Актуальный материал

Глава первая.
Глава вторая.
Глава третья.
Глава четвертая.
Глава пятая.
Глава шестая.
Глава седьмая.
Глава восьмая.
Глава девятая.
Глава десятая.
Глава одиннадцатая.
Глава двенадцатая.
Глава 1


– Я уверен, ты ему понравишься…

Гермиона Грейнджер придала своему лицу выражение абсолютного скептицизма. Зрелище получилось унылое, но весьма впечатляющее.

Увы, все старания были напрасны: нужно нечто большее, чем мимическая игра, чтобы достучаться до сердца Грегори Паркера, бессменного главного редактора «Еженедельного пророка» на протяжении последних восьмидесяти лет. Но Гермиона, хоть и работала под начальством мистера Паркера без году неделю, сдаваться тоже отнюдь не собиралась.

– А вот я абсолютно уверена в обратном, мистер Паркер. Поверьте, за семь лет нашего общения, у меня было немало возможностей убедиться, что я ему очень, очень и очень не нравлюсь.

– Мисс Грейнджер… – редактор поднялся из глубин солидного «редакторского» кресла и заходил по комнате, нервно потирая руки. – Гермиона, милая, да поймите же вы: больше просто некому. Актуальнейший материал, нужнейшее интервью прямо-таки уплывает у нас из рук, только потому, что все молодые журналисты «Пророка» испытывают совершенно бессмысленный, необъяснимый детский страх перед бывшим школьным учителем…

– Мистер Паркер, а вы не предполагаете, что это не бессмысленный и необъяснимый детский страх, а объективный взгляд на потенциального собеседника?.. Вы же не учились у профессора Снейпа и, очевидно, не имеете полного представления о характере этого человека… Уверяю вас, он даже не пустит журналиста на порог… – быстро заговорила молодая журналистка.

К сожалению, у «старших по званию» часто имеется неприятная привычка перебивать собеседника.

– Гермиона, не заставляйте меня сомневаться в вашем профессионализме, – Паркер шутливо нахмурился. Или даже не шутливо – кто из, этих главных редакторов разберет…
Испокон веков, если журналисту меньше двадцати пяти, главный редактор по любому случаю апеллирует к его профессионализму. Как будто этот самый профессионализм обязывает тебя лезть в пасть к крокодилам и делать репортаж из эпицентра ядерного взрыва…

И, тем не менее, прием работает.

Почти всегда.

– Мистер Паркер, – Гермиона сцепила руки в замок и почти с ненавистью взглянула на красную редакторскую лысину, – дело не в моем профессионализме. Дело в… личных отношениях, которые сложились у меня с профессором Снейпом задолго до того, как я начала думать о карьере журналиста. Видите ли, еще в школе я была очень дружна с Гарри Поттером, так что…

– Мисс Грейнджер, вам нет нужды напоминать о ваших теплых отношениях с мистером Поттером…

Гермиона задохнулась от возмущения. Да она впервые вообще упомянула здесь о Гарри…

– … Мы все ценим ваш вклад в дело победы над Темной угрозой и гордимся тем, что в нашем коллективе работает настоящий герой, – словно по бумажке зачитал редактор, не давая возмущенной Гермионе вставить и слово, – но никакие заслуги не освобождают журналиста от его основного долга: нести людям информацию. Вы понимаете, мисс Грейнджер? Ин-фор-ма-цию!

…Гермиона уже открыла рот, чтобы, наконец, высказать все…

– Кстати, Гермиона, – Паркер неожиданно перешел совсем на другой тон: мягкий, доверительный, почти отеческий, – если это интервью тебе удастся, думаю, мы вполне можем подумать об этой твоей полосе… про домовых эльфов…

Рот Гермионы тут же захлопнулся.

Вот, значит, как… подсластили пилюлю, называется.

Этой возможности – втиснуть в жалкие шестнадцать полос «Ежедневного пророка» (хорошо-хорошо, и в не менее жалкие тридцать две полосы субботнего выпуска) полноценный материал о быте домовых эльфов – Гермиона дожидалась все три года работы в «Пророке». Дожидалась, прекрасно сознавая, что ни один из этих старых консерваторов такой темы ей не даст. Ни в жизнь. Как будто это так необходимо – в подробностях описывать каждый квиддичный матч, в то время как сотни высокоразвитых волшебных существ пребывают в положении, которое иначе чем «рабское» и не назовешь! А теперь этот материал – такой нужный, такой актуальный, такой… общественно значимый сам плыл к ней в руки…

– Итак? – Грегори Паркер тяжело опустился обратно в кресло и выжидательно уставился на журналистку.

– Хорошо, – выдохнула она, - я согласна…

– Замечательно, мисс Грейнджер, я знал, что на вас можно положиться, – как будто искренне обрадовался редактор, – теперь обсудим детали…

Гермиона вздохнула и открыла блокнот.

– …Прежде всего, – продолжал Паркер, – это не должно быть интервью с ученым, с лауреатом двухсотлетней премии Международной Ассоциации Зельеваров…

– Столетней, – машинально поправила девушка. Редактор поморщился.

– …С первым за последние восемьсот лет англичанином – лауреатом столетней премии Международной Ассоциации Зельеваров, если вам угодно… Так вот, Гермиона, это должно быть прежде всего интервью с человеком. Расспросите его про его детство, про то, чем он увлекается в свободное от исследований время, про то, какую музыку любит…

Гермиона очень реалистично представила себе, как она спрашивает Северуса Снейпа, кого он предпочитает: Моцарта или Шопена. Затем представила себе реакцию собеседника на этот вопрос. Ее передернуло.

Оставалось надеяться, что профессор Снейп просто откажется с ней разговаривать.

– …Ах да, мисс Грейнджер, если вы боитесь, что он «не пустит вас на порог», то знайте: я попросил нашего уважаемого Дамблдора… эээ… посодействовать. Не думаю, что этот ваш Снейп, посмеет отказать, если сам Дамблдор попросит его принять журналиста…

Ах, значит, он уже «ваш Снейп». Так сказать, ваши проблемы мисс Грейнджер. Спасибо вам, мистер Паркер…

– …Поймите, Гермиона, читателю не нужны все эти сложные рецепты зелий и прочие ваши научные штучки. Расскажите лучше про то, что связывало Снейпа с Тем-кого-нельзя-называть. Громкое было дело, я помню… Расскажите, как он поборол в себе темную сторону. Думаю, вы понимаете, как это будет полезно для нравственного воспитания нашей молодежи…

Гермиона скривилась. Нравственное воспитание молодежи было навязчивой идеей господина редактора, так что любого из его подчиненных при встрече со всеми тремя словами в одном предложении немедленно начинало тошнить.

– …Думаю, не стоит откладывать… Материал, как вы и сами можете понять, горит. Так что сегодня ознакомитесь с материалами – а завтра утречком, на свежую голову…

– Да, мистер Паркер. Разрешите идти, мистер Паркер? – девушка захлопнула блокнот и резко поднялась с кресла. Сейчас главное было – не дать редактору проговорить еще часа полтора о нравственном воспитании молодежи…

– Э… Хорошо, идите, мисс Грейнджер. И учтите, послезавтра утром, материал должен быть поставлен в номер. Полосы вам хватит?

Гермиона глухо застонала. О чем она будет говорить с Северусом Снейпом на целую полосу, ей было неясно…

– Впрочем, – как будто сам себе пробормотал редактор, – материал актуальный, тема, весьма способствующая нравственному воспитанию молодежи, так что, думаю, разворота для нее не жалко. Две полосы, мисс Грейнджер! Две!

Гермиона пулей вылетела из редакторского кабинета.

– И возьмите с собой фотографа! – раздалось ей вслед.

Девушка сделала два глубоких вдоха. Затем еще один – для верности.

Фотографа, значит… Мстительно улыбаясь, Гермиона понеслась вдаль по коридору. У двери с надписью «Фотолаборатория» она затормозила.

– Колин! – фальшиво-радостно воскликнула она, распахнув дверь.

Кто-кто, а Колин Криви казалось, совсем не изменился со времен Хогвартса. Нескладная мальчишеская фигура, курносый нос и сумасшедшинка в глазах. Неизменная сумасшедшинка, благодаря которой Колин в неполные двадцать лет уже считался лучшим фотокорреспондентом во всей магической прессе Британии.

– Гермиона! – просиял он, поднимаясь из-за заваленного пленками, контрольными отпечатками и готовыми фотографиями стола. – Хорошо как, что ты зашла! Сейчас покажу, какую хохму мне вчера посчастливилось…

– Завтра, завтра и еще раз завтра: работы по горло, – для убедительности девушка провела ребром ладони чуть выше воротника мантии.

– Ладно… – Колин чуть приуныл.

– Сейчас я к тебе по делу, – Гермиона обвела взглядом стены лаборатории, увешанные разноформатными снимками. Сейчас все люди, когда-либо попавшие под объектив фотоаппарата Колина, с интересом прислушивались к их разговору. – Мне нужен фотограф для завтрашнего задания.

– Я готов! – Колин широко улыбнулся. – Что за задание?

Гермиона сделала два коротких глубоких вдоха.

– Интервью. Просто интервью. Нужно будет сфотографировать героя.

– Ты по адресу – никого лучше тебе не найти, гарантирую. С тобой всегда классно работать, Миона, – Колин порылся в стопке фотобумаги на столе и достал потрепанный пухлый ежедневник. – Давай время, место, ну и поподробнее о «герое»…

Три глубоких вдоха.

– Время и место я тебе сообщу дополнительно. А наш «герой» тебе очень давно и хорошо знаком…

– Гарри, что ли? Что же ты сразу не сказала?..

Гермиона закатила глаза к потолку. Дался же ему этот Гарри! И так пол-лаборатории увешено гаррипоттерами во всех видах и ипостасях – на все случаи жизни.

Жалко же разочаровывать мальчишку…

– Нет, Колин, Гарри тут не при чем. Паркер попросил меня взять интервью у Снейпа.

Фотографический Гарри формата двадцать на тридцать дюймов, висевший на почетном месте над столом Колина, вытаращил глаза от изумления. Висевший рядом фотографический Рон (четырнадцать на восемнадцать) сделал вид, что его тошнит. Что до самого Колина, то с его лица пропали все краски. Мгновенно.

– У про... профессора Снейпа, что ли? – неестественно хриплым голосом поинтересовался он.

– Да, Колин, – девушка сделала над собой усилие и похлопала юного фотокорреспондента по плечу, – если честно, я и сама не в восторге от этого задания. Но с начальством не поспоришь… Да не волнуйся ты так, тебе всего лишь надо будет сделать пару снимков… Тебе с ним даже разговаривать не придется, слышишь? Колин, ты же профессионал…

Колин запустил пальцы себе в шевелюру и взлохматил волосы. Жест явно был скопирован c Гарри Поттера, но сейчас Гермиона решила об этом не задумываться.

– Ты уверена, что тебе там нужен фотограф? – как-то совсем уж жалобно протянул он.

– Паркер сказал взять фотографа, – пожала плечами журналистка. – Так, значит, завтра я могу на тебя рассчитывать?

Колин только что-то неразборчиво булькнул в ответ.

* * *

…Ладно, допустим, фотографа она нашла… Теперь пора перейти к самому главному… к тому, с чего, собственно, и следовало начинать.

Гермиона села за свой личный редакционный стол и подперла голову левой рукой. Правой рукой она обмакнула перо в чернильницу и поднесла его к чистому пергаменту. Крепко задумалась.

Минут пять спустя девушка, так ничего на пергаменте и не изобразив, отложила перо. Еще через минуту из верхнего ящика стола было извлечено персональное дорогущее Самопишущее Перо – подарок лучших друзей – Гарри и Рона – на двадцатилетие. Перо старательно изогнулось, выражая полную боевую готовность, и повисло над пустым пергаментом.

Гермиона тяжело вздохнула.

– В общем, так. «Уважаемый мерзкий тип, отравивший наши школьные годы, и внушивший мне кучу комплексов, в частности, по поводу моей внешности… короче, профессор Снейп. Моему главному редактору, задери его мантикора, зачем-то понадобилось интервью с Вами. Так вот, будьте добры уделить мне завтра часок Вашего драгоценного времени, где-нибудь между приготовлением ядов и обедом, и побеседовать со мной о том – о сем. Да не просто побеседовать, а побеседовать так, чтобы этого хватило на целый разворот этого рулона туалетной бумаги, по недоразумению называемого газетой…»

Самопишущее Перо стремительно понеслось по бумаге. Через минуту пергамент был заполнен изящным наклонным почерком с непомерным количеством завитушек. Гермиона опасливо подтянула лист пергамента к себе и прочла следующее:

«Северусу Р. Снейпу, профессору Зельеварения, почетному члену Европейской академии Алхимии, почетному члену Международной ассоциации зельеваров, почетному участнику британской научной магической коллегии, кавалеру ордена Мерлина III степени.
Уважаемый профессор Снейп!
Газета «Ежедневный пророк» в лице специального корреспондента Гермионы Дж. Грейнджер имеет честь просить Вас об обстоятельном подробном интервью, посвященном некоторым аспектам Ваших научных изысканий.
В случае Вашего согласия, просим назначить оптимальные для Вас время и место встречи с нашим корреспондентом. Не скроем, что для редакции наиболее предпочтительна первая половина завтрашнего дня.
Заранее благодарны, «Ежедневный пророк», Гермиона Дж. Грейнджер».

Гермиона сурово поглядела на перо. Под ее взглядом несчастный магический артефакт отполз на край стола и как будто уменьшился в размерах.

– Ладно, – сжалилась девушка, – я бы ничего лучше не выдумала. Ты молодец, хотя над стилем еще работать и работать.

Перо радостно затрепетало…
Глава 2


Гермиона всегда любила возвращаться с работы пешком, пренебрегая традиционным для ее коллег аппарированием. Во-первых, пусть и небольшая, но все равно полезная физическая нагрузка. Во-вторых, свежий воздух. Зря, зря завистливые иностранцы клевещут на лондонский воздух. Совсем это не один сплошной смог, особенно таким вот теплым майским вечером, когда по улицам британской столицы словно разлиты запахи далеких цветущих лугов…

Ну, и, наконец, когда еще с ее сумасшедшей работой можно просто подумать. Вот так вот: спокойно, неторопливо, в тон размеренному шагу. О себе подумать, о друзьях, о смысле жизни, о работе, о будущей семье, наконец…

Или о том, какого черта ее, Гермиону, со всеми ее высокими выпускными баллами, блестящими перспективами во всех областях магических наук и орденом Мерлина третьей степени за заслуги перед магическим отечеством понесло в журналистику. Как будто она всю жизнь мечтала о том, как ее будет шпынять главный редактор или о том, как она будет старательно всесторонне освещать международную конференцию владельцев магических жаб только потому, что все остальные, кто постарше, не захотели в течение трех дней помирать со скуки. Хотя, слава Мерлину, что «Пророк» – не магловская газета. А то и поныне бы в круг ее журналистских обязанностей входило исключительно заваривание кофе для мистера Паркера…

Девушка пнула ногой камешек, валявшийся на дороге. Действительно, чего она хочет добиться? Как будто она всерьез верит, что печатное слово – это оружие и, напиши она достаточно проникновенную статью о положении эльфов-домовиков, все волшебники тут в массовом порядке дадут своим слугам свободу? Или что лучшее применение ее нелегкому багажу знаний – делиться ими с аудиторией посредством газетных страниц?

Последняя мысль получилась особенно неудобоваримой, так что девушка поморщилась. Она сама не любила подобные предложения. Все-таки, если заделалась журналистом – будь добра изъясняться так, чтобы твои мысли были понятны любому читателю…

Раз уж пошла такая самокритика, Гермиона себя еще и обругала. О чем она, великий Мерлин, думает? Ей бы сейчас к интервью завтрашнему готовиться. Хотя бы и мысленно. А то распустила тут бытовую философию… Так еще немного – и можно дойти до мыслей о бренности всего сущего…

Всласть поругать себя Гермиона тоже не успела – прогулке прошел конец.

– Алохомора, – сердито сообщила она дверному замку. Замку очень даже современному. Очень даже магловскому.

Гермиона жила в просторном кондоминиуме – на шестнадцатом этаже респектабельного здания лондонского Вест-энда. Дороговато, конечно, но «Пророк» был достаточно солидной газетой, чтобы оплачивать барские прихоти своих сотрудников. Да и, если совсем уж честно, порой подкидывали денег родители, так и не сумевшие поверить, что работа среди ведьм, колдунов и прочей потусторонней нечисти может принести доход в реальных английских фунтах.

Квартира располагалась в абсолютно магловском районе – Гермиона была более-менее уверена, что ближайший дом, принадлежащий магам, находится не менее, нежели в восьми милях от ее благоустроенного уютного мирка. И слава Мерлину. Всех этих магических заморочек ей вполне хватало и на работе.

