в одной руке сжат помятый конверт, 
а другой она крепко держит микстуру. — Проклятая сова, — бормочет девушка, когда Слизеринец уже 
не может ее услышать.
Только у себя в комнате она ломает печать и хмуро смотрит на появляющиеся строчки:

С совой прислана склянка, добавь ее содержимое в еду Поттеру. Это противоядие. Ниже приложено 
письмо твоей матери.

Какого черта! Противоядие! Сейчас!
Гермиона со злостью отшвырнула пергамент с парой строчек, он тут же вспыхнул. На пол плавно 
опустилось письмо матери… черт с ним. Девушка быстро нашла перо и чистый листок. Рука дрожала, 
пока Гермиона выводила то и дело прыгающие буквы. Она не позволит так просто с собой играть. Что 
он задумал?..
Девушка чувствовала как в ней бурлит гнев. Пока еще он закован в цепи, но долго это продолжаться 
не может. Зачем требовать от нее сначала отравить человека, а потом дать ему противоядие. Он 
сошел с ума, есть шанс избавиться от Поттера, а этот старик присылает ей противоядие! Что это: 
гордость? или он показывает бессилие врагов перед ним, что он может играть с ними как с куклами?.. 
неважно, она не позволит себя использовать. 
Вскоре сипуха вновь отправилась в путь, а Гермиона, полностью вымотавшись, опустилась на кровать.
 Что же происходит?!

Через два дня, Гермиона, пробравшись в больничное крыло, вылила противоядие в еду, 
предназначенную для Гарри. Вскоре Мальчик-Который-Выжил, выживет вновь. Девушка до сих пор 
помнила каждую букву ответного письма. Она никогда его не забудет, такое не забывается. Нет, в 
нем не было ни страшных заклятий, ни угроз. Всего лишь напоминание о том, что она сейчас могла 
быть мертва, что могло и не быть новой жизни…
Да, она зависела от Темного Лорда, черт возьми! Он оживил ее, дал жизнь, но эту жизнь 
намеревался подчинить себе. Она принадлежит ему.
Гермиона чувствовала себя блуждающим во тьме ребенком, она не знала, куда идти, где выход. Нужно 
обрести равновесие, найти цель, иначе она затеряется в этой тьме.
Как ей хотелось увидеть хоть на минуту Тома, чтобы убедиться, что все в порядке, что письмо не 
говорило именно о том, что должно было сказать. 
Девушка вздохнула: ей всего лишь нужен отдых. Мать в письме просила ее прибыть домой на каникулы.
 Наивная мама, она еще не знала, кем стала ее дочь, она еще не знала, какие на ней обязательства.
 Возможно, стоит согласиться, лишь бы на время покинуть магический мир. 
В комнате ее поджидала сипуха с запиской в лапах. Закрыть эти окна на запоры, что ли? Гермиона 
нетерпеливым жестом вскрыла письмо:

С первым днем каникул, моя дорогая! Точнее, он будет завтра, но все же спешу тебя поздравить. 
Подарок ты получишь завтра. Искренне надеюсь, что оценишь мой дар по достоинству. Все, что я для 
тебя хочу – это свободы, и помогу ее обрести. Мой подарок облегчит тебе жизнь, снимет 
ответственность. В каком-то смысле расправит крылья.
Также я хочу тебя увидеть. У меня есть пара свободных дней. Через два дня, то есть послезавтра, 
Джон Забини будет ждать тебя у таверны “Три метлы”. Вещи не бери.

Гермиона отложила письмо. Подарок? — девушка задумалась. Было бы гораздо лучше, если бы Том 
обошелся без подарков. Почему-то ей заранее не хотелось знать, что это за подарок. Кстати, он 
хочет с ней встретиться, придется от родителей аппарировать в Хогсмид. В конце концов, Том не 
запрещал ей посещение родного дома… но и не знал о том, что она намеревалась это сделать.
Быстро приняв ванну, девушка нырнула в теплую постель. До утра она может не волноваться.
   
Когда Гермиона вошла в Большой Зал, разговоры тут же стихли. Большая часть студентов школы разом 
повернулись в ее сторону… странно, у некоторых на лицах были написаны жалость и сочувствие, 
другие пытались изобразить это самое сочувствие. Проигнорировав их взгляды, девушка села уже на 
привычное место на краю Гриффиндорского стола. Рядом лежал “Ежедневный Пророк”, который она до 
сих пор выписывала. Не обращая внимания на газету, Гермиона принялась неторопливо поглощать еду.
 Постепенно в зале вновь зазвучали голоса. Студенты перестали смотреть в ее сторону, зато 
учителя глаз не спускали. Отодвинув пустую тарелку, девушка взяла в руки “Пророк”, как всегда 
намереваясь почитать перед занятиями. Как только она перевернула страницу, в глаза бросился 
заголовок, написанный крупными буквами, и статья под ним:
 
 «Упивающиеся Смертью напали на семью магглов!

В пригороде Лондона несколько Упивающихся Смертью напали на беззащитных людей. Авроры не успели 
прийти на место преступления достаточно быстро, что бы поймать виновных. К магглам было 
применено запретное заклинание, муж и жена были убиты сразу же. Как стало известно позже, у 
погибших есть дочь с магическими способностями.
Гермиона Грейнджер учится на последнем курсе в Школе Магии и Колдовства Хогвартс. Она в данное 
время префект девушек, а так же лучшая ученица школы. Министерство Магии приносит свои 
соболезнования девушке и уверяет, что виновники не останутся безнаказанными…»

Газета выпала из рук. В голове замелькали строчки пришедшего ночью письма: “Подарок ты получишь 
завтра…”, “Мой подарок облегчит тебе жизнь, снимет ответственность”,  “надеюсь, что оценишь мой 
дар по достоинству”…
Она резко поднялась из-за стола, спеша выйти из этого набитого людьми помещения. Одной, остаться 
одной… 
Гермиона поднялась на Северную Башню. Ее тело била мелкая дрожь… а причиной был ужас, теперь она 
все поняла, а назад дороги нет. Ужас был вызван тем, что она ничего не ощутила, прочитав статью 
в газете, кроме досады на то, что он все совершил, не известив ее. Подарок?.. Действительно 
подарок! Несколько месяц назад она бы билась в истерике, узнай, что ее родители погибли, что их 
безжалостно убили. А сейчас?.. а сейчас она запуталась.
По щеке заскользила одинокая слезинка, а потом еще одна. Как только ее пальцы коснулись мокрой 
щеки, глаза от удивления слегка расширились, она не может плакать, не сейчас, не в этой жизни. 
Ее ведь совершенно не задела смерть родителей… ее задела зависимость, полное разрушение мостов, 
теперь дороги назад нет… Он хочет сделать ее одной из своих слуг.
— Не плачь, — тихий голос Слизеринца разрезал мертвую тишину.
Она прислонилась к нему, спрятав лицо на груди. Слезы продолжали струиться из глаз. И ей было 
все равно. Пусть Драко думает, что она так реагирует на смерть родителей, пусть… 
Убийством матери и отца Том отвлек от нее все подозрения, если они и могли у кого-то возникнуть. 
Он никогда ничего не делал просто так…