По всей квартире автоматически зажегся свет. Гермиона сбросила туфли на высоких каблуках (по ее скромному мнению, являвшие собой наглядное воплощение самой садистской мечты испанских инквизиторов) и с наслаждением утопила ступни в пушистом ковре. Да здравствует вечер!

Из ее спальни ленивой походкой вышел Крушенкс – упитанный пушистый котяра, больше напоминавший крашенного хной медведя средних размеров. Бросив на девушку пренебрежительный взгляд, кот все так же лениво проследовал в кухню. Подразумевалось, что хозяйка, даже не скинув плащ, бросится вслед за ним и снабдит оголодавшего за день любимца большой порцией мясных обедов «Вискас» (Крушенкс, обладатель бездны талантов, так и не научился открывать обычные магловские консервы).
Так она, в общем-то, и поступила, попутно в очередной раз пообещав себе принять к обнаглевшему коту строжайшие воспитательные меры не далее, как в эти выходные.

Гермиона думала о предстоящих выходных еще где-то минут сорок, пока переодевалась, умывалась и пыталась сотворить ужин (нечто загадочное из цветастого пакета, разогретое в микроволновке, – готовить она не любила и не умела). Перспективы были самые приятные: погода ожидалась замечательная, так что давняя идея пикника, вынашиваемая ею, Гарри, Роном и другими их друзьями, наконец, имела все шансы претвориться в жизнь. Кроме того, можно, наконец, выбраться в театр. Или еще в тысячу разных мест. Или просто остаться дома, забраться с ногами в самое уютное из кресел и проштудировать, наконец, «Новейшую теорию трансфигурации», взятую в библиотеке Министерства целых две недели назад и до сих пор не прочитанную даже до половины. Черт побери, она с этой работой совершенно махнула рукой на самообразование…

Закончив ужин, Гермиона одним взмахом волшебной палочки переправила грязную посуду в раковину (все-таки хорошо, когда знание нескольких несложных домашних заклинаний позволяет не тратиться на посудомоечную машину). Теперь отступать было некуда. Работа ждала.

* * *

Профессиональный журналист никогда не начнет интервью с бухты-барахты. Прежде чем перейти к вопросам «в лоб», нужно расположить к себе собеседника, войти к нему в доверие…

То есть расположить к себе Северуса Снейпа. Войти в доверие к человеку, который, похоже, не доверял никому.

Гермиона скрипнула зубами.

…Очень хороший тактический ход – заранее ознакомиться с досье объекта и найти с ним что-то общее. Например, вы учились в одной школе. Или некогда жили в одном городе. Или оба увлекаетесь вязанием, языком суахили и приготовлением ядов.

Гермиона повторно скрипнула зубами. Разумеется, у нее с Северусом Снейпом общего – хоть отбавляй. Чего только стоят семь лет учебы в Хогвартсе! Семь лет, в течение которых преподаватель Зельеделия систематически унижал ее и ее друзей…

…Хороший журналист обязательно будет говорить в том же темпе и с теми же интонациями, что и его собеседник. Очень хорошо так же постараться незаметно скопировать его мимику и жестикуляцию.

Гермиона порылась в своей вместительной сумочке и извлекла оттуда небольшое круглое зеркальце. Протерла его платочком.

– Ты прекрасна, спору нет! – тут же заученно выдало на-гора волшебное стекло.

Девушка чуть напряглась и продемонстрировала зеркалу что-то совсем непонятное: ассиметрично изогнутые, как при параличе, губы, прищуренный левый глаз и неестественно высоко приподнятую правую бровь. Затем, для усиления предполагаемого сходства, Гермиона с силой потянула себя за кончик носа.

– Вай-вай! – с непритворным испугом завопил магический артефакт. – В отпуск, немедленно в отпуск! Но сначала в больницу святого Мунго…

Гермиона немедленно улыбнулась самой чарующей из улыбок. Все-таки нервы у зеркальца были ни к черту…

Раз уж с вхождением в доверие ничего не вышло, оставалось только подготовить материалы для интервью и составить список вопросов.

Все вопросы, которые задает журналист, делятся на три категории: основные, то есть те, которые продуманы и подготовлены заранее, дополнительные, которыми можно заменить основные, если те окажутся неуместными, и ситуационные, которые придумываются во время собственно интервью и логически вытекают из хода беседы.

Руководствуясь этим мудрым принципом, неизменно присутствующим во всех учебниках журналистского мастерства, Гермиона открыла свой рабочий блокнот и разделила чистый лист на три колонки. Как ни странно, но это зрелище – две прямые вертикальные черты, четко разграничивающие пергамент, придало ей уверенности. Вот это уже работа. Это уже не морду перед зеркалом кривить…

Девушка легко прикоснулась кончиком волшебной палочки к лежавшему перед ней пергаментному свитку. Тот послушно развернулся. В процессе разворачивания, правда, выяснилось, что в оном свитке было никак не меньше метров десяти тонкой пергаментной ленты, так что большая часть архаичного информационного носителя тут же оказалась под столом, к великой радости Крушенкса, как раз успевшего заскучать без внимания хозяйки.

Радоваться ему пришлось, увы, недолго: через несколько секунд Гермиона извлекла сопротивляющегося кота из вороха столь увлекательно шуршащей бумаги и выдворила нарушителя порядка вон из рабочего кабинета. Затем она села обратно за стол, подперла голову рукой и попыталась углубиться в изучение содержимого пергамента, заголовком которого значилось: «Снейп, Северус. Досье «Еженедельного пророка»».

Однако, прежде чем Гермиона успела прочесть довольно традиционное начало «Родился 27 декабря 1959 года в городе Белфаст (Северная Ирландия)…», как ее работу совершенно некстати прервали.

Совиная почта – обыденное явление волшебного мира. На самом деле, это весьма приятно – когда письма тебе приносит не хмурый, озабоченный собственными проблемами, почтальон и, тем более, не равнодушный ко всему yahoo.com, а милая сказочная птица.

Если, разумеется, эта птица не ломится со всей дури тебе в окно, вот-вот угрожая высадить стекло…

– Алохоморра! – взвизгнула Гермиона, указывая волшебной палочкой на оконную раму. Заклинание, хоть и предназначенное для дверей, сработало безотказно: окно сочло за лучшее распахнуться и впустить настырную птицу в помещение.

Птица при ближайшем рассмотрении оказалась филином самым, что ни на есть обыкновенным, но почему-то черного цвета. Впрочем, в том, что черных филинов не бывает, Гермиона отнюдь не была уверена, так что цвет письмоносца ею был оставлен почти без внимания. Куда больше ее заинтересовало письмо, не без труда отобранное у птицы.

На конверте значилось: «Специальному корреспонденту Гермионе Дж. Грейнджер, лицу газеты «Ежедневный пророк»».

Этот почерк – нервный, ломанный, с сильным наклоном вправо – Гермиона узнала сразу же. Язвительные пометки на ее сочинениях, пространные задания – мелом на доске, с явной неохотой вычерченная отличная экзаменационная оценка… Почерк профессора Северуса Снейпа.

Филин, сочтя свою миссию выполненной, шумно вылетел обратно в окно, не дожидаясь традиционного вознаграждения.

Гермиона трижды сплюнула через левое плечо (если честно, она раньше не подозревала в себе подобных суеверий) и распечатала письмо.

«Уважаемая мисс Грейнджер!
Благодарю Вас за Ваше предложение. Я прекрасно понимаю, что подобная честь выпадает не каждому британскому магу.
И, раз уж мне предоставлена возможность выбрать время и место нашей беседы, воспользуюсь ей.
Одиннадцать часов утра, Белфаст, О’Коннел-стрит, 14 (координаты для аппарирования я привожу дополнительно на отдельном листе). Прошу простить меня за некоторую удаленность места, но я уже составил план дел на завтра и, боюсь, путешествие в Лондон в него никак не вписывается.
Прошу Вас не опаздывать.
Искренне Ваш, Северус Р. Снейп»

Гермиона в немом изумлении положила письмо на стол. Невозможно, чтобы эти вежливые строки написал тот самый профессор Снейп. Хотя… если он так разительно переменился после ухода из Хогвартса, то это ей только на руку.

И, что уж совсем очевидно, теперь от интервью ей не отвертеться.

Тяжело вздохнув, Гермиона вновь взяла в руки стремящееся к бесконечности досье профессора Снейпа и погрузилась в его изучение.

«Родился 27 декабря 1959 года в городе Белфаст (Северная Ирландия). Единственный сын Рудольфуса Снейпа и Салли-Энн О’Рурки-Снейп. Окончил школу Волшебства и Магии Хогвартс, факультет Слизерин…»

* * *

Звонок будильника на пару с рассветом застали Гермиону врасплох. Кляня профессию журналиста, «Еженедельный пророк» и профессора Снейпа лично, она выкатилась из-под теплого уютного одеяла. На полу, явно не украшая и без того две недели как не убранную спальню, валялись все десять с половиной метров досье. Гермиона тоскливо вздохнула.

С остервенением чистя зубы, девушка старательно пыталась вспомнить и систематизировать всю выуженную оттуда информацию. Информации было совсем не много, скорее, даже мало: большую часть пергамента занимали копии статей, где фамилия «Снейп» упоминалась хоть косвенно. Зато теперь Гермиона имела полнейшее представление обо всех открытиях Северуса Снейпа за последние четыре года. Или о том, что в восьмидесятые он проходил свидетелем по всем делам, связанным с Упивающимися Смертью. Или о том, что после окончания Войны он так и ни разу не удостоил представителей прессы даже кратким комментарием.

Последняя информация девушку более чем насторожила. И чуточку вдохновила. Все-таки, она оказалась первым журналистом, которому Северус Снейп согласился дать интервью. А значит, на ней лежит огромная профессиональная ответственность…

И Гермиона собиралась оправдать эту ответственность.

* * *

Полчаса спустя молодая журналистка аппарировала в помещение родной редакции и, нетвердо ступая на отчаянно высоких каблуках, направилась к фотолаборатории. Судя по взглядам, которыми провожали ее сотрудники редакции мужского пола (возрастом от двадцати семи до ста одиннадцати лет), сегодня Гермиона Грейнджер выглядела просто сногсшибательно. Узкая белоснежная мантия (цену которой Гермиона предпочитала попросту не помнить) выгодно подчеркивала все интересные округлости ее точеной фигуры. Волосы, обычно выглядевшие немногим более упорядоченно, нежели воронье гнездо, теперь, благодаря полуторачасовым утренним стараниям, спускались на спину гладкой блестящей волной. Каблуки – эти острые десятисантиметровые каблуки тоже выполняли четко заданную функцию: Гермиона немного стеснялась своего невысокого роста, а сегодня с высоким профессором Снейпом хотела быть более-менее на равных.

Собственно, весь этот маскарад предназначался именно для Северуса Снейпа. Гермиона, девушка рассудительная и незлопамятная, все же так некогда и не смогла забыть и простить своему учителю несколько уничижительных высказываний по поводу своей внешности. Что поделаешь – в четырнадцать лет все девочки бывают излишне ранимы…

Но, как бы там ни было, сегодня перед профессором Снейпом она собиралась выглядеть безупречно.

…За спиной у Гермионы раздался еще один восхищенный свист. Девушка досадливо поморщилась и толкнула дверь лаборатории.

К ее изумлению, фотолаборатория была пуста. К условно живым здесь можно было отнести разве что бесчисленных «жертв» фотоохоты Колина Криви. Фотографический Рон при виде преображенной Гермионы совершенно банально и пошло присвистнул. Фотографический Гарри также скользнул взглядом по затянутой в белый шелк фигурке и почему-то стыдливо опустил глаза.

– Где Колин? – устало поинтересовалась девушка. Рон потупился – в точности как Гарри.

Все стало совершенно ясно. На по-прежнему неопрятном столе Колина лежал его любимый фотоаппарат и короткая записка, прочитав которую, Гермиона только скрипнула зубами от злости.

Этот… (характеристика вырезана по цензурным соображениям) попросту смылся! Сказался больным. И теперь Гермиона должна по быстрому научиться пользоваться этим агрегатом (не волнуйся, у тебя все получится, я знаю), к которому непонятно как и подступиться (камера полуавтоматическая, ни выдержку, ни диафрагму – знать бы еще, что это такое, – устанавливать не надо).

Чертыхаясь, Гермиона применила к фотокамере Заклятие минимизации (надеюсь, мстительно подумала она, это хоть как-нибудь ей повредит) и засунула получившийся предмет на дно белой с серебром сумочки. Теперь прикрытия с тыла можно было даже не ждать.



Глава 3


– Зелье, излечивающее от ликантропии, ожогозаживляющая настойка, противоядие от «супчика Тоффаны», – бормотала Гермиона, пока ее облаченное в изысканнейшую мантию тело болталось где-то между Лондоном и Белфастом.

На самом деле монотонное повторение бессвязного текста было вернейшим средством сосредоточиться и не дать желудку в процессе аппарации вернуть завтрак окружающему миру. Кроме того, в данный момент подучить последние открытия профессора Зельеварения Северуса Снейпа было просто жизненно необходимо…

Не успела Гермиона подумать, что ее сейчас, кажется, все-таки стошнит, невзирая на дважды повторенный внушительный список разнообразных зелий, как ее ноги, наконец, уткнулись в твердую землю. Земля оказалась мощеной крупным камнем мостовой, так что один из каблуков от соприкосновения с ней угрожающе хрустнул.

– Репаро, - автоматически пробормотала девушка, открывая глаза.

Она действительно стояла на мостовой. На очень симпатичной и аккуратной пустынной мостовой, почти полностью укрытой тенью цветущих деревьев. Гермиона предположила, что она находится, вероятно, на окраине Белфаста – по обе стороны дороги тянулись ряды двухэтажных особняков, огороженных низенькими чугунными заборчиками и утопавших в зелени.

– Неужели грозный профессор Снейп живет в таком вот милом буржуазном домике? – вслух подумала Гермиона. Разумеется, ей никто не ответил.

Адрес на ближайшем из домов совпадал с указанным в письме – О’Коннел-стрит, 14, так что девушка сочла вполне уместным пройти к крыльцу и объявить о своем присутствии.

На самом деле, упомянув о «милом буржуазном домике», Гермиона несколько погорячилось. Дом на О’Коннел-стрит, 14 выглядел достаточно старинным и мрачным. Впрочем, свою мрачность этот двухэтажный особняк в стиле Тюдоров удачно совмещал с некоторой респектабельностью и, пожалуй, даже изысканностью. Кроме того, этот, без сомнения, старинный дом был прекрасно и даже излишне современно отреставрирован.

Девушка, поежившись, прошла через массивную железную калитку, поднялась по высоким ступеням и остановилась перед высокой входной дверью. Таблички с указанием имени владельца на двери не было. Дверной молоток обвивала очень реалистично выполненная металлическая змея.

Гермиона постучала.

Прошло больше минуты, прежде чем дверь открылась. Вместо ожидаемого домашнего эльфа на пороге стояла женщина. Глаза Гермионы округлились в изумлении. Женщина в доме профессора Снейпа?! Возможно ли такое?

– Вы, должно быть, та девушка из газеты, которая собирается брать интервью у Северуса? – у таинственной знакомой Снейпа обнаружились чарующий грудной голос и сильный ирландский акцент. – Да проходите же, в ногах правды нет…

– Благодарю вас, – как можно более вежливо произнесла Гермиона, – вы совершенно правы, я специальный корреспондент «Еженедельного пророка». Меня зовут Гермиона Грейнджер.

– Рада нашему знакомству, мисс Грейнджер, – произнесла ирландка, пропуская Гермиону в дом, – меня зовут Салли-Энн О‘Рурки-Снейп, но вам, вероятно, будет удобнее называть меня просто «миссис Снейп». Я – мать Северуса.

Мать? Девушка в изумлении уставилась на Салли-Энн О’Рурки-Снейп. Разумеется, Гермионе вряд ли пришло бы в голову, назвать стоящую перед ней даму «юной» или даже «моложавой». Это была красивая зрелая женщина. Годы еще не согнули ее идеально прямую спину, в уголках глаз только начали копиться морщинки, а в огненно-рыжих волосах, натуральность цвета которых, почему-то, не вызывала сомнений, не было ни единой седой пряди. Словом, она выглядела едва ли не моложе матери Гермионы, которую, по самым примерным подсчетам должна была быть старше лет на двадцать.

Миссис Снейп перехватила удивленный взгляд Гермионы и весело рассмеялась.

– Не удивляйтесь, мисс Грейнджер: все выходцы из рода О’Рурки – весьма талантливые зельевары. И, как вы сам можете догадаться, рецепты некоторых специфических зелий, женщины рода держат в большом секрете. Для личного пользования.