Том Риддл сидел в кресле. Покручивая в руке волшебную палочку, он то и дело бросал взгляд на 
дверь. Вот-вот здесь должна была появиться Гермиона. Они не виделись три месяца, а за это время 
многое могло случиться. 
Дверь открылась и в комнату проскользнула девушка.
— Иди сюда, милая, — он заговорил первым, его взгляд быстро метнулся к рядом стоящему креслу.
Гермиона послушно села в кресло.
— У меня есть вопросы, мой Лорд.
— Ты запуталась?
Она резко подняла на него взгляд, но тут же его отвела.
— Я просто хочу знать: зачем?
Он поднялся с кресла, подошел к девушке. Рука коснулась ее подбородка, заставляя подняться.
— Потому что так нужно, — прошептал Том, едва касаясь губ девушку. — Потому что я хочу, что бы 
ты поняла, что твоя жизнь рядом со мной, Гермиона.
— Я не одна из твоих рабов, — резко возразила она.
По губам мужчину скользнула змеиная улыбка.
— Нет, конечно. Ты мне нужна, Гермиона, — он не лгал, она действительно была ему нужна.
Том слабым поцелуем коснулся ее губ, и тут же с удовлетворением отметил, что девушка подалась 
вперед, прижимаясь к нему.
— Я скучала, — против воли прошептала она, одновременно покрывая его шею быстрыми поцелуями.
— Я тоже.
Он предоставил ей свободу действий, а сам принялся шептать заклинания, ощущая, как темная магию 
входит в юное тело, находящееся рядом с ним. Девушка тихонько застонала после очередной 
магической цепочки. Том улыбнулся. Подхватив ее на руки, мужчина направился к кровати. 
Полуобнаженная, Гермиона, стоило ей только оказаться на простынях, притянула его к себе. Он не 
спеша стал избавлять ее от оставшейся одежды. Вновь в комнате зазвучали заклинания, они окружили 
и мужчину и девушку, питая их своей мощью. 
С невольным восхищением мужчина следил за тем, как извивается молодое, гибкое тело партнерши. 
Блестевшая от пота кожа притягивала глаза… она была восхитительна. Он жадно приник к губам 
девушки, принявшись их нещадно терзать. Вкус крови опьянил обоих. Гермиона застонала ему в губы, 
выгибаясь в его сторону. Дрожащие руки прошлись по спине. 
Гриффиндорка, моя Гриффиндорка…
Опять Том зашептал заклинания, и опять девушка стала неистово извиваться, судорожное дыхание со 
стонами вырывалось у нее из груди… не стоит больше ждать.
Он осторожно опустился, слегка придерживаясь на локтях. На миг Гермиона замерла, позволив ему 
войти в себя. Том видел, как карие глаза широко распахнулись. Она умоляюще смотрела в его 
подернутые страстью глаза. Легкое покачивание бедер заставило застонать обоих. Том перестал себя 
контролировать, позволив вихрю желания унести мысли вместе с собой. “Моя Гриффиндорка, наивный 
ребенок”.
Длинные ноги девушки обхватили его талию, сильнее прижимая к себе. Ритмичные движения заставляли 
ее едва ли не вскрикивать от острого наслаждения, полностью захватившего тело. Тихо застонав, 
Том с силой сжал темные пряди волос, принуждая посмотреть ему в глаза. Она и смотрела в них, но 
не видела ничего… в самой Гермионе не было ничего, кроме неутолимой жажды. 
Тело девушки резко напряглось, готовое к взрыву. Том почувствовал, как пульсирующая плоть 
сжимается вокруг него, лишая последних связных мыслей… Гриффиндорка… 
В комнате вновь звучали заклинания…

Откинув с лица спутанные волосы, Гермиона ближе придвинулась к лежащему рядом мужчине. Рука  
неторопливо заскользила по его груди, принявшись выводить там узоры.
— Почему ты не хотел убивать Гарри? — мягко спросила она.
— Потому что это было бы слишком легко, любимая, — Темный Лорд медленно приподнялся, садясь на 
кровати. — У меня есть другие планы на этот счет. И ты мне поможешь в этом…
С безразличным видом девушка слушала то, что она должна была сделать.
На этот раз, возвращаясь в Хогвартс, она оставила свой дневник у Тома, там ему самое место. Она 
будет слишком занята, чтобы обращать на него внимание. Сделать предстоит многое, а время летит 
быстрее птицы.

Прежде чем отправиться в школу, Гермиона аппарировала домой. Здесь тоже предстоит сделать многое.
 Самое важное — необходимо продать этот дом, он ей не нужен. 
Опустившись на мягкий диван, девушка закрыла лицо руками. Сегодня похороны, начнутся они через 
пару часов, и, как только ее родителей засыплет земля, оборвется последняя тонкая ниточка, 
соединяющая ее с прошлым. Вздохнув, Гермиона поднялась к себе в комнату. Она автоматически 
скинула с себя одежду, и так же автоматически надела черные брюки свободного покроя, белую 
блузку и пиджак в тон брюкам. 
Послышался звук подъезжающего автомобиля, наверное, это дядя Роджер приехал, чтобы отвезти ее на 
кладбище. Бросив в зеркало быстрый взгляд и убедившись, что выглядит как положено, девушка 
спустилась вниз и вышла из дома. 
На крыльце стоял ее дядя. Это был тридцатипятилетний мужчина с темными волосами, правильными 
чертами лица и вечно сияющей улыбкой. Роджер Грейнджер — преуспевающий бизнесмен, вечно занятый 
делами своей фирмы. “Удивительно, что он нашел время прийти на похороны”, — язвительно подумала 
Гермиона.
— Дорогая, мне очень жаль, — сочувственным голосом начал он, целуя девушку в щеку. — Наверное, 
тебе неприятно об этом говорить.
— Все в порядке, дядя, — с каменным выражением на лице, заверила она, садясь в салон черного 
“Порше”.
— Все образуется, Гермиона, — не обращая внимания на ее нежелание говорить, продолжил мужчина. 
Он сел за руль свого “красавца”, как называл машину сам. — Я вот о чем считаю нужным с тобой 
переговорить: завещание твоих родителей. Думаю, не стоит ждать. Как только закончатся похороны, 
нужно будет его вскрыть.
Глаза девушки сузились, взгляд, обращенный на дорогу, стал колючим, полным ненависти. “Мелочный 
ублюдок”, — со злостью подумала она, с силой стискивая мягкую ткань пиджака.
— Как тебе будет угодно, дядя, — придав голосу равнодушие, ответила она.
— И еще, — игнорирую невидимые волны неприязни, исходящие от племянницы, продолжил Роджер, — 
тебе нужен опекун, я подумывал над тем, чтобы им стать.
— Моим опекуном должен стать человек, который указан на случай смерти родителей в завещании, — 
холодно заговорила Гермиона. — И если я не достигну совершеннолетнего возраста.
— Ты его не достигла, — мужчина как будто и не сомневался, что опекунство девушки доверено ему.
— Вам известно, дядя, что я учусь в частной школе…
— Об этом я тоже хотел поговорить.
— Я приняла гражданство той… страны, — мир, страна — какая разница. — А там совершеннолетним 
считается ребенок, достигший семнадцати лет. Мне не нужен опекун, более того, я собираюсь 
продать дом и все имущество. Сюда по окончанию школы я не вернусь, — Гермиона старалась говорить 
без презрения. — И еще: я уже знаю, где дальше буду жить, вам не нужно ни о чем беспокоиться, —
 еще бы ей не знать где будет жить, Темный Лорд не отпустит ее от себя. А если его план пройдет 
так, как нужно, то вскоре и магглы ощутят влияние Волан-де-Морта.
— Посмотрим, — в голосе мужчины звучало сомнение. Он считал, что девушка не сможет справиться без
 помощи взрослых, представителем которых должен быть он.
Откинувшись на сидение, девушка закрыла глаза. У нее и без наследства дел немало, если не 
получится мирным путем отвязаться от дяди, придется принять меры.

— Да обретут их души покой, — как сквозь вату слышала Гермиона голос священника.
Глаза девушки были прикованы к опускающимся в землю двум гробам алого цвета. Ее мать и отец, 
теперь они вечно будут лежать здесь, в сырой земле. Девушка сморгнула слезы, одна мысль о смерти 
заставляла ее тело дрожать от… от чего? наверное, ужаса.
К ней подходили родственники, выражали свои соболезнования — все это лицемерие — потом отходили, 
чувствуя нежелание единственной дочери покойных говорить с кем-либо. Дядя Роджер стоял рядом, 
делая вид, что оберегает ее от настойчивого внимания родственников — самый главный лицемер в этой
 компании. 
Гробы уже засыпаны землей, уже поставлены надгробия, Гермиона сама настояла, чтобы их поставили 
сейчас, несмотря на уверения всех людей, что земля под ними осядет и надгробия сейчас ставить 
нельзя. Но она настояла, а перечить в этом ей не стали.
И теперь, она все продолжает смотреть на то место, где лежит мать. Лишь изредка взгляд 
перебегает к могиле отца, а потом вновь возвращается к матери.
— Нам пора идти, дорогая, — как только разошлись все родственники, произнес Роджер.
— Дай мне несколько минут побыть наедине с родителями, — глухим голосом ответила она, продолжая 
смотреть сквозь землю, туда, где они лежат. — Совсем немного.
Мужчина ушел, а Гермиона стояла возле только что поставленных надгробий. Бледная, она опустилась,
 сев на корточки, между могилами. Дрожащая рука прошлась по каменному надгробию матери, где были 
выведены инициалы:

Джейн Эмили Грейнджер
(1959-1998)
  
Она повернулась к отцовской могиле:

Джон Ричард Грейнджер
(1955-1998)

По щекам заскользили слезы, падая на надгробия или, иначе говоря, на место, где похоронена 
прошлая жизнь. Присев на лавочку, Гермиона, закрыв лицо руками, разрыдалась… словно ребенок, 
словно маленький ребенок или сентиментальный человек. Хрупкое тело содрогалось в рыданиях. 
Если бы кто-нибудь зашел в этот скверик, то он увидел молодую девушку, безутешную, одинокую в 
своем горе — потери родителей. Но никого не было, никто не видел  плачущую и тут же со злостью 
вытирающую слезы девчонку. 
Слезы продолжали литься из глаз… Гриффиндорка оплакивала свою прошлую жизнь. В последний раз.