– Вы хотите сказать, – чуть помедлив, спросила девушка, – что вам удается так выглядеть благодаря всего нескольким старинным рецептам?

– Мисс Грейнджер, вы же не со мной пришли разговаривать, – мягко улыбнулась ей миссис Снейп, – уверяю вас, интервью с Северусом – это тоже кое-чего стоит.

Гермиона вяло улыбнулась в ответ. Действительно, не стоило рассчитывать, что эта эффектная дама вдруг возьмет да и выложит для читателей «Пророка» рецепт молодости и красоты, который в ее семье создавался столетиями…

Воистину, у каждой женщины – свои секреты…

Салли-Энн О’Рурки-Снейп не спускала с нее глаз. Было видно, что она чем-то озабочена.

– Знаете, вы больше похожи на модель, чем на журналистку, – наконец, вынесла она свой вердикт. – Не думаю, чтобы ему это понравилось.

– Спасибо за комплимент, миссис Снейп, – отозвалась Гермиона, слегка покраснев. – Но, все-таки, я прежде всего журналист и привыкла иметь дело с трудными собеседниками. Не думаю, что ваш сын окажется сложнее остальных.

– Охотно верю, – пожала плечами Салли-Энн Снейп, – но я решила, что обязана вас предупредить…

– О чем предупредить? – произнес раздраженный голос. – Пусть она, наконец, войдет.

Гермиона остановилась в дверях и окинула взглядом большую, но уютную комнату. В камине весело потрескивал огонь, а перед камином спиной к вошедшим сидел сам герой ее интервью. Он даже не сделал попытки обернуться.

– Северус, познакомься, это Гермиона Грейнджер, журналистка из «Пророка», которая должна взять у тебя интервью, – тон, которым миссис Снейп обращалась к сыну, был очень мягок и нежен и необыкновенно шел ее красивому голосу. Впрочем, на Северуса Снейпа ни тон, ни голос матери не произвели ровно никакого впечатления.

– Мы знакомы, – сухо заметил он. – Благодарю вас, мама, ваша помощь больше не понадобится.

– Я пойду, приготовлю вам чай, – миссис Снейп чарующе улыбнулась и исчезла.

– Вы опоздали, мисс Грейнджер, – снова заговорил Снейп тем хорошо знакомым ей тоном, каким он когда-то делал им выговоры в школе, – сейчас шесть минут двенадцатого. Пунктуальность – ценное качество для журналиста, не стоит им пренебрегать.

Теперь он поднялся с кресла и испытующе посмотрел на Гермиону. Не нужно было быть физиономистом, чтобы понять: в глубине его невероятно черных глаз как и всегда таилась усмешка. Издевка.

– Все эти шесть минут я была занята разговором с вашей матушкой, – спокойно ответила Гермиона. Она, в свою очередь, разглядывала своего бывшего учителя, стараясь не упустить и мелочи.

Главное в профессии журналиста – это внимание к деталям.

Северус Снейп был высок, сутул и сухопар. Не слишком красив. Бледен. Глаза – черные под широкими бровями. Совершенно кривая улыбка – в точности повторяющая ту, что Гермиона вчера пыталась изобразить на потеху магическому зеркалу. Лоб – высокий. Нос – длинный. Зубы – желтоватые. Черные волосы, как ни странно, отнюдь не сальные, но тусклые и спутанные. Мантия ожидаемого черного цвета, застегнутая на все пуговицы. По всей видимости, слишком жесткий воротничок – на тонкой бледной шее отчетливо виден красный след. Длинные рукава полностью скрывают запястья. Кисти рук белые с коротко подстриженными ногтями. Все.

Закончив предварительный осмотр, девушка вдруг осознала, что ее саму, в свою очередь, внимательно разглядывают. Ну он и нахал! Пристальный взгляд черных глаз скользнул снизу вверх по ее ногам, задержался на бедрах, потом на тонкой талии, затем на груди и, наконец, остановился на раскрасневшемся от негодования лице Гермионы. И этот взгляд отнюдь не был отрешенно-исследовательским. Он был весьма нахальным, если не сказать более: раздевающим.

Гермиона не привыкла к подобной бесцеремонности и постаралась придать своему лицу наиболее презрительное выражение, холодно сощурившись и поджав губы.

Минуту или две они простояли в молчании.

– Вот как, – мягко зазвучал голос Снейпа. – А вы, оказывается, надменная особа, мисс Грейнджер. – он насмешливо выгнул брови.

Гермиона внутренне напряглась. Это – актуальный материал, не стоит давать волю эмоциям…

– Профессор Снейп, я совсем не против такого мнения о себе, но, если вы передумали давать интервью, вам нужно лишь сказать об этом и я немедленно избавлю вас от своего присутствия.

Произнося эти слова, Гермиона отчетливо представила себе лицо главного редактора Паркера, а также все комментарии по поводу собственного профессионализма, которые ей предстоит выслушать, вернись она без ожидаемого интервью. Отступление исключалось.

Легкая улыбка мелькнула на ее губах.

– Но в таком случае меня могут уволить, – закончила она, сама удивившись своим словам.

– И, все-таки, что вы сделаете, если я откажусь? – его насмешливый взгляд вновь неторопливо заскользил по ней.

– Уйду. Извините, но я не собираюсь ни перед кем унижаться. Пусть я высокомерна, но в противном случае при моей профессии каждый будет вытирать об меня ноги.

– Гриффиндорская гордость, – задумчиво протянул он. – За четыре года в девушке может измениться очень много: прическа, улыбка, походка, характер. Неизменна лишь она – эта проклятая гриффиндорская гордость. Ах, простите, садитесь же…

– Благодарю вас, – Гермиона опустилась в указанное ей кресло у камина, затем достала из сумочки блокнот, перо, магловский цифровой диктофон, свиток пергамента и Самопишущее Перо (временно уменьшенную фотокамеру Колина она решила пока оставить на десерт).

– Надеюсь, вы не возражаете против записи? – поинтересовалась она, кивая не то на диктофон, не то на магический артефакт, уже вставший в боевую стойку в ожидании поступления материала.

– Мерлина ради, начинайте же вы поскорее, – неожиданно раздраженно отозвался он. – У меня не так много времени на безделье, как у вас.

Гермиона проглотила заодно и это оскорбление. В конце концов, это очень актуальный материал…

Взгляд Северуса Снейпа не предвещал ничего хорошего.

Журналистка глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Из мыслей в голове вертелось почему-то только: «Профессиональный журналист никогда не начинает интервью в бухты-барахты…»

Ага. Как же. Втерлась в доверие…

– Мой редактор предложил привести некоторые факты из вашей биографии, – наконец, заговорила Гермиона, – конечно, они многим уже известны…

– Если вы собираетесь спросить, как я попал к Упивающимся Смертью, то эта тема закрыта, – тут же перебил ее Снейп. Его голос звучал достаточно твердо, так что Гермиона решила не настаивать.

– Хорошо, профессор Снейп, – она помолчала. – Тогда, может быть, вы расскажете о причинах, которые побудили вас оставить преподавание в Хогвартсе, и вплотную заняться научной деятельностью?

– Вам прекрасно известны эти причины, мисс Грейнджер, – холодно отозвался он. – Или события последних дней войны совершенно стерлись у вас из памяти? Если так, то рекомендую пользоваться мысливом: память он, конечно, не улучшит, но практически будет очень даже полезен, учитывая специфику вашей работы…

Гермиона ощутила полнейшую беспомощность. Вне всяких сомнений, Снейп над ней издевался.

Это – актуальный материал. Не стоит давать волю эмоциям…

Снейп сидел, откинувшись в мягком кресле и соединив перед лицом кончики длинных белых пальцев. Лицо его было совершенно непроницаемым.

Гермиона сделала два глубоких вздоха, прикидывая, к какому вопросу из первого или второго списков следует перейти. Молчание затягивалось.

Спасла положение миссис Снейп, весьма кстати появившаяся в гостиной с подносом в руках. На подносе оказались две чашки чая, который Гермиона затруднилась определить даже как «черный» или «зеленый», и большая тарелка весьма аппетитно выглядевшего печенья.

– До свидания, мисс Грейнджер, приятно было познакомиться, – промурлыкала миссис Снейп. – Северус, милый, надеюсь, у тебя достанет такта хоть раз посетить свою старушку-мать в ее глуши, – она помахала сыну изящной полноватой рукой и вновь испарилась из комнаты. Судя по всему, свой знаменитый талант неожиданно появляться и исчезать в подходящих и неподходящих местах, Северус Снейп унаследовал именно от нее.

На лице собеседника Гермионы отчетливо проступило облегчение. Левой рукой он брезгливо отодвинул чашку с чаем подальше от себя.

– Разве ваша мать живет не здесь, в этом доме? – удивленно спросила девушка.

Снейп криво усмехнулся.

– Разумеется, нет. Просто порой миссис Снейп хочется проявить заботу о единственном сыне. Например, сделать уборку, разрушительные последствия которой сравнимы разве что с нашествием викингов. Домашним эльфам она почему-то не доверяет.

– Но она живет здесь, в Белфасте? – быстро спросила Гермиона, стараясь не потерять внезапно обретенный контакт с собеседником.

– К моему великому счастью, нет. Салли-Энн О’Рурки-Снейп обитает в фамильном замке рода о’Рурки. Это в Эйре, в той, небританской, Ирландии…

– Так вот откуда у нее такой сильный ирландский акцент…

– Моя мать – ирландка до мозга костей. Думаю, вы можете себе представить – все эти «Finnegans wake!», святой Патрик, пироги с морской капустой и, конечно, старый добрый «уиски»… Не удивлюсь, кстати, если этот чай окажется абсолютно не пригоден к употреблению: в ее доме гостям, как правило, подают только уиски.

– А ваш отец? – деловито поинтересовалась журналистка.

– Он был англичанином, – отрезал собеседник, давая понять, что тема закрыта.

Северус Снейп замолчал и вновь откинулся в кресле. Гермиона тоже молчала, в очередной раз собираясь с мыслями и вопросами. Чтобы оправдать вновь затягивающуюся паузу, она отхлебнула из чашки горячий ароматный чай. Вопреки авторитетному мнению профессора, напиток оказался довольно вкусным.

– Профессор Снейп, – наконец, заговорила она, – о чем вы сами хотели бы поговорить?

Он посмотрел на нее с легким недоумением. Затем, совсем уж неожиданно, улыбнулся. Улыбка была мимолетной, но Гермиона успела заметить, что это не была обычная ироничная усмешка или саркастическая ухмылка, больше напоминавшая оскал. Это была самая обыкновенная человеческая улыбка, казавшаяся незваной гостьей на лице Северуса Снейпа.

– Да обо всем, что в голову придет. – он подумал немного, затем продолжил. – Давайте сделаем так. Зная вашу старательность и дотошность (Это комплимент? – мысленно изумилась Гермиона), я могу предположить, что вы тщательно изучили всю доступную вам информацию о моей скромной персоне. Согласитесь, сейчас мы не совсем в равных условиях. – Снейп криво усмехнулся. – Сначала расскажите мне о себе.

Гермиона чуть приоткрыла рот от удивления. Такого поворота беседы она не ожидала.

Ладно, о себе – так о себе. В конце концов, это актуальный материал и стоит потакать безобидным прихотям объекта…

– Хорошо, – сказала она спокойно и выключила диктофон. – Думаю, вам тоже известно обо мне достаточно много, если, конечно, ваша память достаточно хороша… Мне двадцать один год. Родилась в Дувре в абсолютно магловской семье. Мои родители стоматологи – у них небольшая частная клиника. В одиннадцать лет получила письмо из Хогвартса. Шляпа определила меня в Гриффиндор…

Снейп спокойно кивнул.

– …Окончание школы совпало с известными вам событиями. После поражения Вольдеморта решила заняться журналистикой. Работала в «Мэджик-мэйл» младшим репортером, затем мне предложили место в «Пророке». Думаю, немаловажную роль здесь сыграли моя репутация героя войны и слухи о романе с Гарри Поттером, – добавила она с улыбкой и тут же пожалела о сказанном.

Впрочем, на сей раз имя ненавистнейшего из учеников, кажется, не произвело на Северуса Снейпа должного впечатления.

– Думаю, вы сделали правильный выбор, – протянул он. – Мне доводилось читать ваши статьи. Содержательно, глубоко и, главное, заметно, что вы всегда разбираетесь в том, о чем пишете – редкое качество для журналиста.

Нижняя челюсть Гермионы вновь устремилась в направлении пола.

– Кстати, – все также непринужденно продолжил Снейп, – роман с мистером Поттером действительно имел место?

Фамилию «Поттер» он произнес как обычно: со всем доступным презрением, так что казалось, что все согласные в ней – шипящие.

– Нет, – девушка пожала плечами. – Ни с Гарри Поттером, ни с кем-то еще. Возможно, у меня слишком много работы… Ну а вы?

Гермиона сама поразилась собственной наглости.

– Я? – Снейп глухо и чуточку принуждено рассмеялся. Самопишущее Перо, недаром по прихоти изготовителя окрашенное в канареечно-желтый цвет, выжидательно напряглось.

Но, прежде чем профессор успел ответить или уйти от ответа, случилось совсем уж непредвиденное обстоятельство. Чашки с чаем – одна, нетронутая, стоявшая на подносе, и вторая, в руке у Гермионы, – неожиданно воспламенились. Воспламенились очень основательно – два огненных столба взмыли к самому потолку. Отнюдь не подготовленная к подобным пиротехническим сюрпризам Гермиона рефлекторно отшвырнула от себя горящий чай и в испуге вскочила на ноги. Не рассчитала она только одного: девушкам на высоких каблуках подобные резкие движения категорически противопоказаны. Правая нога подвернулась, и журналистка полетела на пол, увлекая за собой диктофон, блокнот, Самопишущее Перо и чайный столик в придачу.

– Мисс Грейнджер, вы целы? – неожиданно сильные руки Северуса Снейпа аккуратно подняли ее с пола и усадили обратно в кресло. – Дьявол, это всего лишь очередная идиотская шутка моей матери. У ирландцев более чем странное чувство юмора…

Если кто и был здесь идиотом, мрачно подумала Гермиона, то это она сама. На белоснежной мантии расплывалось два пятна – от чернил и от чая, некогда старательно уложенные волосы свисали десятками лохматых прядей, а ее изящные туфельки на каблуках – ее десятисантиметровая гордость – каким-то загадочным образом очутились метрах в пяти от кресла, где она сидела. Вдобавок, сильная боль в ноге явно не свидетельствовала ни о чем хорошем. Лодыжка вспухла, и кожа вокруг поврежденного места уже начала наливаться синевой.

– Проклятье, – процедил Снейп сквозь зубы, – возможно, это перелом…

Он опустился перед ней на колени и бережно прощупал ногу Гермионы. Лицо девушки исказилось от боли.

– Всего лишь растянули связки, – довольным голосом сообщил ее добровольный лекарь, вставая. – Потерпите, секунду будет больно, – он достал волшебную палочку.

Гермиона на мгновение зажмурилась. Действительно, стало намного легче. Скупыми движениями палочки Снейп удалил пятна с ее мантии и притянул к себе валявшиеся на полу туфельки.

– Пожалуй, теперь вы в этом далеко не уйдете, – задумчиво произнес он, осторожно трогая пальцем острый конец каблука. – Я неплохо залечил вашу лодыжку, но в целях профилактики рекомендую вам провести остаток дня в постели. Вы сможете аппарировать домой без посторонней помощи?

– А как же наше интервью? – взмолилась, было, Гермиона, но Снейп посмотрел на нее до боли знакомым мрачным взглядом злобного слизеринского декана, и она сочла за лучшее немедленно заткнуться.

– У меня много недостатков, мисс Грейнджер, но я не садист, – спокойно произнес он. – И посему не буду испытывать ровно никакого удовольствия, глядя на ваши мучения. Аппарируйте к себе домой и хорошенько выспитесь.

* * *

Оказавшись в привычных домашних стенах, Гермиона первым делом чуть не разревелась от злости. Во-первых, на себя. Это же надо было испугаться простейшего магического фокуса! После десятилетнего знакомства с Фредом и Джорджем Уизли!

Во-вторых, Гермиона разозлилась на профессора Снейпа. По совокупности. За все его наглое поведение в течение их беседы.

В-третьих, Гермиона снова разозлилась на себя. И в-четвертых, на себя. И в-пятых.

Кроме того, она совершенно не представляла, что именно она скажет главному редактору Паркеру завтра утром. Завтра утром, когда она должна будет сдать готовое интервью с Северусом Снейпом.

Девушка проковыляла в кухню (нога уже почти не болела, но ковылять выходило как-то само собой – вероятно, от бессилия), откупорила там бутылку огневиски и отхлебнула прямо из горла. Закашлялась.