Через какой-то промежуток времени, поднявшись со скамьи, Гермиона снова склонилась над могилами 
родителей. Тихий шепот затерялся, унесенный ветром. А спустя минуту из земли вылезли зеленые 
стебельки. Вскоре бутоны растений стали медленно раскрываться, и воздух наполнился чудесным 
запахом. Девушка не знала, как называются эти цветы, она знала их только на вид, и помнила 
счастливую улыбку мамы, когда отец пришел с букетом этих цветов, помнила чудесный запах. Тогда,
 еще маленькой девочкой, Гермиона спросила у мамы…

— Мам, — шестилетняя девочка подергала мать за рукав халата. — Мам, почему ты улыбаешься? Цветы 
не очень красивые, папа приносил и красивее.
Симпатичная женщина с каштановыми волосами счастливо улыбнулась дочке:
— У них чудесный запах.
Девочка насупилась: почему взрослые вечно обманывают.
— Ты не можешь так улыбаться из-за запаха, — упрямо произнесла она, вздернув носик.
Женщина весело рассмеялась. В дверях комнаты показался ее муж, которому она ласково улыбнулась.
— Твоя дочь хочет знать, почему ты так рада цветам, — напомнил мистер Грейнджер, когда молчание 
затянулось.
Мама, склонившей к Гермионе,  загадочно ей улыбнулась:
— Точно такие цветы твой папа подарил мне на нашем первом свидании.
Интуитивно, кареглазая девчонка понимала, что это должно что-то значить, что-то серьезное, что 
мама назвала настоящую причину, но она не понимала значения слов.
— Когда вырастешь, поймешь, — заметив непонимание в глазах дочери, пояснила Джейн. — Поймешь 
тогда, когда полюбишь так же, как и я. Ты тоже будешь улыбаться.

Как же мама ошибалась.
Гермиона медленно побрела к выходу из кладбища, дядя Роджер наверняка заждался.
Ей никогда не дарил цветы любимый человек, и ее любовь к нему принесла слезы, а не улыбки. Такие,
 как он, не умеют любить…

Роджер нетерпеливо барабанил пальцами по рулю машины, сердито поглядывая на приближающуюся 
фигуру. Несносная девчонка. У него встреча намечена, а она плетется как улитка! 
Мужчина ласково улыбнулся, как только девушка села в машину. Дорогая племянница, кажется, и не 
заметила этой улыбки. Ее лицо превратилось в непроницаемую маску. И где она так научилась собой 
владеть? Роджер, мысленно выругавшись, завел своего “красавчика”.

Только поздно вечером Гермиона вернулась в родительский дом. Встреча с юристом стала для нее 
войной, в которой она все-таки выиграла: никакого опекунства. Они, хоть и с неохотой, признали, 
что она считается совершеннолетней по законам другой страны, в которой она якобы учится. Из 
школы пришли бумаги, подтверждающие ее гражданство — отдельное спасибо Дамблдору. Завтра она 
вернется в школу. Гарри Поттер скорее всего уже полностью здоров, яд вышел из его тела. Это к 
лучшему, из-за неожиданного спасения известного героя учителя не будут обращаться к ней с лживым,
 именно лживым сочувствием и ненужными советами. А студенты… с этими проблем не будет. 

— Мисс Грейнджер, вы настолько самоуверенны, что считаете, что можете покидать школу, когда вам 
заблагорассудится? — в коридорах Хогвартса Гермиона как назло первым встретила преподавателя 
зелий.  
— Я так не считаю, профессор, — в ее глазах запылала ярость, которую она даже не пыталась скрыть.
 — Моих родителей убили, — девушка особо подчеркнула это слово, — и мне пришлось срочно уехать. 
Извините, что вас не предупредила.
Мастер зелий смерил свою ученицу холодным взглядом.
— Для начала смею напомнить, что вы, мисс Грейнджер, разговариваете со своим преподавателем, — с 
едва скрытой язвительностью проговорил он. — И вам следовало предупредить декана
— Я и предупредила, — огрызнулась Гермиона, сделав вид, что слов о преподавателе она не услышала,
  — еще за несколько дней до каникул я сказала профессору МакГонагалл, что собираюсь поехать к 
родителям…
Она внимательно всматривалась в темные глаза профессора, гадая, увидит ли в них хоть немного 
раскаяния из-за того, что он напомнил ей о смерти родных. Ведь он должен понимать, что раз она 
собиралась к ним на каникулы, то их смерть ей значительно сложнее пережить. Но в темных глазах 
она так и не заметила вины.
Гермиона опустила голову.
— Простите, профессор, — тихо проговорила она, — но я должна идти.
Ничего не ответив, Северус Снейп отошел в сторону. Жалел ли он ее?.. вряд ли. Да, он будет 
единственным учителем, от которого она совершенно точно не дождется никаких лицемерных 
сочувственных фраз.
Гриффиндорка поспешила подняться к себе в комнату.

Гермиона неторопливо вошла в класс зельеварения. Вот уже неделя как студенты вновь приступили к 
учебе. Сегодня седьмой курс ждала кошмарная практическая работа. Снейп обещал, что к концу урока 
все попробуют свои зелья, а варить их они будут…
— …по парам, — подытожил  преподаватель.
Студенты принялись оглядываться в поисках партеров, с которыми они точно не завалят практику; 
или искали хотя бы тех, кто может составить веселую компанию, придерживаясь девиза: погибать, 
так с музыкой. Заметив эту суету, профессор неприятно улыбнулся:
— Я составил список, — произнес он. 
По классу прокатился тихий недовольный шепот. Снейп достал исписанный пергамент:
— Браун и Паркинсон, Патил и Гойл, Уизли и Лонгботтом, Томас и… — Гермиона ожидая, когда сможет
 узнать имя партнера, слегка постукивала кончиком пера по пергаменту, так, чтобы не привлечь 
внимания мастера зелий: — Грейнджер и Поттер, Малфой и Финниган, — закончил Снейп.
Поднявшись с места, девушка прошла несколько парт, заняв место рядом с Гарри. На секунду их 
взгляды встретились. Гермиона заметила в зеленых — она часто сравнивала их и с изумрудами — глаза
х признаки усталости и — невозможно! — страха. Гриффиндорка отвела взор: интересно, а что он 
увидел? 
В полном молчании они приступили к выполнению задания. Гермиона взялась за приготовление зелья, 
темноволосый парень нарезал нужные ингредиенты. Работа быстро и без помех продвигалась вперед. 
Оба молчали, так как понимали одно: не стоит вмешиваться в то, что делает другой. Когда девушка 
сняла котел с огня, давая возможность неприятного цвета жидкости настояться, прежде чем 
продолжить варку, то молчание стало более чем неуместным: занять себя, кроме как бесцельным 
осмотром кабинета, было нечем.
— Я слышал, что у тебя погибли родители… сочувствую, — заговорил Гарри, смотря в сторону.
Еще бы он не слышал, об этом несколько дней в газетах писали!
— Их убили, — коротко бросила Гермиона. — И незачем об этом говорить. Ты сам был в то время 
практически мертв. И мне не нужно твое сочувствие.
— Ты думаешь, что я хочу вернуть твою дружбу? — резко повернувшись к ней — благо Снейп вышел — 
спросил парень.
— Нет, я сейчас думаю о том, что мне надоело лицемерное сочувствие, — холодно ответила девушка. — 
Мне оно не нужно. Что случилось — то случилось.
Они какое-то время молчали, пока…
— Кем ты стала, Гермиона… — с какой-то тоской в голосе прошептал Гарри. Наверное, его слова были
 просто мыслями вслух. Вероятно, он думал, что она не услышала этих слов.
— Жизнь ко многому приучит, Гарри. Я совершила ошибку, теперь должна за нее платить, — “очень 
своеобразным способом”, — мысленно закончила девушка, отворачиваясь, чтобы взять котел с зельем,
 и вновь поставить его на огонь. Процесс зельеварения сложный, нельзя было отвлекать ее от 
работы, и все-таки она ждала… ждала слов, которые он должен был сказать. Любой бы на его месте 
сказал, но она не дождалась. Стоящий рядом парень так и не произнес ту роковую фразу. Почему он 
промолчал? Она не понимала, не могла понять. Да и не захотела бы, не для нее это. И все же почему
 не произнесены эти слова: “Я тебя предупреждал…”