…В тот же вечер Гермиона сидела, удобно развалившись в своем любимом кресле. На коленях у нее мирно дремал Крушенкс. В левой руке Гермиона держала стакан с виски, в правой – внушительных размеров том «Новейшей истории трансфигурации». В окно ярко светила луна. Кот умиротворенно мурлыкал своим кошачьим снам.

– В конце концов, – вяло подумала Гермиона, – даже если я потеряю работу, это тоже может оказаться к лучшему…
Глава 4


Похмелье – это просто отвратительно.

С этой мыслью репортер Гермиона Джейн Грейнджер аппарировала в помещение редакции «Еженедельного пророка». Вообще-то заклинание, избавляющее от утренних мук, существовало уже много веков, но, то ли оттого, что Гермиона попробовала применить его впервые, то ли оттого, что у нее тряслись руки, что-то не заладилась и головная боль только усилилась.

Кроме того, девушка уже смаковала предстоящее «удовольствие» от встречи с главным редактором и только и искала, на ком сорвать копящуюся злость.

Объект подвернулся самый, что ни на есть, подходящий. Колин Криви с пачкой фотографий в руках несся из своей лаборатории в кабинет выпускающего редактора. Гермиона преградила ему дорогу.

– Мне бы хотелось с тобой поговорить, Колин, – очень даже недобрым голосом произнесла она.

Колин тут же стал как будто ниже ростом. Он забормотал что-то – вероятно, в свое оправдание. Гермиона разобрала только «камеру можешь пока оставить себе».

– Нет, Колин, – в голосе девушки было столько яду, что профессор Снейп рядом с ней показался бы добродушнейшим дяденькой, – мне совсем не нужна эта фотокамера. Но я бы очень хотела знать…

Хлоп! С громким щелчком корреспондент Криви испарился. Надо же, а ведь вечно жаловался на затруднения, которые у него вызывает аппарация…

* * *

Половину стола редактора Паркера занимал огромный букет белых роз. Рядом с ним даже сам Грегори Паркер, отличавшийся весьма внушительными размерами, казался маленьким и незначительным.

– Ты уверена, что можешь ходить? Как нога? – воскликнул он, не успела журналистка переступить порог.

Вообще-то, Гермиона уже привыкла ничему не удивляться.

– Спасибо за заботу о моей ноге, мистер Паркер. Кстати, я могу потребовать компенсацию? Как-никак, это случилось во время исполнения моих служебных обязанностей…

Редактор недоуменно заморгал, и Гермиона поняла, что шутка не прошла.

– Во всяком случае, я сейчас в полном порядке и готова приступить к работе, – закончила она. – Если вы мне, конечно, ее доверите.

– Расскажи мне обо всем поподробнее, – попросил Паркер.

– Рассказывать не о чем, – пожала плечами девушка. – Я даже хотела, было, плюнуть и уйти. Вначале он вел себя абсолютно не по-джентельменски: пялился на меня, всячески старался унизить, отпускал замечания личного характера…

Паркер присвистнул.

– Да я просто горжусь твоей выдержкой, Гермиона… С твоим-то характером…

– Что? – девушка была по-настоящему шокирована. – Разве я кому-нибудь грубила на работе?

– Нет, конечно, – поспешно согласился редактор. – Ты просто первоклассный специалист. Но, Мерлина ради, объясни, откуда было взяться травмам?

Гермиона чуть улыбнулась.

– Все было совсем не так страшно. Я оказалась жертвой собственной неуклюжести. А Снейп всего лишь оказал мне необходимую врачебную помощь.

– Замечательно! – воскликнул Паркер. – Значит, можно надеяться на продолжение интервью? Гермиона, милая, заклинаю тебя, делай, что хочешь, только подружись с ним!

Девушка скептически усмехнулась.

– Не думаю, что профессор Снейп захочет видеть меня еще раз.

– А вот и ошибаешься, – редактор как-то совершено нахально подмигнул ей. – Видишь это выдающееся произведение искусства икебаны?

Гермиона предпочла не объяснять Паркеру, что такое «икебана». Просто кивнула.

– Так вот! – торжественно провозгласил тот. – Этот веник, который, по самым скромным подсчетам тянет на добрую сотню галеонов, был доставлен в редакцию утром. На карточке значится «для мисс Гермионы Грейнджер».

Гермиона, конечно, уже привыкла ничему не удивляться, но не до такой же степени!

Она потянулась за карточкой, пришпиленной к ленте. Пробежала глазами текст. Весело рассмеялась.

– Цветы от матери профессора. Она искренне сожалеет о случившемся и просит у меня прощения.

– А уважаемая матушка профессора случайно не пишет, когда можно прийти и закончить интервью? – живо поинтересовался редактор.

– Увы, – развела руками Гермиона. – Если быть откровенной, то я более чем сомневаюсь, что профессор захочет возобновить…

Договорить ей не дали. Словно по мановению волшебной палочки (пожалуй, не самое удачное сравнение) господин Главный Редактор превратился из «заботливого папочки» в «строгого начальника».

– Мисс Грейнджер, я просто шокирован тем, что слышу подобные вещи именно от вас! Если вы хотите, чтобы я и впредь считал вас профессионалом…

Гермиона закатила глаза к потолку. Испокон веков, если журналисту меньше двадцати пяти, главный редактор по любому случаю апеллирует к его профессионализму. Как будто этот самый профессионализм обязывает тебя лезть в пасть к крокодилу или искать дружбы с Северусом Снейпом.

И, тем не менее, прием работает.

Всегда.

– Хорошо, мистер Паркер, я сделаю все, что в моих силах.

– Больше, чем в ваших силах, Гермиона! Много больше! – Паркер начальственно стукнул правым кулаком по столу, отчего розы миссис Снейп испуганно подпрыгнули в воздух дюйма на два. Редактор поморщился, потер левой рукой пострадавший в столкновении со столом кулак и вполне миролюбиво добавил:

– Уверен, вы справитесь. Дедлайн – завтрашнее утро.

– Что? – тут же возмутилась журналистка. – Но это значит…

– Это значит, что в течение сегодняшнего дня вы должны связаться с профессором Снейпом, договориться о времени проведения интервью, провести интервью и оформить материал в наилучшей форме. Учитывая, что на все про все у вас меньше двадцати четырех часов, я порекомендовал бы поторопиться.

И Главный Редактор откинулся в кресле, попутно отгородившись от девушки свежим номером собственной газеты. Это следовало понимать однозначно: разговор был окончен. Без права на реванш.

Гермиона всегда отличалась понятливостью. Так что она немедленно покинула редакторский кабинет. Не прощаясь (как кое-где говорится, по-английски). Стараясь хлопнуть солидной дубовой дверью настолько громко, насколько хватит ее (гермиониных) физических и магических сил.

Увы, еще три века тому дверь в кабинет главного редактора была предусмотрительно заколдована для предотвращения подобного варварства, так что вместо ожидаемого громового «хлоп» у Гермионы (точнее, у двери) вышло только жалкое и заслуживающее лишь презрения тихое «хлюп».

– И заберите к Мордреду с моего стола этот розарий! – прокричал Паркер в закрывающуюся дверь.

«Розарий», в отличие от Гермионы уговаривать не пришлось: послушный воле редакторской волшебной палочки, он пронесся сквозь вежливо растворившиеся двери, по дороге сбил с ног пожилого сотрудника политического отдела, врезался в высокую прическу дородной секретарши господина Главного Редактора и на бреющем полете свернул за угол, – предположительно, держа курс на рабочий стол хозяйки.

Впрочем, саму хозяйку дальнейшая судьба дара миссис Снейп в данный момент интересовала меньше всего. Не заинтересовала ее, против ожиданий, и нескладная фигура фотокорреспондента Криви, на несколько мгновений материализовавшаяся в полуметре от нее и вновь сгинувшая в неизвестном направлении.

Из шести с небольшим миллиардов жителей планеты Земля специального корреспондента «Еженедельного пророка» Гермиону Джейн Грейнджер сейчас интересовал только Северус Р. Снейп, профессор Зельеварения, почетный член Европейской академии Алхимии, почетный член Международной ассоциации зельеваров, почетный участник британской научной магической коллегии и кавалер ордена Мерлина III степени. Актуальный материал во плоти.

Черт бы его побрал.

* * *

Два часа спустя…

Северус Снейп записал что-то на лежащем перед ним пергаменте и тут же накрыл написанное ладонью.

– Итак, мисс Грейнджер, продолжим?

Гермиона Грейнджер старательно потерла рукой лоб. Раз уж судьба дает еще один шанс, главное – не оплошать с самого начала.

– Еще раз огромное спасибо, что согласились принять меня сегодня, профессор…

– Мерлина ради, мисс Грейнджер, – фыркнул Снейп и потер лоб, невольно повторив ее движение, – любая мысль, повторенная вслух более трех раз, теряет не только оригинальность, но и осмысленность. Так что будьте добры избавить меня от повторного выслушивания ваших благодарностей и перейдите же, наконец, к делу.

– Хорошо, перехожу к делу, – деланно-спокойно ответила Гермиона. Поудобнее устроилась в кресле и привычным движением открыла блокнот. Затем на мгновение закрыла глаза и наугад ткнула указательным пальцем в список вопросов.

Снейп наблюдал за ее манипуляциями с безразличием школьного учителя, давно переставшего надеяться, что ученик выскажет хоть одну толковую мысль.

Гермиона сделала два коротких глубоких вдоха. С толковыми мыслями, и правда, сегодня не очень.

– Профессор Снейп, – заговорила она ровным голосом профессионального телекомментатора, – в эти выходные в Стокгольме пройдет церемония вручения столетних премий Международной Ассоциации Магических Наук. Вы, к радости всех британцев, получите свою награду в номинации «Зельеварение». Согласно более чем тысячелетнему этикету, вам предстоит произнести короткую благодарственную речь. Вы уже придумали, с каких слов ее начнете?

Презрительно-безразличный взгляд Северуса Снейпа обрел новый оттенок. Так, на памяти Гермионы, он смотрел разве что на Невилла Лонгботтома.

– «Лучше поздно, чем никогда», – произнес он сквозь зубы. – Следующий вопрос.

Глаза Гермионы чуть округлились.

– Вы шутите?

– Разумеется, я шучу, – фыркнул он. – Неужели, по-вашему, в жизни ученого нет других забот, кроме как придумывать, какими словами он будет развлекать почтеннейшую стокгольмскую публику?

– По-моему, ученому следует подготовить свою речь, если и не из уважения к «почтеннейшей публике», то хотя бы из боязни оплошать, импровизируя, – парировала девушка.

– Может, мне еще стоит начать репетиции как при вручении Нобелевской премии: два шага в сторону, поклон королевской семье, шаг вперед?

Гермиона приоткрыла рот в изумлении.

– Да, мисс Грейнджер, я не настолько темен и имею некоторое представление о том, что такое Нобелевская премия, – пробурчал он, заметив ее реакцию. – На мой взгляд, это одна из самых грандиозных и одиозных глупостей, придуманных маглами. Ни одна отрасль науки не в состоянии производить каждый год по открытию глобального значения, так что научному миру приходится творить себе героев самому. Кроме того, ученому вредно давать такую сумму денег. Это совершенно не стимулирует мыслительный процесс, а, напротив, обращает его от высоких научных сфер к увлекательной проблеме: как бы эти деньги потратить с наибольшим возможным удовольствием…

Гермиона уже пришла в себя.

– Но ведь Столетняя премия – это тоже очень большие деньги. А значит, ее лауреаты тоже непременно обращаются к гедонизму…

– Мисс Грейнджер, – поморщился Снейп, – пожалуйста, не употребляйте слова, смысл которых до конца не понимаете. Это – верный признак необразованного человека.

Три коротких вдоха. Допустим, это она тоже может проглотить…

–…А что до Столетней премии, то все эти Международные Ассоциации достаточно консервативны и не поощряют ученых, которые еще не справили свой столетний юбилей... За редким исключением, разумеется, – усмехнулся он, обнажив желтоватые зубы.

– И вам, по-видимому, льстит тот факт, что вы являетесь «редким исключением»? – поинтересовалась Гермиона.

– Прежде всего, мне льстит тот факт, что моя работа востребована, – отрезал он. – А то, сколько раз моя фамилия появится в вашей газете, меня, поверьте, абсолютно не заботит.

– Верю, – кивнула Гермиона. – Человек, который гонится за известностью, никогда не будет разговаривать с журналистом в таком тоне…

– Я был груб с вами? – как будто искренне удивился Снейп.

– Нет. Вы всего лишь были самим собой, – абсолютно искренне ответила Гермиона.

Собеседник взглянул на нее с минутным интересом.

– Порой вы бываете очень даже занятны, мисс Грейнджер… Простите, что прерываю ровное течение нашей беседы, но ваши вопросы напомнили мне о необходимости отправить в Стокгольм срочное письмо-ответ. Вы потерпите, пока я разберусь с филином?

Гермиона кивнула и уткнулась в блокнот с записями. К объекту необходимо было срочно искать другой подход…

Снейп легко поднялся из своего кресла, быстрыми шагами пересек гостиную и приоткрыл дверь.

– Гуам! – громко позвал он.

Ответа не было. Гермиона подняла голову от блокнота.

– Гуамоко! – еще громче выкрикнул профессор.

В доме по-прежнему было тихо.

– Что… – начала, было, девушка.

– Что за несносный характер у этой чертовой птицы, – скороговоркой пробормотал Снейп и вновь повысил голос. – Гуамоколатокинт, Мордред тебя побери!

Черная молния метнулась по комнате, и, мгновение спустя, на запястье у хозяина сидел нахохлившийся черный филин.

Снейп двумя пальцами достал из кармана мантии желтый пергаментный конверт и сунул его филину.

– Швеция. Стокгольм. Тому самому старому хрычу, – медленно, едва ли не по слогам, объяснил он птице.

– «Тот самый старый хрыч» – это, вероятно, председатель Международной Ассоциации Зельеваров Вилле Вальдсен? – громко поинтересовалась Гермиона, делая знак Самопишущему Перу (которое, заметим в его оправдание, ни в каких знаках не нуждалось и добросовестно конспектировало все, что только могло услышать).

Северус Снейп ее вопрос, разумеется, проигнорировал.

– Лети же! – обратился он к птице и нетерпеливо тряхнул рукой.

Гуамоколатокинт проигнорировал приказ хозяина столь же невозмутимо, сколь и последний – реплику Гермионы Грейнджер.

– Хорошо-хорошо, – пробормотал Снейп сквозь зубы. Затем с выражением глубочайшей брезгливости на лице извлек из другого кармана мантии предмет, опознанный Гермионой как «шоколадная лягушка».

– Это за труды. Теперь ты, наконец, избавишь нас от своего общества?

Филин довольно ухнул, нежно клюнул профессора в плечо, выхватил угощение и-таки был таков. Гермиона, не удержавшись, рассмеялась.

– Оказывается, существуют совы, предпочитающие «мышатине» шоколад?

– Не шоколад, а шоколадную «лягушатину», – буркнул Снейп. – Моя дражайшая матушка уверяет, что этот филин коллекционирует вкладыши в надежде обнаружить там мое изображение…

– Кто знает, – лукаво улыбнулась девушка, – быть может, в будущем…

– Надеюсь, я до этого будущего не доживу, – профессор провел рукой по лбу, как будто утирая пот. – Знаете, самое ужасное в этой птице – это то, что она категорически отказывается отзываться на любое имя, которое будет хоть на букву короче того, которым нарекла его моя мать.

– Гуамо… Гуамоколатокинт, правильно? Действительно, имя не из легких…

– Я уже говорил, у моей матери специфическое чувство юмора. Если я отказываюсь от ее чая – она заклинает его на самовозгорание. Если я произношу третье имя прадедушки с неверным ударением – она дарит мне птицу с чудным названьем Гуамоколатокинт…

– Профессор, – Гермиона вновь перешла на деловой тон, – я могу упомянуть это в моем материале?

– Зачем? – он удивлено поднял брови. – Какое отношение имя моего филина имеет к Зельеварению?

Девушка чуть откинулась в кресле.

– Видите ли, профессор Снейп, – она заговорила спокойно и уверенно, глядя прямо в скептически прищуренные черные глаза собеседника, – я не хочу писать о зельях. Я хочу написать о человеке. Все научные открытия… даже Столетняя премия – все это забудется. Новости – как осенние листья: несколько дней, неделя – и они никому не нужны. Только душа человека всегда остается интересной. Поэтому я хочу, чтобы эта статья была о вас – о, возможно, не самом милом и приятном человеке, от невыносимого характера которого раньше страдали ученики в Хогвартсе, а теперь страдают журналисты. О человеке, чья мать готовит самовоспламеняющийся чай и чей филин отзывается на неудобоваримую кличку «Гуамоколатокинт». О человеке, который, не колеблясь, оказал пострадавшей корреспондентке «Пророка» необходимую медицинскую помощь. О человеке, который изобрел зелья, сохранившие жизнь и здоровье уже не одному десятку людей…

Снейп слушал ее внимательно, подавшись вперед и чуть склонив голову к левому плечу (если верить славной науке психологии, это означало, что Гермионе удалось завладеть мыслями собеседника). Когда она закончила, он помолчал с минуту, сохраняя при этом совершенно бесстрастное выражение лица и, наконец, спросил:

– Вы действительно верите, что у вас это выйдет? – его голос прозвучал неожиданно мягко.

– А мне больше ничего не остается, – живо отозвалась Гермиона. – Только верить…

– Хорошо, – по губам Северуса Снейпа скользнула мимолетная улыбка. – Тогда давайте, наконец, начнем…
Глава 5


Если бы Гермиона Джейн Грейнджер, специальный корреспондент «Ежедневного пророка», еще умела удивляться… хотя нет, она еще очень даже умела удивляться…

В общем, Гермиона пребывала в крайнем удивлении. В изумлении. В шоке. В прострации.

Как бы там ни было, но то, в чем она сейчас пребывала, было достаточно глубоко: оказавшись в окружении родных домашних стен, девушка даже проигнорировала недвусмысленные намеки Крушенкса (бедняга говорить все-таки не умел, а если бы умел, то наверняка сообщил бы хозяйке, что сейчас – самое время пообедать, да еще и поужинать). Не дожидаясь, пока обиженный невниманием кот удалится на балкон изливать свою тоску соседскому семейству сфинксов, Гермиона твердыми шагами прошествовала в свой рабочий кабинет (твердость шагу придавали мягкие туфли на абсолютно плоской подошве – повторять старые ошибки ей абсолютно не улыбалось) и плотно закрыла за собой дверь, для гарантии трижды повернув ключ в замке и навесив на оный соответствующее заклятие. Теперь, оказавшись пусть и во временной, но в изоляции от окружающего мира, она могла спокойно подумать. Разложить все, произошедшее сегодня, по полочкам, специально отведенным в сознании для этой цели.

Пока что Гермионе было абсолютно ясно только одно: завтра ее не уволят. Послезавтра, кстати, тоже.

Передвигаясь все тем же твердым, хотя и чуть более медленным, шагом, Гермиона заварила себе крепкий кофе (все-таки, установка кофеварки прямо в рабочем кабинете, была самым верным моим дизайнерским решением, – не без гордости подумала она), достала из сумки диктофон, блокнот и стопку исписанных Самопишущим пером листов, извлекла из ящика письменного стола новое перо, чернильницу и чистый пергамент и, наконец, попыталась приняться за работу.

Для начала, согласно сложившемуся за последние несколько лет ритуалу, девушка отхлебнула кофе из чашки. Поморщилась: напиток был обжигающе-горячим, но даже запредельная температура не могла скрыть его, мягко говоря, сомнительного качества. В очередной раз пообещала себе никогда больше не покупать продукты в «Марксе и Спенсере»: однофамильцы европейских мыслителей явно не оправдывали того доверия, которое вызывали их фамилии. Затем, отодвинув чашку на край стола, взяла в руки первый пергамент, заполненный Самопишущим пером.

Текст начинался так:

«Известный в аристократических и научных кругах алхимик, зельевар и философ («Какой он, к чертовой бабушке, философ?» – тут же простонала Гермиона), лауреат Столетней премии Международной ассоциации зельеваров, профессор Северус Р. Снейп принял нашего корреспондента в собственном роскошном особняке, расположенном, по некой аристократической прихоти, на британской территории Зеленого Острова. В начале доверительной и глубокой беседы, профессор Снейп похвалил пунктуальность и даровитость нашей юной, талантливой и, без сомнения, весьма симпатичной корреспондентки и высказал надежду на плодотворное сотрудничество…»

Гермиона чертыхнулась. По счастью, в комнате не было даже Крушенкса, так что за свою репутацию леди можно было не опасаться.

Поразмыслив мгновение, Гермиона решила оставить очень-очень строгое внушение Перу на потом: хотя бы на тот момент, когда она сможет высказать свои претензии в цензурной и доходчивой форме.

Оставалось надеяться на беспристрастные записи магловской техники. Девушка щелкнула кнопочкой диктофона.

– А знаете, мисс Грейнджер, – произнес неожиданно возникший из пустоты глубокий голос Северуса Снейпа, – что самое ужасное в создавшемся положении? Наш разговор сегодня – это будто «синдром случайного попутчика», когда открываешь что-то слишком личное соседу по купе или случайному собеседнику за столиком в ресторане. Ты говоришь ему о себе так много, как никому из близких, но потом, если придется случайно встретиться – еще раз, – вы будете испытывать взаимную неловкость, как если бы вы оба были убийцами, случайно уличившими друг друга в преступлении… Думаю, нам лучше больше не видеться.

Вздох Гермионы был более чем легким, но чувствительный цифровой носитель передал и его.

– Я понимаю, о чем вы, профессор Снейп, – ее записанный голос казался совершенно жалким и потерянным в тишине комнаты. – И знаете, меньше всего на свете мне хотелось бы портить и опошлять наш сегодняшний разговор дальнейшими встречами. Вы… Если вы захотите ознакомиться с материалом, я пришлю вам его с совой…

– Обещаю не отсылать его обратно с Гуамоколатокинтом, – сейчас Гермиона не могла видеть лица Снейпа, но различала в его голосе грустную улыбку.

– Если вас все устроит – можете не отсылать его: у меня останется копия, – казалось, девушке удивительно легко дался переход на тон к тону профессионального журналиста. – Разумеется, все, что было сказано вами «не для печати», останется между нами. Но, если у вас все же появятся замечания, – у меня найдется пара шоколадных лягушек для вашего филина…

Гермиона – та Гермиона, которая находилась сейчас в реальном времени, – выключила диктофон. Подперла рукой щеку. Задумалась.

Репортер остается хорошим репортером только пока он – наблюдатель. Любая личная вовлеченность, любая заинтересованность предметом, любое сочувствие или, напротив, отвращение к объекту интервью – и материал погиб.

Об этом не пишут в каждом учебнике журналистского мастерства, но это – правда. «Быть только наблюдателем» – основной закон журналистики.

Именно этот закон репортер «Ежедневного пророка» Гермиона Джейн Грейнджер, к своему стыду, сегодня нарушила. И, пожалуй, один великий Мерлин мог знать – почему.

В то, что «порой между людьми будто бы проскакивает электрическая искра» Гермиона не верила, полагая эти и им подобные искры (например, те, что проскакивают между человеком и не в меру наэлектризованным холодильником) явлением статического электричества, которое, как известно всем магловским детям из школьного курса физики, получается методом трения кошки об эбонитовую палочку. Но физика-физикой, а что-то необычное между ними сегодня явно проскочило, ведь даже в самом сюрреалистическом ночном кошмаре Гермионе едва ли мог привидеться разговор «по душам» с профессором Снейпом. Причем разговор не в рамках актуального интервью и даже не с целью создать «психологический портрет героя в интерьере», а искренняя доверительная беседа, которую можно было бы даже назвать «дружеской», если не принимать во внимание персоналии собеседников.

Гермиона поморщилась. Нет-нет, определение «дружеская» тут не подходило. Даже в самой обоюдоискренной дружеской беседе всегда присутствует некоторая степень закрытости, обусловленная то нежеланием упоминать имена общих знакомых, то страхом показаться слабее, глупее или злее, чем тебя считает друг, а, скорее, просто боязнью, что, высказав друг другу что-то сокровенное, вы уже не сможете вернуть прежнее состояние блаженного незнания. Воистину: всегда ли мы хотим знать все о дорогом нам человеке? Оттого и оставляем то, что в самой глубине души, для случайных попутчиков и психоаналитиков, дабы те уже на следующий день забыли и нас и наши проблемы...

Гермиона мотнула головой и, теперь уже пытаясь отвлечься от своих мыслей, включила запись из середины, наугад.

Это был ее голос.

– Во всяком случае, – говорила она, очевидно, заканчивая мысль, – лучше, когда тебя считают всезнайкой, чем когда тебя считают тупицей…

Диктофон рассмеялся знакомым ей суховатым смехом профессора Снейпа.

– Я бы не был столь категоричен, мисс Грейнджер. Всезнайкам, как правило, завидуют, а тупиц жалуют. И я отнюдь не уверен в том, чье положение выигрышнее…

– Выходит, вы жалели Невилла Лонгботтома? Или вы только притворялись, что считаете его тупицей? – мастерски увела разговор в сторону Гермиона.

– Я не люблю уподобляться большинству, мисс Грейнджер. Единственный ученик, которого я когда-либо жалел – это вы.

В этот момент мисс Грейнджер в очередной раз приоткрыла рот от изумления. Разумеется, диктофон не смог этого передать. Он продолжал говорить голосом Северуса Снейпа.

– Вы были слишком умны, слишком начитанны и слишком самоуверенны. Может, поодиночке эти качества и прощаются обществом, но в комплекте… Я просто поражен, что мистер Поттер и мистер Уизли сумели оценить красоту… вашей души.

Презрение, которое Снейп вложил не только в фамилии «любимых» учеников, но и в последние два слова, было передано диктофоном с максимально возможной четкостью.

Полминуты молчания.

– Следует ли понимать ваши последние слова, профессор, – сарказм в голосе девушки был лишь жалким подобием снейповского, но Гермиона гордилась и таким достижением, – как признание вами факта наличия у меня души?

Прежде, чем профессор успел ответить, Гермиона остановила запись. Она прекрасно помнила и реакцию собеседника на свою, без сомнения, не самую умную фразу и последовавший за этим обмен не самыми лицеприятными репликами. Щеки предательски заалели. Вот тебе и красота души…

Гермиона Грейнджер совсем уж невесело усмехнулась и быстрыми глотками допила оставшийся в чашке кофе, в очередной раз отдав должное на редкость синтетическому вкусу переработанной шелухи кофейных зерен. Ну почему у нее никогда ничего не получается? Ни интервью провести, ни кофе приличный заварить …

На душераздирающую жалость к себе у Гермионы ушло где-то более минуты. Затем она медленно, но решительно извлекла из кармана мантии волшебную палочку. Четко артикулируя, произнесла слова заклинания Высшей Трансфигурации. Уверенно произвела рукой необходимые пасы.

…На столе появилась небольшая чашка. Предположительно с кофе. Выглядела она вполне, даже, пожалуй излишне достоверно. Так замечательно на памяти Гермионы выглядели разве что хорошенько подретушированные кофейные чашки в рекламных роликах: блестящая фарфоровая поверхность, чуть помутневшая от времени, черная как ночь жидкость с легким ароматным дымком на поверхности…

Гермиона чуть наклонилась и втянула ноздрями запах, исходивший от напитка. Мммм… Пожалуй, такой не оставил бы равнодушным самого придирчивого кофемана.

Изысканный вкус вполне соответствовал многообещающему внешнему виду. Между прочим, ровно одна ложка сахара, совсем как она любила…

Два медленных глотка – со вкусом и не без удовольствия. Ну что, доказала себе? Доказала. Теперь работать. Диктофон – на начало записи.

– Мой редактор предложил привести некоторые факты из вашей биографии… конечно, они многим уже известны… – медленно сказал ее голос, навсегда застрявший во времени.

* * *

За окном одна за другой гасли неяркие предутренние звезды. Дочиста умытый короткой ночной грозой Лондон огромным черным фрегатом плыл в пламя рассвета, навесив кудрявые полотнища облаков на тонкие шпили соборов и грот-мачты современных высоток. Где-то внизу, на залитых неясным утренним светом пустынных улицах разноцветными глазами перемигивались светофоры, усталыми колесами разбрызгивали грязь весенних лужиц редкие такси и выползали из своих ночных нор традиционно-лондонские двухэтажные автобусы, задумчиво оглядывая пустынные улицы широко расставленными желтыми фарами-глазами.

…Когда Гермиона Джейн Грейнджер, специальный корреспондент «Ежедневного пророка», закончила работу нал материалом, утро уже успело войти в свои права, так что ложиться спать оказалось поздно, а переходить к ежеутренним процедурам – слишком рано. Именно поэтому сейчас она стояла, крепко вцепившись в перила своего нависшего над городом балкона, и смотрела в пламенеющую рассветом даль, насколько позволял увидеть эту даль ограниченный множеством домов лондонский горизонт.

Упорно ныла уставшая от долгого сидения спина, легкой судорогой сводило сроднившиеся за ночь с пером пальцы, от невозможного количества выпитого кофе кружилась голова и пересыхало во рту, но Гермиона не замечала этого.

За ночь голова совершенно устала думать, что оказалось как нельзя кстати: сейчас она могла просто любоваться рассветом, не облекая свои впечатления и ощущения в стройные логические построения. На душе было необычно легко и спокойно: ей отчего-то казалось, что этой ночью она поняла что-то необыкновенно для себя важное и нужное, хоть и не могла сейчас вспомнить – что именно.
Глава 6


– Неплохо, мисс Грейнджер, очень неплохо! Я бы даже сказал: замечательно! Думаю, нам стоит подумать о вашей персональной рубрике – «Встречи с интересными людьми» или что-то вроде… Да, непременно нужно будет заняться…

Гермиона скромно потупилась.

– Очень тонко.. очень тонко передан характер. А эти замечательные мелкие детали!.. Вы на редкость верно прочувствовали мою идею… Знайте, Гермиона, я безумно рад, что нашему коллективу, да и что скрывать, мне лично… удалось взрастить столь профессионального журналиста…

Гермиона вздохнула. Вот такие они – главные редакторы. Стоит тебе хоть в чем-то преуспеть, как они направо и налево начинают кричать, что это их и только их заслуга…

– Очень, очень интересный материал, мисс Грейнджер! Думаю, один из лучших за эту весну…

Не то, чтобы Гермионе не нравилось, когда ее хвалят, но понемногу это становилось ей скучно. Без лишней скромности она сознавала, что интервью вышло на редкость хорошо, портрет, написанный ее пером, имел несомненное сходство с оригиналом, и навряд ли другому журналисту удалось бы настолько хорошо раскрыть всю своеобразную красоту столь сложного и многогранного характера Профессора, но все же это было как будто не совсем то, что ей хотелось передать читателям.

Знать бы еще, что именно ей хотелось…

Паркер продолжал пафосно говорить что-то, активно жестикулируя левой рукой (в правой он держал исписанный острым гермиониным почерком пергамент), но девушка больше не слушала его. Перед ее мысленным взором вдруг встало лицо профессора Снейпа в ту минуту, когда он говорил ей о своей работе, – некрасивое худое лицо в рваной рамке черных волос, словно освещенное изнутри огнем почти юношеского энтузиазма. Теперь Гермиона поняла, чего хотела добиться своей статьей: не просто того, чтобы каждый читатель смог увидеть Снейпа ее глазами, но чтобы смог по-настоящему увидеть, понять и полюбить этого непростого человека…

Впрочем, это была бы уже так называемая «журналистика чувства», издавна презираемая серьезными журналистами в отличие от «журналистики разума» – незыблемого стандарта западной прессы.

Гермиона Грейнджер была очень серьезным журналистом.

…Очевидно, у редактора Паркера сегодня было на редкость хорошее настроение – он все никак не умолкал, восхваляя действительные и мнимые достоинства подготовленного Гермионой материала.

Вежливым покашливанием девушка прервала излияния Главного Редактора.

– Прошу прощения, мистер Паркер, но мне действительно пора приступать к работе. На сегодня у меня запланирован материал о шоколадных лягушках… о кондитерской фабрике Макомбера, то есть… Чем быстрее я свяжусь с мистером Макомбером-восьмым, тем больше я смогу…

Редактор Паркер улыбнулся еще шире, нежели раньше.

– Как я счастлив слышать, мисс Грейнджер, что вашими устами говорит настоящий журналист, настоящий профессионал. Идите, разумеется, идите. Работайте!

Гермиона поспешно повернулась к двери.

– Впрочем нет, мисс Грейнджер, стойте!

Гермиона остановилась.

– Мне только что пришла в голову просто замечательная мысль!

Гермиона насторожено взглянула на Паркера. На ее памяти, его замечательные мысли ни к чему хорошему не приводили.

– Я вас слушаю, мистер Паркер.

– В эту субботу вы отправляетесь в Стокгольм!

– …

– Вам, несомненно, будет приятно увидеть вашего старого друга, профессора Снейпа в столь знаменательный для него день…

– Но профессор Снейп не мой…

– Полноте, мисс Грейнджер, вы прекрасно понимаете, что я имею ввиду!