Спустя месяц Гермиона, до ночи засидевшись в библиотеке, искала то, о чем просил ее Том. Она 
должна найти подсказку, которая поможет ей выполнить свою миссию. Несколько сложенных листов, 
исписанные какими-то расчетами, выскользнули из массивного тома по практической магии. Подобрав 
их, девушка задумалась…
— Не слишком ли поздно для посещения библиотеки, — тихий голос заставил поглощенную в записи 
Гриффиндорку вздрогнуть от неожиданности. Инстинктивно она смяла бумагу в руках, пряча записи. 
— Кто тебя учил подкрадываться посреди ночи? — зло выдохнула Гермиона, придя в себя. — Я думала,
 это Филч.
— Мой голос так похож на голос Филча? — Джинни Уизли присела на стол.
Гермиона не ответила, рыжая девчонка тоже молчала.
— Ладно, — поняв, что бывшая подруга намерена и дальше молчать, заговорила девушка. — Джинн, 
что ты здесь делаешь? — устало откинувшись на спинку стула, спросила она. — Не со мной же 
поговорить ты сюда пришла после почти полугода молчания.
— Нет, — честно призналась шестикурсница. — А что мне здесь нужно — не твое дело.
— Ты очень любезна. А теперь, если не возражаешь, мне надо продолжить просматривать эти книги, —
 Гермиона кивнула на стопку разного размера фолиантов.
Джинни медленно поднялась, напоследок бросив на нее печальный взгляд.
— Гарри был прав, ты думаешь только о себе… или пытаешься защититься от людей.
— Первый вариант, — как только захлопнулась дверь за Гриффиндоркой, проговорила Гермиона, — я 
забочусь только о себе… должна заботиться.
Собрав вещи, девушка вышла из библиотеки — на сегодня приключений достаточно, если она не хочет 
встретить еще несколько старых друзей, тем более… взгляд переметнулся к сжатым в руке листам…
На спинке кровати сидела сова. Нет, это была не сипуха. После смерти родителей Темный Лорд 
поменял сову — действительно, неразумно было продолжать присылать письма от покойных. Сова 
принадлежала единственному человеку, с которым Гермиона, кроме родителей, переписывалась — 
Виктору Краму. 
Подойдя к птице, девушка задумалась: а что сейчас с Виктором? Неужели болгарский ловец находится 
в руках Тома… или он стал Упивающимся?.. скорее первое. Гермиона помнила Виктора скромным 
мальчишкой, наверное, таким он и остался. Роль убийцы не для него. Вероятнее всего сейчас он 
находится под Империусом, как когда-то ее родители… прежде чем их убили. Ведь она понимала, что 
мать и отец не отдадут так просто сову… должна была понять.
Девушка вскрыла послание и просмотрела его беглым взглядом. Отшвырнув пергамент, который 
вспыхнул и пеплом опал на ковер, Гермиона взяла чистый листок, черкнув на нем несколько слов: 
“Я нашла то, о чем ты просил”.

Она жила только его письмами. От одной маленькой записки к другой. Эти короткие послания 
помогали хоть на мгновение чувствовать себя не покинутой. Все остальное время девушка мучалась 
одиночеством. “Том, как мне тебя не хватает”, — Гермиона бросила в воздух последнюю записку. Сев 
на подоконник, девушка сдавила виски руками — она сойдет с ума от этого одиночества. Он говорит, 
что она должна быть настороже, что никто не должен догадаться, что произойдет, что… слишком 
много он говорит, тем временем игнорируя ее просьбы о встрече. 
Рядом с ней опустилась школьная сова, она уже несколько дней прилетала в эту комнату. Гермиона 
на всякий случай привязала заранее заготовленный клочок бумаги, это может случиться в любую 
минуту… В дверь постучали… случилось.
— Кто там? — спросила Гермиона, хотя уже знала кто. Или, точнее будет сказать, она знала зачем.
— Гермиона, — в двери стояла худенькая первокурсница, — профессор МакГонагалл просила передать, 
что тебя вызывают к директору.
— Уже иду, Эмили, — пряча взятый с тумбочки конверт в широком рукаве мантии, ответила девушка.

Она шла по коридорам, невидящим взглядом смотря вперед… она должна это сделать. Гермиона сильнее 
сжала спрятанный в рукаве конверт. Пароль в кабинет директора МакГонагалл уже сказала, так что 
девушка быстро зашла в просторную комнату, принадлежащую Дамблдору.
— Рад вас видеть, мисс Грейнджер.
Она слегка опустила голову, избегая взгляда проницательных голубых глаз.
— Здравствуйте, профессор.
Что он говорил дальше, она не слушала, потому что и так знала, о чем пойдет речь. Автоматически 
отвечая на вопросы, она осматривала кабинет, пока…
— Профессор, — Хагрид ворвался в комнату. Пыхтя после долгого бега, он с трудом говорил, — 
профессор, кто-то освободил саламандру, тот редкий вид, о котором…
— Мисс Грейнджер, подождите меня здесь, — Дамблдор быстро, слишком быстро для своего возраста, 
поднялся с кресла.
Гермиона едва заметно кивнула. Взгляд, скользивший по стеллажам книг, стал еще отрешеннее. 
Директор и лесник вышли, а девушка все еще продолжала стоять на месте, пока феникс, расправив 
крылья, не взлетел. Вздрогнув, Гриффиндорка принялась осматривать комнату, и лишь найдя взглядом 
небольшую серебряную коробку, прекратила осмотр. В голове замелькали отрывки письма Тома: 
“Серебристый ящик, в него приходит самая проверенная информация, передаваемая членами Ордена 
Феникса”, “положить письмо можно только из двух мест, одно из них — сам кабинет, второе 
недоступно”, “используй заклинание, положи этот конверт в ящик”, “молодые Упивающиеся отвлекут 
старика”, “никто ни о чем не догадывается”, “конверт должен оказаться в ящике”, “сама придумай,
 как попасть в кабинет”, “отправишь письмо Забини-младшему, как только тебя вызовут”, “не 
подведи меня”. 
Гермиона прошептала сложную цепочку заклинаний. Что-то внутри серебристого ящика щелкнуло. Не 
медля, девушка положила конверт на гладкую поверхность коробки и стала наблюдать, как письмо 
медленно погружается, полностью скрываясь из виду.
Вздохнув, она медленно прошла к месту, где стояла несколькими минутами раньше. Тело била крупная 
дрожь, одиночество ощущалось гораздо сильнее прежнего, а от одного взгляда на серебряный ящик
 начинало мутить. Вероятнее всего, на нем сильные охранные заклинания, а она прошла сквозь них.
 Прошла, потому что последние письма Темного Лорда были пропитаны Темной магией — эта магия 
переходила в нее, давая возможность положить конверт, который прочтут по окончанию экзаменов.
Гермиона просто стояла. Ее используют, и будут использовать, он не остановится на этом, а она не 
сможет ему сопротивляться. Слишком велика его сила, слишком… что толку думать об этом — она 
вновь опутана сетями, и из них невозможно выбраться.