– Признаюсь, не совсем…

– Я целый день прикидывал, кого же следует отправить на церемонию вручения Столетней премии, и вот… Действительно, как это я сразу не вспомнил о вас…

Гермиона сделала два глубоких вздоха. Это было очень лестное предложение, чертовски лестное предложение… Без сомнения, расстанься они с профессором по-другому, она с радостью поехала бы в Стокгольм…

– Но, мистер Паркер, разве подобными церемониями не занимается отдел светской хроники?.. Пусть едет Пьюитт…

– Бросьте, мисс Грейндждер, – поморщился редактор, – Пьюитт, разумеется, блестящий репортер, но в научных темах он туп, как флоббер-червь. Будто вы не помните скандал, когда он озаглавил передовицу «Яйца дракона – на экспорт»?.. Да этот тупица понятия не имеет, что такое эта Международная Ассоциация Зельеваров!..

Теперь Паркер разошелся не на шутку. Обычно сонные глазки метали молнии, а громоподобные звуки редакторского голоса заставляли в страхе трепетать украшавшие кабинет манграгоры в горшочках и подслушивавшую под дверями секретаршу.

– И вы, оказывается, хотите, чтобы я доверил Пьюитту столь актуальный материал?..

– Ни в коем случае, мистер Паркер, – успокаивающе забормотала Гермиона. – Но в редакции достаточно опытных сотрудников, а у меня именно на эти выходные запланировано…

Договорить ей, в очередной раз не дали. Одутловатое лицо господина Главного Редактора приобрело яркий оттенок кетчупа «чили», так что Гермиона даже испугалась, как бы с начальником не случился удар.

– Великий Мерлин! Что я слышу! И вас… вас я считал профессионалом! У настоящего журналиста ничего не может быть «запланировано»! Или вы всерьез думаете, что ваша работа заканчивается, едва за вами закрывается дверь редакции?! Даже не надейтесь на это! «Ни дня без строчки», мисс Грейнджер, вам знакомы эти слова? Разумеется, нет, это было задолго до вас… Так будьте же добры принять эту заповедь к сведению! В субботу вы отправляетесь в Стокгольм и это также верно, как то, что я редактор этой паршивой газетенки! Я все сказал…

…И, довольный собой, мистер Паркер откинулся вглубь кресла….

* * *

День выдался откровенно паршивым. И дело было даже не в недозамазанных синяках под глазами, которые ясно сигнализировали окружающим, что сегодня ночью Гермиона была занята чем угодно, но только не мирным спокойным сном. И даже не в том, что глаза предательски закрывались, стоило девушке принять более-менее зафиксированное положение в пространстве. И отнюдь не в том, что Уинстон Макомбер, наследник и владелец всех самых известных магических кондитерских брендов и герой ее очередного материала, оказался зануднейшим типом со всеми возможными дефектами дикции.

Дело было в том, что из тяжелой от недосыпания лохматой головы Гермионы Грейнджер никак не шел Северус Р. Снейп, профессор Зельеварения, почетный член Европейской академии Алхимии, почетный член Международной ассоциации зельеваров, почетный участник Британской научной магической коллегии и кавалер ордена Мерлина III степени…

– …Фнейп, котоый на танное ф’емя, бес сомнения, яв’яется оснофным кантитатом на этто почьотное мефто…

– Фто-фто? – подпрыгнула от неожиданности Гермиона и тут же густо покраснела (во-первых, это был явно не тот случай, когда следует копировать пресловутую манеру речи собеседника, а во-вторых, журналистка поняла, что последние несколько минут попросту дремала, безответственно положившись на электронную память диктофона и необузданное воображение Самопишущего Пера).

Впрочем, объект интервью, на редкость страстно увлеченный собственной персоной, не заметил ни первой, ни второй ее оплошности…

– Цему фы удив’яетесь? Ме’глин и Цирцея, конешно хо’гоши, но нейзя забывать о сов’геменниках. На сефодня Фнейп – етфа ли не самый исв’естный б’итанский мах… Тумаю, он тойко ук’асит нашу ко’екцию вк’адышей к шоко’адным ягушкам… Уве’ен, он будет пойщен…

Ага, как же, польщен он будет… Гермиона скептически усмехнулась. Разумеется, в душе. Открыто выражать свое мнение по тому или иному вопросу во время интервью – грубейшая ошибка, какую только может допустить журналист.

– Фп’гочем, это софсем не етинственный наш ма’гкетингофый п’гоект, – без всякой паузы продолжил Макомбер-восьмой, – неп’геменно напишите ф фашей хазете о нофой поточной линии по п’гоихводству сасаха’генных та’гаканоф…

Сахарная лысина мистера Макомбера тускло блестела в веселых лучах весеннего солнца. Самопишущее Перо устало поскрипывало.

Гермиона снова задремала…

* * *

По счастью, продолжительная беседа с мистером Макомбером имела шансы претвориться лишь в «информашку», объемом не более чем в четверть полосы, так что особого умственного напряжения процесс обработки материала нынче не требовал. Наскоро слепив нечто вразумительное из записей Самопишущего Пера и набора стандартных журналистских штампов, Гермиона, абсолютно не испытывая угрызений совести, скинула получившуюся халтуру корректорам и покинула помещение редакции. В конце концов, у Гермионы Грейнджер тоже есть право на отдых! И она собирается реализовать его немедленно!

Не вышло. Дома журналистку уже поджидала изрядно потрепанная (без сомнения, дело лап Крушэнкса) редакционная сова, принесшая стандартное бюрократическое извещение о том, что всем корреспондентам, аккредитованным на стокгольмские торжества, надлежит явиться в столицу скандинавского королевства не позднее чем к восьми часам завтрашнего утра (а никак, вопреки малодушной надежде Гермионы, не в субботу) и по прибытии немедленно приступить к экскурсионной (осмотр местных достопримечательностей) и развлекательной (ленч) программам.


Глава 7


Пятница, подобно остальным дням на этой не в меру отвратной неделе, началась просто отвратительно. Пожалуй, и впрямь, стоило бы не выпендриваться и не кичиться отлично сданным экзаменом по аппарированию на дальние и сверхдальние расстояния, а воспользоваться специальным порталом, который национальный магический пресс-центр Соединенного Королевства услужливо предоставил не столь самонадеянным труженикам пера. А так вышло, что специальный корреспондент крупнейшей британской магической газеты Гермиона Джейн Грейнджер явила себя магловскому населению Стокгольма на одной из крыш Вазастана. Магловского населения, по счастью, было совсем не много: два потрепанного вида молодых человека, сидя на самом краю, неторопливо раскуривали какие-то дары щедрой флоры братской Голландии. К неожиданной материализации юной ведьмы эти новоявленные Малыш и Карлсон отнеслись философски-небрежительно, как если бы Гермиона была лишь досадным, но скоротечным атмосферным явлением вроде короткого и теплого майского дождика. Лениво затягиваясь, они наблюдали, как медленно наливающаяся пунцовой краской девушка торопливо пытается высчитать настоящие координаты стокгольмского пресс-центра. К слову, на это несложное арифмантическое действие у некогда первой ученицы Хогвартса ушло никак не менее пяти минут, так что к черному ходу вечно закрытого универмага на улице Дpoттнингтaтaн, Гермиона прибыла в состоянии близком к самой, что ни на есть пошлой, истерике.

Дверь пресс-центра оказалась стандартно-магической: ни вывески, ни таблички. Прилегающие стены облуплены, с потолка свисает пыльная паутина, к дверному косяку криво прилеплен стикер "Охотников за привидениями".

– Гермиона Джейн Грейнджер, "Еженедельныый пророк", Лондон, Великобритания, – все еще срывающимся от ярости голосом представилась журналистка перечеркнутому внушительной красной чертой амебообразному призраку и, постаравшись стать как можно незаметнее, проскользнула в отворившуюся дверь…

* * *

Впрочем, дальше день потек несколько быстрее и куда как приятнее. Проведенная приглашающей стороной экскурсия по Стокгольму, хоть и началась на полтора часа позже указанного (в течение этого времени специальная комиссия по чрезвычайным ситуациям разыскивала двух русских журналистов, по рассеянности аппарировавших в снега Лапландии), но тем не менее оказалась на высоте. Во всяком случае, так сочла любознательная Гермиона, старательно конспектировавшая в свой блокнот и печальную историю Эрика Четырнадцатого, воспетую драматургом Стиндбергом, и краткий перечень дворцов, некогда возведенных незабвенным в Швеции архитектором Hикoдeмycом Teccином-младшим. Остальные журналисты коротали продолжительное время экскурсии, рисуя в своих записях абстрактные закорючки, сплетничая о великих мира сего и терпеливо дожидаясь заманчивого часа, обозначенного в программе дня емким словом "обед".

В обед журналистского полку прибыло. Во-первых, прибыли вырванные из лап белых медведей русские "акулы пера", а, во-вторых, подтянулись некоторые сотрудники британской прессы, при виде которых Гермиона посуровела лицом и потемнела взглядом.

– Горячий привет трубадурам режима! – шлепнулась на свободный стул корреспондент газеты "Придира" Луна Лавгуд.

Впрочем, Луна, в течение всего обеда излагавшая соседям по столу свои соображения по поводу подлинных целей и средств мирных зельеваров, – это оказалось еще полбеды. Другие полбеды представила собой грузная фигура Риты Скиннер, каким-то непостижимым образом очутившаяся во главе стола.

Гермиона судорожно вздохнула. Очки Риты Скиннер воинственно поблескивали. Сейчас начнется…

Началось.

– Гермиона, милочка, куда же ты так спешишь? – пропел медовый голос, едва только корреспондент "Еженедельного пророка" попыталась подняться из-за стола. – Я так давно хотела задать тебе пару вопросов…

На выручку неожиданно пришла Луна.

– Знаете, Рита, – не менее медовым голосом сообщила она, нежно подхватывая Гермиону под локоть, – мы с мисс Грейнджер как раз собирались кое-какие материалы о Лох-Несском чудовище. Я, например, абсолютно уверена, что еще десять лет назад оно было тайно похищено шведским императорским двором и в данный момент находится в подземельях дворца Cтopкиpкoбpинкeн… Не хотите ли присоединиться?

– Пожалуй, воздержусь, девочки, – мисс Скиннер смерила нахалку ледяным взглядом и тут же расплылась в отвратительнейшей улыбке, – поговорим вечером, Гермиона…

Едва могучая фигура Риты скрылась из поля зрения, Гермиона с силой потрясла руку Луны.

– Спасибо тебе. А то от нее вовек не отцепишься…

– Без проблем, – подмигнула та. – Меня она еще в Лондоне достала… как не увидит, так тут же начинает: "Луна, милочка, а это правда, что ты встречаешься со знаменитым другом Гарри Поттера Рональдом Уизли?"

– А это правда? – ахнула Гермиона и тут же прикусила язык. В конце концов, как говорят англичане, прайваси есть прайваси, а материал ей про амурные дела Рона не писать…

К счастью, Луна то ли не заметила бестактности Гермионы, то ли просто решила проигнорировать вопрос.

– В общем, я полетела… Мне тут русские журналисты обещали про Тяни-Толкаев рассказать…

– Тяни-Толкаев не существует, – хотела было обстоятельно объяснить Гермиона Луне, но, опять же, сдержалась.

* * *

После обеда время вообще полетело со скоростью "Всполоха-600" на полном разгоне. Томимые ранней майской жарой и послеобеденной тяжестью в желудке, журналисты быстро допросили всех участников и героев предварительной пресс-конференции о достигнутых успехах и перспективах развития всех направлений мировой магической научной мысли, торопливо отдали должное заключавшему пресс-конференцию фуршету и растеклись по своим гостиничным номерам – чистить перышки (в прямом и переносном смысле) к вечернему торжественному приему, обозначенному в программе конференции как "Вечер при свечах" в особняке Стиве Струлсона. Кто такой был этот загадочный Стиве Струлсон – выяснить не удалось.

Оказавшись, наконец, в одиночестве, Гермиона с трудом совладала с желанием хорошенько побиться головой об стенку.

Теперь, когда пресловутый профессионализм, в течение всего дня руководивший ее мыслями и поступками и поминутно заставлявший подробно записывать и коротко отмечать на будущее, задавать вопросы и вежливо не давать уйти от ответа, анализировать и предполагать, располагающе улыбаться и мгновенно принимать серьезный вид, ловко парировать колкости Риты Скиннер и пропускать мимо ушей глупости Луны Лавгуд, теперь, когда весь этот замечательный профессионализм вдруг ни с того ни с сего покинул Гермиону, отвлечь от скорбных мыслей ее смогли бы разве что столь радикальные меры.

Но, во-первых, за стенкой помещалась вездесущая Рита Скиннер, которую наверняка привлекли бы столь интригующие звуки, а, во-вторых, голову, пусть и дурную, было жалко.

В конце концов, – воззвала к голосу разума Гермиона, – ничего страшного не случится, даже, если профессор Снейп и заметит ее присутствие среди многочисленной толпы журналистов, прибывших на Церемонию. Вполне можно будет кивнуть ему, как старому знакомому и… гордо отвернуться. Или даже не отворачиваться, а продолжить оживленно болтать с… Луной Лавгуд.

Непонятно отчего девушке стало окончательно не по себе.

* * *

Вышеупомянутый особняк Стиве Струлсона напоминал провинциальную российскую помещичью усадьбу. Цветастая клумба перед входом. Симметричные и одновременно бессистемные пристройки по бокам. Тюлевые занавески на окнах. Позолоченные перила парадной лестницы. Мощенный крупным камнем дворик. Обрамление – порядком запущенный сад. Особого шика Гермиона, привычная к золотым министерским фонтанам и одновременно мрачной и величественной хогвартской готике, не заметила.

По залу бродили люди с бокалами и тарелками в руках. Пока еще трезвые журналисты оживленно строчили перьями в блокнотах. Ученые мужи, сотрудники местного Министерства магии и отдельно приглашенные деятели спорта и культуры (исполнявшие почетную роль свадебных генералов) увлеченно изображали светское общество.

Суть мероприятия была обозначена в приглашении весьма туманно: «налаживание деловых контактов».

Вдалеке нежно звенела музыка. Герои светской хроники ели, пили, оправляли мантии, приглаживали волосы и громко сплетничали.

Было скучно.

Внезапно томившуюся Гермиону охватило странное ощущение зыбкости и чуждости реальности – как будто она была совсем не журналистка, пребывающая среди этой толпы разодетых и расфуфыренных волшебников, а сторонний зритель, наблюдающий за происходящим в волшебном зеркале или на киноэкране.

– Что-то непременно должно случиться, – подумала девушка.

Обратным зрением она увидела каждую мелочь. Все симптомы и предвестники будущего происшествия. Дрожание тусклого отблеска свечи на стенке бокала. Четверть тона фальши в верхнем "ля" в середине музыкальной фразы. Вздувшуюся в безветренный день занавеску. Кислые ноты во вкусе шампанского и щекотное ощущение в носу от умирающих в напитке пузырьков. Густой запах прогорающих свечей, напомнивший ей о первом вечере Распределения в Хогвартсе.

…Где-то на другом конце вселенной аляповато одетая блондинка с огромными сережками в хрупких ушах что-то взволнованно доказывала худенькому старичку в потертой мантии. Старичок сбивчиво оправдывался на ломанном английском, прерываясь только чтобы сделать большой глоток шампанского. На его тощей шее быстро двигался кадык. Висевший на шее у Луны кристалл кварца на черном шнурке сверкал как драгоценный камень.

…Мимо проплыла Рита Скиннер, громоздкая и неотвратимая как "Титаник", приближающийся к своему айсбергу. На мгновение она остановила взор, одновременно тяжелый и колючий, на Гермионе, и девушка вся подобралась, ожидая привычной атаки. По счастью, к этой минуте мисс Скиннер уже успела взять в оборот вице-президента Британской магической коллегии. Одной унизанной перстнями рукой она фамильярно поддерживала бледного ученого мужа под локоть, а другой, не переставая, строчила что-то в ядовитого цвета блокнот, аккуратно левитировавший на уровне ее груди. Косо сидевшие на ее переносице очки отражали колеблющееся пламя свечей. Вице-президент мямлил. Рита Скиннер напирала.

– Ну неужели вы хотите мне сказать, что мужчина в расцвете лет, да к тому же богатый и известный, не имеет сердечной привязанности? Уж вы-то должны знать… – долетел до Гермионы Грейнджер тихий и злой голос корреспондентки "Ведьмополитена".

Преодолев все больше и больше сковывающее ее оцепенение, Гермиона отвернулась.

…По правую руку от нее расположилась целая компания разновозрастных магов в черных мантиях. Высокий седой волшебник с орлиным профилем и холодными серыми глазами, в котором журналистка "Пророка" сумела опознать председателя Международной Ассоциации Зельеваров Вилле Вальдсена, легко жестикулируя левой рукой, рассказывал что-то восторженно внимавшим слушателям. Говорил он отчего-то по-французски, и Гермиона, приложив некоторые интеллектуальные усилия, пожалуй, смогла бы вполне сносно понять суть его речи, но сейчас у нее словно не было ни сил, ни желания делать это, и она только заворожено наблюдала за сверканием бриллианта на тонком безымянном пальце знаменитого зельевара.

Вальдсен с легкой улыбкой отпустил очередную франкоязычную шутку. Его компания весело рассмеялась. Стоявшая спиной к журналистке рыжеволосая женщина хрипло пробормотала что-то одобрительное.

Гермиона вздрогнула. С детства у нее был неплохой музыкальный слух и отличная память на голоса. А этот – глубокий, низкий, с легкой хрипотцой и сильным ирландским акцентом едва ли можно было забыть.

На расстоянии вытянутой руки от нее стояла мать Северуса Снейпа.

Отчаянно надеясь, что миссис Снейп не успеет обернуться, Гермиона отступила назад. Затем еще немного назад. Затем развернулась и, не оглядываясь, быстрым шагом прошествовала к одному из выходов.

По выщербленным ступеням девушка спустилась вниз. На мраморной скамейке кто-то оставил наполненный шампанским бокал. Скорее автоматически, чем нарочно Гермиона подхватила его.

Уже сама не заметив как, она оказалась в теплом и сыром парке. В ночи сияли распахнутые окна особняка. Музыка, казавшаяся раньше лишь незначительной частичкой общего шума, теперь звучала отчетливо и громко.

Вдруг Гермиона заметила, что у нее трясутся руки. Не дрожат, а именно трясутся. Так, что шампанское из чужого бокала расплескалось ей на мантию.

Она не знала, было ли это беспокойство симптомом грядущего происшествия. Или уже само происшествие явилось результатом этого беспокойства?

Приглушенные шаги у нее за спиной – из зеленой и сырой тьмы в глубине парка. На траву у ее ног легла тень.

Гермиона уже прекрасно знала – чья.

– Добрый вечер, мисс Грейнджер, – спокойно произнес Северус Снейп.



Глава 8


Глава 8

…Ага, как же, добрее вечера и вообразить себе трудно. Гермиона сглотнула - во рту было сухо и горько.

– Добрый вечер, профессор, – она почувствовала, как колючие звуки приветствия оцарапали ей гортань.

Некоторое время он молчал – возможно, ждал, что она обернется.

– Судя по тому, что я имею счастье лицезреть вас здесь, вы в погоне за очередным актуальным материалом… – это было сказано то ли вопросительно, то ли утвердительно.

– Я всего лишь выполняю свою работу. Ничего личного, – что ж, еще немного, и, пожалуй, ей удастся убедить в этом даже себя.

– Разумеется, ничего личного, – Гермионе показалось, что ее собеседник невесело усмехнулся. – Однако позволю себе заметить, что раз вы сейчас стоите здесь, а не там, среди героев дня, вы чертовски плохо выполняете свою работу…

Гермиона резко обернулась. Северус Снейп стоял в двух шагах от нее. Теперь их взгляды скрестились. В неровном свете, льющемся из окон особняка, его черные глаза казались абсолютно бездонными.

– На сегодня с меня более чем достаточно общения с "героями дня", – она сама удивилась тому, как спокойно звучал ее голос. – Я больше не в состоянии слушать про амуры, разводы, служебные интриги и прочую мишуру. И, судя по тому, что вы здесь, а не там, вы вполне разделяете мои чувства.

– Разделяю? Не уверен. Моя проблема скорее в том, что я не желаю играть роль "гордости магической Британии", как уже успели окрестить меня ваши коллеги из "Мэджик метрополиан". После прочтения первых страниц утренних газет у меня начался нервный тик…

Гермиона улыбнулась уголком рта. Еще пять минут назад она жутко боялась этой встречи, боялась, что Снейп будет раздосадован и разочарован, увидев ее снова, и теперь, когда он говорил с ней так спокойно и привычно-насмешливо, утраченное чувство реальности понемногу возвращалось к ней. Ей вдруг невыносимо захотелось дотронуться до него – просто, чтобы убедиться, что это не галлюцинация.

– Охотно верю. Мирская слава – тяжкое бремя. Заявляю вам это со всей ответственностью как профессиональный журналист.

– Благодарю за заботу, – шутливо поклонился профессор, – впрочем, нам с вами, героям Войны и победителям Темного Лорда, не привыкать, не так ли?

– Не привыкать прятаться в саду? – уточнила Гермиона.

– Отчего же именно прятаться? Я всего лишь предпочел один способ времяпрепровождения другому. Беседа с вами на лоне природы доставляет мне куда больше удовольствия, нежели печальная необходимость выслушивать все подобающие случаю похвалы и напутствия в душном многолюдном помещении. Я уже говорил вам, мисс Грейнджер, больше всего на свете я ненавижу толпу… Тем более в такой чудесный майский вечер.

Вечер, и вправду, был на редкость хорош. По бесконечной черноте неба пригоршнями были рассыпаны звезды. Из темноты как на проявленной фотобумаге выступали сказочные силуэты вековых деревьев. В воздухе все сильнее ощущалась близость моря.

Если бы мы были героями романа, – вдруг подумала Гермиона, – нам непременно следовало бы поцеловаться.

Подумала – и тут же рассердилась на себя за фривольные и неуместные мысли. Оттого ее слова прозвучали совсем уж холодно.

– Думаю, вам все же стоит предстать сегодня перед публикой… хотя бы из уважения к вашим коллегам.

– На самом деле вы так не думаете, либо в вас нет ни капли сочувствия к моей несчастной доле, – перебил ее Снейп. – А почтеннейшей публике вполне достанет лицезреть меня во всей красе на завтрашней церемонии…

– Лучше поздно, чем никогда, – без улыбки произнесла очередную спасительную банальность журналистка.

– Действительно… чем никогда, – тихо повторил он.

Она не нашла что ответить. В воздухе вопросительным знаком повисло молчание. Из широко распахнутых окон особняка лился торопливый радостный вальс. Их по-прежнему разделяло расстояние в несколько шагов. Всего несколько шагов.

– Вы… вам понравился… вы видели сегодняшний номер «Пророка»? – попробовала справиться с ситуацией Гермиона.

Снейп явно поморщился и, казалось, чуть отстранился назад.

– С моей гигантской физиономией на передовице? Отвратительно…

Вдох.. нет, три глубоких вдоха. Спокойно, Гермиона…

– …Что же до нашего интервью, – продолжил профессор, прежде чем журналистка успела задать по-настоящему интересовавший ее вопрос, – то не могу не признать, что вы все-таки оказались на высоте…

Девушка в изумлении приоткрыла рот. Она даже не знало, что больше потрясло ее: неожиданная похвала, подчеркнуто холодный тон, которым она была произнесена или это невесть как затесавшееся в предложение местоимение «наше». «Наше» интервью…

Северус Снейп как будто хотел сказать, что-то еще, но вместо этого оборвал фразу и отвернулся. Снова молчание.

Гермиона в очередной раз за этот долгий день погрузилась в невеселые раздумья. Что означала эта перемена тона? Выходит, он действительно раздосадован ее появлением здесь? И ему неприятно само упоминание о том злосчастном интервью? Тогда, вероятно, ей следовало бы объяснить, что…

– Вы танцуете вальс, мисс Грейнджер?

– Вальс? – Гермиона решила, что ослышалась.

– Ну да, вальс, – он говорил, не глядя на нее, – я даже не могу вспомнить, когда мне приходилось танцевать в последний раз... Как будто в другой жизни...

Едва ли что-либо могло эффективнее окончательно выбить Гермиону из колеи, чем подобный поворот темы. Она торопливо попыталась найти нужный ответ.

– Нет, сэр... Я не танцую... То есть, не то, чтобы совсем не танцую... по правде, мне приходилось что-то... но это совсем не то...

Сначала она даже не поняла, дошел ли смысл ее сбивчивой речи до сознания Снейпа. Он просто стоял, глядя в сторону от нее и вслушиваясь в звонкую капель рассыпавшихся в воздухе аккордов.

– Вы уверены, что не хотите попробовать... еще раз?

– Но... – сейчас Гермиона была уверена только в одном своем желании: немедленно оказаться где-нибудь в районе траектории международной космической станции. И не милей ближе.

– Я запомню этот прекрасный момент… Лучшая ученица Хогвартса, мисс Всезнайка-Грейнджер, не может найти ответа на элементарный вопрос…

Снейп медленно повернул голову и посмотрел на нее в упор. Девушка поежилась: глаза собеседника горели нехорошим огнем.

– Это же просто, мисс Грейнджер, вам достаточно только ответить «да» или «нет». А вы маетесь, как третьекурсница-хаффлпаффовка на экзамене!

Гермиона не могла понять, в действительности ли Снейп был раздосадован, или же он снова издевался над ней. Но знакомые злые нотки в его голосе немедленно придали ей уверенности.

– Есть только одно «но» профессор. Если я соглашусь на.. танец, то вам придется учить меня – в этом деле я – полный ноль. А вы, кажется, завязали с преподавательской деятельностью…

Казалось, настоящая ли, мнимая ли, вспышка гнева профессора Снейпа исчерпала себя в одно мгновение. Морщины на лбу разгладились, напряженное выражение лица смягчилось, губы дрогнули в усмешке.

– Мерлин, сколько лишних слов из-за одного тура вальса… Дайте это сюда…

Он аккуратно вынул из крепко сжатых пальцев Гермионы чужой бокал. Помедлив, резким движением отшвырнул его прочь. Прошелестела трава.

Вальс стал другим: звенящая солнечная мелодия сменилась плавной, чуть тоскливой скрипичной песней. Легкие трехдольные аккорды аккомпанемента зазвучали тише, но все же достаточно звонко для двоих, только что надевших привычные маски пристрастного учителя и старательной ученицы.

– Руки в стороны, – скомандовал Снейп. Он стоял вплотную к Гермионе, распрямив сутулую спину и чуть наклонив голову, так что длинные пряди его черных волос касались поднятого к нему лица девушки.

Девушка послушно развела руки в стороны, отметив про себя, что подобная поза придает ей явное сходство с огородным пугалом.

– Да не так старательно, – фыркнул профессор, – распинать вас никто не собирается. Расслабьтесь.

– А вы-то пробовали расслабляться в такой позе? – огрызнулась Гермиона и тут же покраснела.

Снейп выразительно кашлянул. Мелодия вальса вновь обратилась в стремительный мажор.

– Погложите одну руку мне на шею, – чуть более хриплым, чем обычно, голосом произнес учитель.

Ученица послушалась. Когда ее холодные пальцы коснулись кожи мужчины, тот чуть вздрогнул. Она почувствовала, как бьется пульс на его шее: частые неровные толчки.

Одну руку Снейп положил ей на спину: точно на застежку лифчика (Гермиона даже обрадовалась, что одела сегодня самый дорогой из имевшихся комплектов белья, хотя, разумеется, ее партнер едва ли мог заметить и уж, тем более, оценить подобную предусмотрительность). Другой рукой он взял гермионину руку, аккуратно, легко, как берут хрупкую бабочку или сосуд тонкого стекла, и отвел ее в сторону.

– Теперь запоминайте, – тихо заговорил он, так что пришлось ей приложить усилие, чтобы услышать его голос в звуках вальса, казалось, заполнивших все вокруг, – я делаю шаг вперед левой ногой, затем правой, затем ставлю ступни вместе. Вы делаете то же самое в противоположном направлении. Этот шаг называется коробочка. Давайте попробуем…

Они сделали «коробочку», медленно, старательно и совершенно не в лад со звучащей музыкой.

– Теперь слушайте музыку, – теперь Снейп шептал так тихо, что Гермионе пришлось читать слова по его губам, – раз, два, три…

Вальс отозвался в такт.

Они считали снова и снова, считали каждый шаг и танцевали.

Мягкая бархатная трава шуршала и сминалась под их ногами. Яркий свет волшебных свечей преломлялся в витражах распахнутых окон. Старинные деревья тянули к ним из темноты кряжистые руки-ветви. Унылая статуя некогда прекрасной богини наблюдала за ними из-под мраморных век.

Они нерешительно танцевали на месте, затем, освоившись, начали кружиться.

Первые минуты Гермиона думала лишь о том, как бы не перепутать последовательность движений и не наступить на ногу Великому и Ужасному Профессору Зельеварения. Внутренне сжавшись, зажмурившись и закусив губу, она отсчитывала шаги и ругала себя, на чем только свет стоит:

– Раз, два, три, шаг, коробочка… Гермиона Грейнджер, даже африканский белый носорог на твоем фоне – сама грациозность… Раз, два, три… О, черт, опять не в ту сторону… Если уж так хотелось научиться вальсировать, надо было записаться на курсы, раза два в неделю… Раз, два… Мерлин, сейчас я точно наступлю ему на ногу… Подъем пятки, раз, два, три… Кажется, у меня руки вспотели… О, черт!.. Поворот… Раз, два, три… Гермиона Грейнджер, ты неуклюжая дура!

Однако вскоре девушка обнаружила, что природная ловкость и очевидный опыт ее партнера с лихвой компенсировали всю ее танцевальную бездарность. Движения Снейпа были точны, легки и очень уверены, так что понемногу эта уверенность передалась и ей: напряжение исчезло, и Гермиона позволила себе чуть расслабиться.

Теперь она танцевала легко, чуть откинувшись назад в объятиях человека, который всего неделю назад был для нее неприятным школьным воспоминанием, нелюбимым учителем, навязанным редакцией героем нежеланной статьи, отвратительнейшим собеседником.

Гермиона лениво подумала, как странно они выглядят со стороны: танцующие вальс вдали от людей, спрятавшись, словно два преступника. Пожалуй, Рита Скиннер дорого дала бы, чтобы увидеть подобное зрелище…

Они кружились, кружились, кружились… Северус Снейп крепко прижимал ее к себе, она чувствовала жар его тела сквозь мантию, слышала стук его сердца. Его пульс бился под ее пальцами. Ее рука лежала в его руке.

Вальс опьянил Гермиону больше, чем все выпитое за вечер шампанское. Она чувствовала, как будто какая-то пружинка, всю жизнь сжатая внутри нее, наконец, распрямилась. Как будто ей впервые за жизнь было по-настоящему легко…

Девушка заглянула в лицо своему партнеру, как будто ища подтверждение своим ощущениям.

Выражение лица Северуса Снейпа было абсолютно непроницаемым. Он даже не смотрел на нее – его взгляд был устремлен вдаль, чуть выше ее плеча. Тонкие губы были крепко сжаты.

Больше всего на свете Гермионе сейчас захотелось поцеловать эти сомкнутые губы.

И в ту секунду, когда ей на ум пришла эта соблазнительная и пугающая мысль, Северус Снейп посмотрел ей в глаза. В его взгляде уже не было отрешенности – напротив, глаза горели незнакомым ей лихорадочным огнем.

Гермиона не знала, сколько времени они провели, танцуя. Усталость не приходила, а вальс все также сменялся вальсом. Мир продолжал кружиться.

Раз, два, три…
Глава 9


Над Стокгольмом тоскливо висело утро. Видимо, в отместку за предыдущий вечер, было оно на редкость противное: уныло моросил холодный дождик, дворцы, ресторанчики и магазины как будто гнили заживо, деревья в парке Кунстредгорден почернели от сырости, редкие прохожие едва ли не переходили на бег, стремясь укрыться от этой всепроникающей дождливой тоски.

В гостиничном крыле, предназначенном для размещения прибывших на Церемонию вручения Столетних премий журналистов, царил покой. Работники пера, измученные насыщенной программой вчерашнего дня, крепко спали. Спали голубоглазые французские журналисты (в большинстве своем не одни), смежив смуглые веки, наслаждались объятиями Морфея корреспонденты многочисленных африканских стран, обстоятельно похрапывали немцы, и в храпе их проступали ритмы солдатских маршей. Не менее громко храпели русские «акулы пера», так, что даже звякали на столах пустые стаканы. Медленно ворочались с боку на бок финны и эстонцы. Страстно стискивали подушки итальянцы. Спала небезызвестная журналистка «Ведьмополитена» Рита Скиннер, для гарантии сохранности засунув готовые тексты и именное Самопишущее Перо под матрас. Чуть посапывала, по-детски приоткрыв рот, Луна Лавгуд. И даже трудоголик и перфекционист Гермиона Грейнджер, специальный корреспондент ведущей британской магической газеты, мирно дремала, свесив тонкую руку из-под одеяла и улыбаясь своим снам счастливой улыбкой.

Впрочем, не прошло и получаса, как эта мирная картина претерпела кардинальнейшие изменения. Причем действия всех журналистов во всех номерах гостиницы отличались подозрительным сходством: колдуны делали зверские гримасы, с силой швыряли волшебные будильники об пол (по-другому остановить их нудные причитания «Ой, сейчас кое-кто проспит…» просто невозможно), большими жадными глотками пили воду из графинов, проверяли, на месте ли пергаменты со вчерашними записями, и нетвердой походкой отправлялись в душ.