Они наблюдали. Земля и Небеса следили за этой странной девушкой, чья душа погибла давно, а потом 
опять была возращена в тело. Это противоречит всему, и ее действия противоречат всему. Она не 
должна зависеть от людей, иначе погибнет. И не важно, сама ли она будет виновна в своей гибели, 
или падет их жертвой. Скоро все свершится, тогда придет время выбирать. 
Они видят, как она одинока, даже когда находится среди людей. Вот и сейчас, находясь перед 
вошедшим в комнату старцем, ее изувеченная душа сжимается от одиночества…

Гермиона старалась не думать о конверте, старалась не думать, чем все это обернется, она просто 
шла туда, где не была около двух месяцев. 
Девушка неторопливо вышла на площадку Северной башни. Взгляд карих глаз сразу заметил стоявшую у 
зубцов фигуру. Естественно, она знала, что он здесь будет.
— Я думал, что ты сюда больше не поднимешься, — не оборачиваясь, заговорил Драко.
— Я тоже так думала, — тихо ответила она.
Они впервые после каникул заговорили друг с другом. Сейчас ей было слишком одиноко, чтобы 
оставаться одной, а он… для него это игра.
— Как первый экзамен? — он все еще не обернулся.
— Отлично, наверное, — девушка слегка пожала плечами. — А у тебя?
Слизеринец какое-то время молчал.
— Отлично, наверное, — с усмешкой в голосе, ответил он.
Драко обернулся, и, слегка сузив глаза, посмотрел на бледную Гриффиндорку. За последние недели 
она стала словно призраком: слишком бледным, отрешенным от мирских забот.
— Что-то с тобой происходит.
Гермиона невесело усмехнулась:
— Со мной всегда что-то происходит, — она обхватила плечи руками, смотря на темнеющий вдали лес.
Слизеринец стоял рядом и даже не пробовал заговорить. Наверное, он знал, зачем она здесь, или 
догадывался. А может, он просто ждал непонятно чего?
— Одиночество, — едва слышно прошептала Гермиона, прикрывая глаза.
Драко подошел ближе. Притянув к себе девушку, он мягко ее обнял. Насколько сильно ее одиночество,
 раз она пришла к нему? Чего она хочет?
Тепло, она впервые за два месяца была в тепле. Ощущалось даже спокойствие. Гермиона осторожно 
коснулась его груди и положила голову на плечо… так еще лучше. Она на время не одинока.
А потом были его губы, теплые и… жадные, наверное. Он неторопливо подталкивал ее к стенке, пока 
спина не коснулась слегка нагретых за день каменных плит. 
Гермиона смотрела в серые, как пасмурное небо глаза, видя там жажду и что-то еще,  она не могла 
понять что. Он слишком опасен для нее, он всегда был опасным человеком, но поняла она это только 
сейчас.
Рука Слизеринца прошлась по ее мантии, расстегивая пуговицы. Его смелые движения заставляли
 кровь бежать быстрее, но… это было неправильно, это было не для этой жизни. Гермиона с 
жадностью поцеловала его, прежде чем, упираясь руками в его грудь, отстранить от себя. 
— Кто он? — потребовал ответа Драко. Холодный взгляд секунду назад пылавших желанием глаз
 словно пронзал ее насквозь. 
— Неважно, — девушка коснулась его щеки. — Какая разница, Драко.
— Я хочу знать.
Гермиона слегка повернула голову, избегая его требовательного взгляда.
— Он маг?
— Неважно, — девушка подалась вперед, вплотную становясь возле него. — Я другая. Ты был прав,
 сейчас у меня нет цели, но есть жизнь. И пока она есть, я буду искать цель, — голос стал тише, 
последние слова она произнесла едва различимым шепотом: — я опять опутана сетями, а выбраться 
невозможно.
   Драко отошел. Его лицо не выражало никаких эмоций, он вновь надел проклятую маску.
— Ты сама говорила — нет ничего невозможного.
Гермиона слегка наклонила голову на бок.
— Я ведь должна тебя ненавидеть.
— Ты это уже говорила, — Слизеринец усмехнулся. — Но так и не сказала, что на самом деле 
чувствуешь ко мне сейчас.
— Ты и не спрашивал, — парировала девушка.
— Считай, что спросил.
Веселье, что было в ее глазах, из-за предыдущего высказывания, тут же исчезло. 
— Я должна тебя ненавидеть, — повторила она, — а на самом деле я ничего не чувствую к тебе. 
Ничего. Я пришла сюда оттого, что мне было одиноко, ты это и сам понимаешь.
— А сейчас тебе не одиноко? — он внимательно смотрел в ее глаза, ожидая увидеть в них правду, и 
увидел ее.
— Сейчас нет, но будет, очень скоро, — она подошла к нему, оставив на губах короткий поцелуй. —
 Желаю тебе удачно сдать экзамены.
Драко схватил ее за запястье, когда она собралась уходить.
— Тебе тоже, Гриффиндорка, — по губам скользнула едва заметная насмешка, — моя Гриффиндорка.

Она сдала экзамены, это было не сложно. Если ты начинаешь к ним готовиться еще с начальных 
курсов, то другого результата и не ожидаешь. Вот она и не ожидала. Последний экзамен по истории 
магии закончился полчаса назад. Ей следует покинуть Хогвартс, потому что он так хочет. Темный 
Лорд наконец-то хочет встретиться с ней. 
Гермиона, запихнув в сумку последнюю мантию, неторопливо поднялась с постели.
— Reducto, — она наблюдала как сумки и чемоданы стремительно уменьшаются в размерах, становясь 
чуть ли не кукольными.
Поместив их в обычную сумку, девушка окинула опустевшую комнату долгим взглядом, а потом 
быстрыми шагами вышла из спальни.
По Хогвартсу она шла долго, нарочно поворачивая в те коридоры, которые уведут ее подальше от 
выхода. Школа магии долгие семь лет была ее домом, теперь пришлось ее покидать… навсегда. 
Гермиона знала, что больше сюда не вернется. Ее не будет на Выпускном Балу, потому что он не для 
нее. Теперь у нее своя жизнь, не связанная с этими стенами.
— Мисс Грейнджер? — из-за угла показалась декан Гриффиндора.
— Профессор МакГонагалл, — девушка слегка вздрогнула, встретив в пустых коридорах эту пожилую 
женщину.
— Вы уезжаете? Я только что прочла вашу записку, — декан внимательно смотрела на свою студентку.
— Да, — Гермиона наклонила голову, — мне надо ехать. Хочется быстрее разобраться с делами матери 
и отца, оформить все бумаги на новых жильцов дома.
Женщина неодобрительно посмотрела на нее.
— Разве вы не собираетесь остаться на Выпускной Бал?
— Если вовремя все закончу, то приеду сюда, — Гермиона прошла мимо Миневры МакГонагалл. — 
Прощайте, профессор.
Она стремительно шла по коридорам Хогвартса, на этот раз направляясь к выходу. Ее теперь ждет 
все совершенно другое.
Когда девушка вышла из школы, заходящее солнце ослепило ее своим сиянием. Что она чувствовала? 
Ведь должна ощущать тоску, печаль из-за расставания с людьми, рядом с которыми жила семь лет. Но 
ничего подобного не было, она просто рада свободе.
На миг она обернулась, посмотрев на Северную башню. Возможно ей и показалось, но фигура, стоящая 
там, смотрела на нее. 
Выйдя за ворота школы, девушка аппарировала, отправляясь туда, где должна быть. Она забыла о том,
 что конверт, неделю назад опущенный в серебряный ящик, сегодня будет прочтен. Она не знала, что 
сегодня окончательно решится ее судьба, пока не знала… а они знали.

Дамблдор следил за тем, как конверт медленно выходит из магического артефакта, ложась на его 
поверхности. Опять пришли какие-то новости. Вечно степенный директор нетерпеливым жестом вскрыл 
послание, пробегая по нему внимательным взором.
Дочитав письмо, Дамблдор сжег его с помощью магического огня. Следует все рассказать Гарри, и 
Уизли-младшему, возможно и его сестре. Сегодня они должны отправиться в тот замок, о котором 
говорится в письме. Наверное, следует предупредить и Малфоя, за ним тоже, с окончанием года, 
возобновится охота, хотя этот своенравный юноша вряд ли согласится поехать… Неважно, главное — 
Гарри, а сопровождать его по возможности будут его друзья, враг детства и он сам… 

Гермиона осматриваясь, шла по пыльному замку, который явно нуждался в тщательной уборке. 
Сопровождавший ее Упивающийся Смертью, спрятав лицо под маской, вел в какую-то комнату, где ждал
 Темный Лорд. И вот, наконец, долгожданная встреча.
— Рад тебя видеть, Гермиона, — высокий мужчина подошел к девушке, приподнимая ее подбородок и 
оставляя на губах мимолетный поцелуй.
— Я скучала, мой Лорд, — девушка смерила молча смотревшего на нее и Тома Упивающегося холодным 
взглядом, требуя, чтобы тот вышел.
— Выйди, Гойл, — будто прочитав ее мысли, сказал Волан-де-Морт.
Как только дверь за мужчиной захлопнулась, Гермиона слегка приподняв бровь, посмотрела на Тома:
— Гойл? Он чуть меня не убил, а ты его посылаешь сопровождающим!
— Не веди себя как капризная девчонка, — резко одернул ее Том. — Он бы ничего тебе не сделал.
Девушка глубоко вздохнула.
— Ты слишком раздражен, — констатировала она. 
— Есть причины, — он взял ее за плечи. — Сегодня ночью все случится. Я убью Поттера, дорогая. 
Моя власть над магами окрепнет, придет мое время. 
Гермиона молчала. Она не знала, что сказать, да это было и не нужно. 
— Ты, наверное, устала, — он подошел к камину, взяв с него два бокала вина, — можешь отдохнуть, 
до ночи еще есть время. Но когда я тебя позову, ты придешь немедля.
— Да, мой Лорд. — Гермиона приняла из его рук один бокал и сделала небольшой глоток, — где мне 
можно отдохнуть?
— Гойл тебя проведет в комнаты. Он же за тобой и придет, когда будет нужно.
— Да, мой Лорд, — словно попугай — глупая птица — повторила девушка, уходя вслед за Упивающимся.

Драко огляделся, а потом слегка насмешливым взглядом посмотрел на директора.
— Вы полагаете, что это место надежно? — ехидно спросил он, сдувая с камина пятимиллиметровый
 слой пыли. — Возможно, вы и правы, но тут все давно плесенью покрылось. И сколько времени я 
должен пробыть в этой дыре?
— Тебя тут никто не держит, — сквозь зубы отозвался Рон, тем не менее, тоже с неприязнью 
оглядывая огромный зал.
Дамблдор, внимательно осматривающий помещение, промолчал.
— Вас что-то беспокоит? — спросил более настороженный Гарри. — Это может быть ловушкой?
— Я ничего не отрицаю, Гарри, — тихо ответил директор, — но если это и ловушка, то нас не смогут 
достать, пока мы находимся под защитой этого круга.
Выпускники Хогвартса и шестикурсница как по команде опустили головы, смотря на очерчивающий их 
круг. 
— Подождем пока сюда прибудут те, кто послал письмо. Никто не выходит за пределы круга, по…
— Мы поняли, профессор, — резко оборвал его Драко. — Mobiliarbus, — указывая на небольшое кресло,
 произнес он.
Удобно усевшись, он принялся под неприязненные взгляды младших из рода Уизли и Поттера надменным 
взором осматривать зал. Слизеринец был насторожен, он словно чувствовал, как сети Темной Магии 
окутывают помещение. “Это ловушка, — отстраненно подумал он, — мне следовало остаться в школе”.
— Очень умно, старик, но неужели ты думаешь, что этот круг меня сдержит? Вы не сможете стоять 
там вечно, и аппарировать у вас не получится.
Ловушка. Малфой резко поднялся с кресла.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, Драко, но это даже лучше, не придется тратить время на твои 
поиски.
Факелы на стенах резко вспыхнули, а потом загорели ровным огнем, освещая темный зал. Рядом с 
выходом стоял в окружении Упивающихся Темный Лорд.
Драко услышал невольный вздох удивления, сорвавшийся с губ Поттера. Оно и понятно, с последней 
их встречи Волан-де-Морт явно сменил имидж. 

Они не понимали, что сейчас происходит. Студенты Хогвартса лишь смотрели на стоящую недалеко от 
них фигуру, они еще не понимали. Зато понял все Дамблдор. Кто же их предал?
— Да, да, тебя предали, старик, — со змеиной улыбкой на лице, проговорил Том. — Хочешь знать кто?
 Этот человек сейчас здесь, ждет, когда я его позову.
— Неважно, Том, — спокойно ответил директор, ясным взглядом смотря на человека, который, не 
колеблясь, убивал и уничтожал. Он даже не был человеком в полном понимании этого слова. — Я 
предупредил Минерву, куда отправляюсь. Если завтра я не появлюсь в школе, то сюда придут авторы. 
Круг до этого времени продержится.
Драко с отвращением слушал чуть ли не светскую беседу двух самых могущественных людей мира, 
стоящих по разные стороны баррикад. Вот она, встреча с Темным Лордом, и сводится эта встреча к 
милой беседе! Похоже, стоящий рядом Поттер думал о том же.
— Очень умно, старик, — повторил Волан-де-Морт. Змеиная улыбка так и не сошла с его губ. — И 
все-таки я познакомлю тебя с тем, благодаря кому… мы сегодня все здесь собрались, тем более этот
 человек мне нужен для небольшого обряда. Гойл, иди.

Гермиона, прикрыв глаза, лежала в ванне. Ее обнаженное тело кольцами обхватывала Нагайна, при 
этом плавно извиваясь в широкой ванне. Приподняв руку, девушка прошлась по гладкой и слегка 
скользкой в воде змеиной коже.
— Красавица, — лениво прошептала она, вслушиваясь в тихое шипение змеи.
Было спокойно и хорошо. Скоро, очень скоро ее спокойствие будет нарушено. А пока, еще несколько 
минут, она может понежиться в ванне.
Дверь в комнату распахнулась, заставив Гермиону резко опуститься под воду, почти полностью 
скрываясь под ней. Хотя что может скрыть прозрачная вода?
— Какого черта! — зло вскрикнула она.
Нагайна, приподняв голову, угрожающе зашипела.
— Господин ждет, — сухо ответил скрытый под маской мужчина. — Вы должны прийти немедля. 
— Немедля, говоришь?
Змея кольцами обвивала ее тело, когда девушка поднялась, бесстрастно смотря на стоящего перед 
ней мужчину.

Драко видел, как Гойл-старший вновь зашел в комнату, а за ним в темном проеме показалась…
Это была женщина, чьего лица он не видел. Зато ясно видел полуобнаженное тело и рептилию, 
охватывающую это тело и скрывающую… некоторые места. Оригинально. В другой ситуации такая 
“одежда” на женщине неплохо бы его развлекла, но…
Лицо вошедшей все еще оставалось в тени. Босая, она остановилась у самого проема, чего-то ожидая.
— Хорошо выглядишь, — с усмешкой отметил Волан-де-Морт, обращаясь к незнакомке. — Иди ко мне, 
дорогая.
И она пошла. Драко видел темные, слегка влажные волосы, спадающие на обнаженные плечи, на 
которых не было знака Мрака; капельки воды, блестевшие на золотистом теле девушки и покрытом 
чешуей теле змеи. Он видел карие глаза, прямо смотрящие на Темного Лорда. Он видел ничего не 
выражающее лицо Гермионы Грейнджер… “Я совсем не думала, что меня занесет к нему в объятия… он 
помог мне выжить… точнее он дал мне новую жизнь”.
— Мой Лорд, — словно играя какой-то заранее расписанный по ролям спектакль, тихим голосом 
произнесла предавшая свои идеалы Гриффиндорка, — я пришла.

Они все смотрели на нее, не желая верить, что это и есть она. Ничего, пусть смотрят. Ей все 
равно. Каждый из них, кроме директора, виноват в ее перевоплощении в себя нынешнюю. Они 
заслужили это.
— Письмо, старик, было отправлено из твоего кабинета. Гермиона в свое время хорошо постаралась.
Никто не ожидал, что это будет она. Дамблдор не был готов к тому, что лучшая ученица станет 
предателем. Он не был готов принять эту правду. И, тем не менее… 
Круг еще стоял.
— А теперь я объясню, почему она сейчас мне здесь нужна, помимо того, как вам ее представить, — 
Том произнес какое-то заклинание. Плиты пола замка разъехались в стороны. Из недр подземелий
 медленно поднималось черное, как непроглядная тьма, дерево, с вырезанным на нем женским 
силуэтом в человеческий рост. — Это дерево напрямую связано с ядом, которым был отравлен Гарри 
еще зимой. Видите ли, яд не полностью вышел из его тела. Даже сейчас мальчишку можно убить, а 
сделать это может лишь тот, кто отравил. Его образ вырезается на дереве, готовом принять своего
 хозяина, чтобы тот совершил убийство или… или вытянул все магические силы отравленного, — 
мужчина замолчал, наслаждаясь свом триумфом. — Иди, Гермиона.
Девушка послушно подошла к дереву, прямо смотря на черную, гладкую на вид кору дерева. Змея 
сползла на пол, и Гермиона, не медля, вплотную прислонилась к дереву, чувствуя, как за спиной 
медленно нарастает кора, заключая ее в кокон, полный тьмы.
Она была деревом, она чувствовала связь с ним, и еще небольшую ниточку, которая вела к стоящему
 неподалеку человеку. Она не видела его, но знала, кто это, и знала, что должна с ним делать. 
Медленно дерево стало впитывать в себя магическую силу.
Кто-то кричал, но она не понимала, кто, она лишь питалась силой, сосредотачивала ее в кокон. Но 
она не взяла эту силу себе. Девушка растила ее как ребенка, рядом, около себя, приглядывала за 
ней как мать. А потом все закончилось…

Дерево стало медленно рассыпаться. Драко, задержав дыхание, смотрел на женский силуэт, одетый в 
черное полупрозрачное платье, словно сделанное из дыма. В руках девушка держала белый шар, 
который норовил вырваться из рук.
— Вот она, сила твоего мальчишки, старик. Сила, впитанная деревом, которое растет целое 
тысячелетие, принадлежит теперь мне. Поттер мне уже не нужен, он не маг, а лишь обычный человек.
 Но это не значит, что я позволю вам так просто уйти. Пророчество, как никак, стоит исполнить, 
один из нас должен убить другого, — Темный Лорд повернулся к молчаливой Гермионе. — Дорогая, 
заставь своего бывшего друга разорвать круг, это можно сделать только изнутри. 
Сидевший рядом Поттер вытянул дрожащую руку с палочкой. Драко крепко сжал в руках свою палочку, 
готовый отразить заклинания, которые несомненно посыплются со всех сторон. В голове быстро 
мелькали обряды, которые смогут ему помочь. Ему здесь не следует задерживаться. Пусть из замка 
нельзя аппарировать, но если он выйдет из этой комнаты, то…
С губ Поттера сорвалось незнакомое заклинание. Круг, очерчивающий их, зарябил, а потом 
разорвался.

Гермиона смотрела на все это как в тумане. В руках она продолжала держать сияющий шар, 
приходилось постоянно на нем сосредотачиваться, чтобы не упустить его.
— Insendio! — это, кажется, кричала Джинни.
— Crucio, — а это кто-то из Упивающихся.
— Petrificus Totalus, — голос Рона.
Рядом с ней пролетел зеленый луч, может, это было смертельное заклинание — она не обратила 
внимания. Суета была во внешнем мире, а она жила сейчас внутренним. Она думала о своей цели…
   
Драко, выругавшись, отскочил в сторону. В висках билась кровь. Он должен что-то сделать. 
Упивающиеся стоят перед дверьми. Через них ему не пробраться, если только не пустить в дело 
обряды. 
Юноша, упав на колени, быстро принялся искать в карманах мантии нужные амулеты и талисманы. 
Рядом просвистело какое-то заклятие, заставившее его резко отстраниться.
— Проклятье, — Драко быстро надрезал запястье, и тут же положил на него только что найденный 
амулет.
Стоящий рядом Уизли что-то прокричал, Слизеринец не расслышал его. В следующую секунду в него 
попал луч. Адская боль растеклась по всему телу, заставляя его дергаться как какую-то куклу. Эта 
боль лишала разума. А потом обряд стал набираться силы. Мощный золотой шар сорвался с 
окровавленного запястья. Боль ушла.
Судорожно хватая воздух, Драко с трудом поднялся. Неподалеку от него валялся мертвый Упивающийся 
Смертью, золотой шар сорвал с него маску… Гойл-старший.
— Stupefy! — выкрикнул Малфой, указывая палочкой на ближайшего Упивающегося.
— Finite Incantatem, — блокировал заклятие мужчина. — Insendio.
Струя жидкого огня слегка скользнула по щеке — Упивающийся явно боялся… новичок.
— Avada Kedavra, — открыто смотря в прорези для глаз на маске, четко произнес Слизеринец.
Труп упал к его ногам. Драко оглянулся: на него не особо обращали внимание. Еще бы: большинство 
Упивающихся окружило Дамблдора, который в свою очередь с виртуозной ловкостью отбивался от 
заклинаний и выпускал неизвестные заклятия в людей в плащах. И все равно, старик так долго не 
протянет, никто бы не сдержал такого напора.
Уизли, брат и сестра, стояли спина к спине, оберегая друг друга, а Поттер… к черту Поттера. 
Гермиона была совсем рядом, а в руках все еще находится сияющая сфера.
— Не убивать их, только оглушить, — прогремел голос Темного Лорда.
Чтобы выбраться, он должен дать себя оглушить, только так. Через секунду он потерял сознание, на 
грудь упало два талисмана, они медленно вобрались в рваную рубашку с гербом Слизерина.

Когда Гермиона пришла в себя, в Зале все успокоилось. Дамблдор, Рон, Джинни и Малфой стояли 
прикованные к стенам. Гарри безвольно сидел у стены рядом с ними, его голова была опущена на 
грудь.
— Теперь состоится финальная битва, — произнес Том. — Дайте Поттеру в руки палочку, он должен 
погибнуть как мужчина.
Какой-то Упивающийся положил в ослабевшую руку темноволосого парня волшебную палочку.
— Ну же, Поттер, поднимайся, — издеваясь, говорил Волан-де-Морт, — погибни как мужчина, как 
когда-то погиб твой отец.
Гарри дернулся, поднимая на Темного Лорда полный ненависти взгляд. Осторожно, придерживаясь 
свободной рукой за стену, он поднялся.
— Наблюдайте, как ваш герой погибнет, — произнес Том, поднимая палочку, но останавливаясь. — И 
все же должна произойти дуэль. Давай, Поттер, я не собираюсь тебя убивать сразу же.
Гермиона видела, как Гарри поднял палочку, наставив ее на своего врага. Его губы прошептали 
какое-то заклинание… ничего не случилось. Упивающиеся со злорадством захохотали.
— Для начала потанцуй. Tarantallegra! — ноги Гриффиндорца стали выделывать невыполнимые пируэты 
и па. — Finite Incantatem. Теперь Imperio. Скажи, что будешь очень рад погибнуть от моей руки.
Гарри, стиснув зубы, молчал.
— Скажи это, Поттер, — холодно приказал Том. — Говори же.
Руки Гриффиндорца сжались в кулаки, вены вздулись, но он продолжал молчать.
— Может это заставит тебя говорить. Crucio! — парень закричал, его тело задергалось в 
конвульсиях.
Гермиона закрыла глаза.

Пришло время выбора. Сейчас они решат, кто уйдет из мира: девчонка или мужчина. Они всегда 
действовали через людей, так будет и сейчас. Земля содрогалась, Небеса покрылись тучами. Гром 
гремел повсюду. Они выбрали свою жертву, выбрали того, кто понесет наказание за все…

С губ Драко сорвались ритуальные слова. Его рубашка засверкала. У груди образовался золотистый 
шар, который полетел в сторону неподвижной Гриффиндорки.

…Они сделали свой выбор… 

Белый шар вылетел из рук Гермионы, выбитый другим шаром. Сияющая сфера взлетела в воздух, 
золотая летела следом. Один луч отделился от сгустка слепящего золота, пронзая кандалы, 
сковывающие Слизеринца. Малфой прошептал несколько слов, золотой шар окружил девушку, которая 
пыталась призвать к себе серебряную сферу.
—  Если коснешься этой оболочки, Гермиона, то погибнешь, — предупредил Драко.
Девушка опустила руки, но сила Гарри продолжала к ней приближаться. Спустя секунду она пронзила 
золотую стену, рассыпая ее.
— Expelliarmus, — выкрикнул Гриффиндорец до того, как его сила оказалась в руках Гермионы. 
Палочка вылетела из рук Темного Лорда, ложась в ладонь Гарри. Девушка крепко схватила руками 
сферу…
— Хватит играть, — в полной тишине заговорил Том. — Гермиона, дай мне силу Поттера. Мне надоел 
этот спектакль.
Она шагнула назад. Руки, держащие шар, дрожали. На глаза навернулись слезы. Воспоминания были 
этому виной. “Я опять опутана сетями, а выбраться невозможно…” “Ты сама говорила – нет ничего 
невозможного”, “Возможно, он дал тебе новую жизнь, но цели в этой жизни нет, я вижу это в твоих 
глазах”, “…без этого долго не проживешь,  “тебе безразлична твоя новая жизнь”, “я буду 
свободной…”
— Прости, мой Лорд, — прошептала она. — Мне нужна свобода, я не смогу иначе.
Шар резко взмыл в воздух, и, превратившись в серебряную ленту, вошел в тело Гарри.
— Avada Kedavra! — отчетливо, ни минуты не колеблясь, произнес парень. 
С двух палочек, что были у него в руках, сорвались зеленые лучи, которые пронзили тело Темного 
Лорда. Его последний взгляд был обращен к Гриффиндорке, предавшей все ради свободы… она даже не 
предавала, просто искала защиты… На этот раз у себя. Больше она не совершит ошибки, ища ее у 
кого-либо другого.
— Мне следовало завершить заклинания, полностью подчинив тебя себе, а не отправлять в Хогвартс, —
 хрипло прошептал он, перед тем как лучи пронзили ему сердце.
Пророчество свершилось. Только один остался жить. Мальчик-который-выжил стал убийцей и 
освободителем. 
— Следовало, любовь моя, — она лгала. Слезы в глазах застыли.
Опустившись на колени, девушка оставила на губах погибшего последний поцелуй. Поднявшись, он 
прошла между Упивающимся, направляясь за своими вещами. Ей много не понадобится. 
Нагайна обвила тело хозяина, она хотела умереть вместе с ним. Когда все ушли, змея так и 
осталась лежать рядом с холодеющим телом. Она ждала смерти…

Гермиона собирала вещи. Много ей не понадобится. За деньгами она зайдет в банк, а потом… а потом 
она уйдет. Девушка еще не знала куда, она просто уйдет искать свою цель. Вряд ли она ее 
когда-нибудь найдет, но будет искать. На поиски уйдет вся жизнь, она к этому готова. Ведь это и 
есть ее цель — искать цель в жизни.
На тумбочке возле кровати лежал дневник. Присев на постель, девушка его раскрыла на последней, 
незаполненной странице. В руках появилось перо. Гермиона медленно вывела сегодняшнюю дату.

— Практически все Упивающиеся уже отправлены в Азкабан, — доложила Дамблдору Тонкс. — Тех, кто 
сбежал, мы скоро поймаем… Дамблдор, почему вы не радуетесь?
— Темный Лорд убит, но предстоит сделать еще многое, — с печальным видом отозвался директор 
школы.
— А что будет с той девчонкой, Грейнджер, кажется? — хрипло заговорил одноглазый аврор. — Вы об 
этом подумали?
Гарри, Рон и Джинни резко подняли головы, внимательно смотря на говоривших.
— Думал, Аластор, — ответил Дамблдор, — конечно, думал.
— Ее следует отправить в Азкабан вместе с остальными Упивающимися, — министр магии приподнялся с 
кресла. Он коснулся рукой стоящего рядом стола, а потом тут же ее отдернул. — Неужели нельзя 
было провести совещание в другом месте? — он вытер покрытые пылью пальцы о кресло. — Я повторяю, 
девчонку стоит отправить в Азкабан, только к ней не будет применен поцелуй дементора, как к 
остальным.
— Она помогла нам, — хмуро произнес Гарри. — Кем бы она сейчас ни была, я не хочу, чтобы ее 
отправили в Азкабан. 
— Ее действительно не стоит отправлять в Азкабан, — вздохнул Дамблдор.
— Директор, мистер Поттер, — министр всплеснул руками, — вы не понимаете, она опас…
— Я уеду из Англии, — в дверях показалась Гермиона. Окинув присутствующих безразличным взглядом,
 она повторила: — Я уеду из Англии, только заберу деньги. И больше не побеспокою вас. Сомневаюсь,
 что когда-либо вернусь в Англию, но если и вернусь, то это будет нескоро.
Они молчали, да и что им было сказать?.. Ее отъезд был самым приемлемым вариантом, только они не 
признаются в этом. 
Развернувшись, Гермиона вышла из комнаты.
   
На ступенях замка сидел Слизеринец. Как только девушка вышла из-за дверей, он поднялся.
— Далеко собралась?
— Не знаю, — Гермиона посмотрела на светлеющее небо, от ночной грозы не осталось и следа. Скоро 
будет рассвет. — Как повезет, но, наверное, далеко.
— Ты не хотела его смерти, и сейчас не хочешь. Почему? — безразлично спросил Драко.
— Я увидела в нем мужчину, — сглотнув, ответила девушка. — Жаль, что он стоял у меня на пути… я
 нашла цель.
— Я знаю.
Гермиона резко к нему повернулась.
— Ты ведь такой же как он. Я знаю, у тебя хватит силы стать вторым Темным Лордом.
— Я никогда не буду вторым, — Драко насмешливо усмехнулся. — Скорее первым в двадцать первом 
столетии, до него не так уж и много.
Девушка коснулась его щеки, осторожно пройдясь по краю раны, нанесенной сегодня заклинанием.
— Не стань таким как он. Я не хочу возвращаться, чтобы убить и тебя.
— Не слишком ли много ты на себя берешь? — Драко коснулся ее руки, задержав ее.
— Я просто хочу, чтобы ты жил, — Гермиона осторожно высвободила руку. Вынув из сумки дневник, 
она протянула его Слизеринцу. — Живи, Драко.
Развернувшись, девушка быстро сбежала по ступеням.
   
Слизеринец открыл дневник, последнюю страницу, которая была теперь заполнена:

15 июня, 1998 год. Понедельник.

 Моя цель — искать цель. И так будет всю жизнь. Я все-таки допишу тебя, дневник. Спустя полгода 
я открыла последнюю страницу, чтобы ее заполнить. 
Мне нужна свобода, и только она. Возможно поиски цели — лишь предлог найти ее, но это не сама 
свобода. Для каждого она своя, но не каждый может определить ее. Я не бегу от ответственности. 
Мне нужен  ветер, развевающий волосы, заход солнца, новые места, новая магия. Этого достаточно.
 Переходить с места на место — и так вечно. Для меня это самое лучшее, что может предложить 
жизнь. Я ни от кого не завишу. Родители убиты, мне не следует о них беспокоиться, остальные 
родственники считают, что я благополучно живу в какой-то стране. Я одна… Будет ли мне одиноко? 
не знаю. Теперь мне не к кому идти, никто не будет ждать, возможно одиночество и есть то, чего я 
хочу. Это только возможно, а как на самом деле… это я пойму позже.
Теперь я понимаю, что моя новая жизнь начинается сейчас. Нет никого, кто опутает меня оковами, 
привяжет к себе. Такого человека больше не будет. 
Я не писала полгода, потому что мне нечего было писать. Теперь будет что, но писать я не буду. 
То, что мне нужно, всегда со мной, в моих мыслях, а то, что ненужно – то ненужно.
Вот и заканчивается последняя страница, ну а мне пора идти искать свою цель. Идти навстречу 
своей свободе… 

Драко поднял голову, смотря на утонувшую в лучах восходящего солнца фигуру.
— Прощай, Гриффиндорка, — по губам скользнула усмешка, — моя Гриффиндорка.

Китай. 
Гермиона стояла возле недавно распустившего дерева. Сорвав цветок, девушка поднесла его к лицу, 
вдыхая приятный запах. 
К ней подошел послушник храма, залопотав о чем-то на китайском.
— Я не понимаю, малыш, — она действительно не понимала настолько быструю китайскую речь.
— Кра… красивая мисс, — запинаясь, на английском языке, заговорил мальчишка. — Возьми с ча… 
чашка этот талисман, о… он укажет те… тебе дорогу, е… если ты ее не зн… знаешь.
Гермиона покачала головой.
— Я знаю свою дорогу, — тем не менее, она поднесла руку к чаше, беря вырезанный из дерева амулет,
 — но все равно спасибо, — улыбка осветила ее лицо, — вдруг потеряюсь.
Улыбнувшись в ответ, мальчуган убежал в храм. Повертев в руках незатейливую вещицу, девушка 
пожила ее в кошелек. Пора идти дальше, в стране Восходящего Солнца еще немало храмов… а мире еще 
немало стран.
Закинув сумку на плечо, она зашагала по вымощенной камнем дороге, направляясь вперед.

   К*О*Н*Е*Ц