В номере 77, стоя под косыми секущими струйками душа, Гермиона Грейнджер (пора, наконец, конкретизировать повествование) долго попеременно включала то горячую, то холодную воду, злорадно приговаривая: «Это тебе за вальс… А это за ночные бдения… А это за романтические вздохи при луне…».

За минувшую ночь в сознании Гермионы произошел самый настоящий переворот. Все старые идолы (Виктор Крум, Рон Уизли, магловский актер Джонни Депп и голубоглазый корреспондент политического отдела), до сей поры шатко, но все же державшиеся на почетных местах в гермиониной системе мироздания, были низвергнуты окончательно и бесповоротно. Будущее, равно как и сердце Гермионы, принадлежало Северусу Снейпу.

Девушка и сама не знала, как относиться к этому жизненно-важному открытию. За пятнадцать минут, проведенных в душе, она успела построить три полноценных воздушных замка и уверенно разрушить их точными доводами холодного, как дамасский клинок, рассудка.

Выводов из строительства было сделано несколько. Во-первых, очевидно было, что у профессора Снейпа… Северуса ни ее внешность, ни… внутреннее содержимое отвращения не вызывали…

– Даже, скорее, наоборот… – смущенно улыбнулась Гермиона своему чуть запотевшему отражению, вспомнив, каким далеко не равнодушным взглядом смотрел на нее Снейп при их первой встрече… черт, как же недавно это было…

Во-вторых, Северус Снейп был мужчиной. Мужчиной неженатым и, как явствовало из информации, которой располагала Гермиона, не имевшим в данный момент постоянной сердечной привязанности.

В-третьих, кто знает: если она, Гермиона Грейнджер, приложит достаточно мозгов и упорства, вдруг у нее появятся шансы занять место этой самой сердечной привязанности?

Упорства Гермионе было не занимать – это вполне могли подтвердить домовые эльфы Хогвартса, до сих пор вытиравшие пыль со столов связанными ею шапочками. В наличии у нее мозгов, тем более, никому кроме нее не приходилось сомневаться. Дело оставалось за малым…

Насильно мил не будешь.

Быстро, хотя и не без сожаления, откинув мысль о Приворотном зелье (во-первых, не спортивно, а, во-вторых, глупо: поить запрещенным зельем лучшего зельевара Британских островов), Гермиона старательно прокрутила в памяти все обнадеживающие воспоминания: от первого нахального взгляда до вчерашнего сумасшедшего вальса. Почти радостно улыбнулась зеркалу.

Насколько Гермиона Грейнджер разбиралась в мужчинах (а разбиралась она в них, подобно всем не в меру умным девушкам, чисто теоретически), никакого насилия, скорее всего, не предвидится…

…Полчаса спустя, за завтраком, британская журналистка Гермиона Грейнджер несколько удивила другую британскую журналистку Луну Лавгуд, попросив у той свежий номер газеты «Придира». Поскольку мисс Грейнджер неоднократно достаточно резко высказывалась по поводу качества и даже достоверности информации, представленной в оной газете, мисс Лавгуд на несколько минут отвлеклась от дум о вечном (а также о некоем Рональде Уизли) и с интересом проследила, что именно заинтересовало столь серьезную девушку в столь специфическом издании.

И без того большие глаза Луны расширились еще больше, когда она увидела, что подруга с явным интересом читает последнюю страницу «Придиры», а именно «Самый достоверный гороскоп от Лаванды Браун». Гермиона же с замиранием сердца прочла, что ближайшие несколько дней наиболее благоприятны для установления романтических, сексуальных и супружеских отношений между Весами и Козерогами… Конечно, она считала чтение гороскопов пустой тратой времени, но раз уж выдалась свободная минутка…

…К сожалению, в гороскопе Лаванды Браун ничего не было сказано о сексуальных и прочих отношениях, которые должны были сложиться у британских журналисток, рожденных под знаком Весов, с Международной ассоциацией зельеваров, Стокгольмским пресс-центром и организаторами Торжественной церемонии вручения Столетних премий. Как бы там ни было, но когда Гермиона взяла, наконец, коротенькое интервью «на ходу» у Вилле Вальдсена, договорилась с фотографами, разыскала неизвестно куда сгинувшего английского переводчика, выбила для себя и Луны лучшие места на балконе для прессы и трижды поругалась с руководителем пресс-центра из-за разнообразных мелочей, она почувствовала себя совершенно затрах… простите, замученной.

Обессилев, Гермиона практически рухнула на свое место рядом с Луной Лавгуд – ноги уже отказывались служить. Затем, отдышавшись, достала все необходимое для работы, устроилась поудобнее, подперев кулачком острый подбородок, и приготовилась слушать и наблюдать.

Огромный и величественный Зал для Торжественных Заседаний был полон народу – людей было едва ли не больше, чем на финале последнего Чемпионата мира по квиддичу. Правда, здесь, в отличие от стадиона, никто не орал, не вскакивал с мест и не размахивал национальной символикой – колдуны-ученые, все больше лысеющие и седеющие, вели себя чинно и приличествующе случаю.

Гермиона аккуратно подкрутила регулятор своего омнинокля, нажала кнопку «синхронный комментарий» и поднесла магическое устройство к глазам. Сквозь волшебные стекла укутанную в алый бархат и украшенную серебряным гербом сцену было видно как на ладони.

На председательствующее место поднялся полнеющий лысый волшебник в голубой мантии, отороченной серебристым мехом.

«Министр магии Швеции Струве Струлсон произносит торжественную речь в честь открытия Церемонии», – прочитала Гермиона.

Согласно в незапамятные времена заведенному обычаю, говорить Министру предстояло еще минут десять, после чего должны были последовать другие речи, другие поздравления и, наконец, не менее чем через час, должна была начаться собственно Церемония.

Ожидая этого неминуемого, как ей казалось, развития событий, Гермиона предоставила Самопишущему Перу трудиться самому и принялась разглядывать лица в зале – любимое ее занятие на собраниях, семинарах и конференциях. И уже через минуту обнаружила в первом – почетном – ряду, прямо напротив Министра, сумрачное лицо Северуса Р. Снейпа, а также точеный профиль Салли-Энн О’Рурки-Снейп. Оба имели такой вид, как будто сидят здесь уже давно, и все происходящее успело им порядком опротиветь. Миссис Снейп нервно обмахивалась веером, поминутно поворачивалась к соседу слева и что-то ему втолковывала, то и дело резко встряхивая головой. Ее сын сидел неподвижно, лишь изредка покусывая тонкие губы, но вид при этом имел премрачнейший.

Затем он резко обернулся и посмотрел на Гермиону.

Зал был огромен – Северуса и Гермиону разделяло несколько сотен футов. Кроме того, корреспондент Грейнджер была зажата в куче журналистов и почти полностью скрыта балюстрадой балкона. И, наконец, ее лицо было закрыто линзами омнинокля. Но – ошибки быть не могло. Он смотрел ей прямо в глаза.

У Гермионы перехватило дыхание. Замерев, она наблюдала, как Северус Снейп еле заметно кивнул – ей ли? Затем он отвернулся, что-то коротко шепнул матери на ухо, быстро поднялся и пошел прочь к боковому выходу. Выходя, он довольно резко оттолкнул бесстрастно стоявшего у дверей охранника-тролля в парадной форме. Несколько колдунов проводили героя дня изумленными взглядами.

Гермиона почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Не глядя ни на кого, она встала и, аккуратно, но решительно расталкивая представителей прессы, на нетвердых ногах устремилась к выходу.

…Как она и ожидала, Северус Снейп ждал ее в лестничном холле, который еще полчаса назад казался совсем маленьким из-за огромного количества народа, а теперь был огромным, пустым и гулким. Несколько секунд Гермиона постояла в нерешительности на верхней ступеньке лестницы, затем, справившись с собой, подошла к мужчине.

– Мисс Грейнджер, – устало произнес Снейп, и по его тону нельзя было понять, какие эмоции испытал он при ее появлении. Наметанным взглядом журналиста Гермиона отметила темные круги, залегшие под его глазами. Прошлым вечером их не было.

– Мистер Снейп? Мне показалось… – она замялась, не зная, что говорить дальше.

– Это большая удача, что мы встретились. Мне как раз нужно было сказать вам несколько слов. Вы не против, если мы отойдем к окну?

Они отошли. За окном по-прежнему хлестал дождь. Гермиона с уже нескрываемой тревогой смотрела в лицо собеседника.

– Мисс Грейнджер… – он говорил, неуверенно растягивая слова, – я должен попросить прощения… за вчерашний вечер.

– Прощения?.. – она ожидала чего угодно, но только не этого.

– Да… Эти танцы… ненужные разговоры… Кажется, я был не слишком трезв и излишне взвинчен… но это, без сомнения, меня не извиняет…

– Но… – Гермиона совершенно не знала, что на это сказать.

Профессор Снейп вдруг посмотрел куда-то, чуть повыше ее плеча, и лицо его исказилось в злой усмешке.

– Ах, так, – прошипел он. И громче: – Прощайте, мисс Грейнджер!

Он развернулся на каблуках и быстро удалился. Черная мантия развивалась в такт шагам. Девушка ошарашено смотрела ему вслед.

…Гермиона вернулась на свое временное рабочее место только час спустя и, при том, в абсолютно расстроенных чувствах. Она едва ли не опоздала: господин Вальдсен уже прикреплял к мантии Северуса тонкую золотую ленточку, и теперь уже состоявшемуся лауреату предстояло занять место за почетной трибуной, и произнести благодарственную речь.

Потерявшим былую ясность взглядом, журналистка смотрела на осветившееся хмурым торжеством лицо Северуса Снейпа и чувствовала, как в глазах закипают глупые, злые слезы. Жестоко и обидно было сознавать, что вот этот человек с неприятно усмешкой, стоявший там, бесконечно далеко, сейчас был ей просто необходим. Человек, о существовании которого еще неделю назад она, кстати, даже не вспоминала…

Гермиона прижала омнинокль к лицу так сильно, что потемнело в глазах, но все равно не смогла помешать глупой слезинке выскользнуть из-под линзы и покатиться по щеке. Тут же она ощутила, как в руку ей всунули что-то мягкое и теплое. Она оторвалась от омнинокля – Луна протягивала ей свой скомканный платок.

Поблагодарив соседку улыбкой, Гермиона успела удивиться в глубине сознания: Луна, никогда не отличавшаяся тактичностью, на этот раз сумела удержаться от расспросов. Но в ту же минуту журналистка забыла и про платок, и про Луну – Северус Снейп начал говорить…

– Ну что же, – мягко произнес он, выпрямив сутулую спину, – прежде всего я хотел бы поблагодарить Ассоциацию за оказанную мне честь. Лучше поздно, чем никогда…

Мгновение зал молчал в недоумении, затем взорвался криком и аплодисментами. Сидевшие вокруг Гермионы журналисты старательно застрочили комментарии в своих блокнотах.

– Я говорю не о себе, – все также мягко продолжил Снейп, каким-то непостижимым образом перекрывая возникший в зале шум. – Я говорю о изобретениях, за которые вручались премии раньше… Сто лет назад, если я не ошибаюсь, это была Сыворотка правды, которую на моих глазах использовали при допросах как наши доблестные авроры, так и сторонники Вольдеморта…

Знаменитое, и все еще устрашающее волшебный мир имя подействовало должным образом: все затихли в одно мгновение. Гермиона, не отрывавшая взгляда через омнинокль от лица Снейпа, заметила, как болезненно скривились его губы.

– Двести лет назад премию получил человек, создавший более дюжины принципиально новых ядов, не так ли?.. Триста – сеньор Калиостро, создавший Полиморфное зелье, благодаря которому было совершено не одно страшное преступление…

В зале царило молчание. Только чуть слышно скрипели перья журналистов, и звучал глубокий и властный голос Профессора Зельеварения Северуса Р. Снейпа.

– …Думаю, продолжать экскурс в прошлое не имеет смысла – суть должна быть ясна. Я глубоко сожалею о позорных страницах истории Международной ассоциации зельеваров и Столетней Премии…

А ведь он их пронял, – с неожиданным удовлетворением подумала Гермиона, переводя онминокль с лица выступающего на сидевших в зале. Ученые мужи и почетные гости внимали речи профессора Снейпа, оцепенев и приоткрыв рты, как, бывало, слушали его лекцию хогвартские первокурсники.

– Я знаком с Темной магией гораздо ближе, чем кто-либо из присутствующих. И, поверьте, я никому не пожелаю иметь такой же опыт… в этой сфере. Я видел, как применялись те зелья, о которых вы лишь читали в книгах… или которые вы варили в учебных лабораториях. И знаете… – он помедлил и обвел горящими черными глазами зал, – из всей моей… прошлой жизни я вынес одно важное убеждение: ученый, создавший зелье, либо чары, убивающие и калечащие человека… или его сознание… такой ученый прежде всего злодей, а лишь потом просветитель человечества… Я просто хотел, чтобы вы тоже помнили это… хотя бы ближайшие сто лет… Благодарю вас, дамы и господа, я закончил…

В полной, почти звенящей тишине Северус Снейп поклонился присутствующим и сошел с трибуны. Только тогда раздались аплодисменты – сначала робкие, неуверенные, и лишь потом перешедшие в шквальные рукоплескания – в спину уходящему прочь оратору.

Заключительные речи, прозвучавшие в оставшееся время официальной части мероприятия, Гермиона, как и все остальные журналисты, пропустила мимо ушей, положившись на совесть Самопишущего Пера. Событие, ради которого пишущая братия собралась здесь, состоялось – и акулы пера начали обсуждение.

Обсуждение благоприятно продолжилось и во время фуршета, в который плавно и, главное, быстро перетекла Церемония. Гермиона стояла чуть в стороне от основного скопления журналистского народа и торопливо вливала в себя третий по счету бокал шампанского. Ей отчаянно хотелось чего-нибудь покрепче, но ранг мероприятия, увы, обязывал распорядителей к использованию именно этого благородного напитка.

Рита Скиннер, одетая в необыкновенно вульгарную лиловую мантию, неожиданно отвернулась от группы и обратилась к Гермионе.

– Что-то вы, милочка, все молчите? Или «Пророк» еще не вынес официального суждения о своем отношении к мистеру Снейпу?

Два… даже два с половиной бокала шампанского уже успели оказать пусть и не магическое, но весьма своевременное действие, так что Гермиона не стала уклоняться от беседы с представителем конкурирующего издания (если, конечно, полудохлый журнальчик, выуживающий деньги из карманов домохозяек и прочих охотников до светских сплетен, может считаться конкурентом серьезной ежедневной газеты).

– Я всего лишь не вижу необходимости обсуждать мое личное мнение о сегодняшней церемонии здесь и сейчас, мисс Скиннер, – холодно произнесла она, вложив в обращение истинно снейповскую дозу презрения.

– И вас не покоробил тот факт, что профессор Снейп открыто признал свою… связь с Тем-кого-нельзя-называть? – продолжала напирать Рита. Ее глаза неприятно сузились.

– Напротив, меня чрезвычайно впечатлил… приятно впечатлил тот факт, что профессор Снейп смог прилюдно говорить об этом сейчас, когда это оказалось важным. Он – смелый и мудрый человек, – медленно произнесла Гермиона, тщательно подбирая слова.

– Защищаете своего любовника, мисс Грейнджер? – вдруг промурлыкала Рита, ядовито улыбаясь.

Гермиона в изумлении отпрянула. Ее карие глаза расширились едва ли не как у Луны Лавгуд.

Теперь уже все англоговорящие журналисты повернулись в их сторону и смотрели на журналистку «Еженедельного пророка» с нескрываемым интересом.

– Ну, что же вы молчите, мисс Грейнджер? – продолжала все также ядовито улыбаться Рита Скиннер, и ее голос сочился неподдельной ненавистью. – Я ведь видела вас во всей красе… и вчера в парке, и сегодня во время Церемонии… и даже не пробуйте отпираться…

– Так, значит, вы следили за мной? – выдохнула, собравшись, наконец, с мыслями, Гермиона.

– Работа настоящего журналиста – всегда быть начеку, не так ли? – еще шире растянула ярко-лиловые губы в улыбке журналистка «Ведьмополитена». И, наклонившись к самому уху девушки, прошептала:

– Или ты думала, что я забыла ту банку, Гермиона Грейнджер?

…И тогда специальный корреспондент «Еженедельного пророка» Гермиона Грейнджер выплеснула шампанское из своего бокала прямо в ярко-накрашенное, улыбающееся лицо специального корреспондента «Ведьмополитена» Риты Скиннер.

В наступившей тишине раздались одинокие аплодисменты специального корреспондента «Придиры» Луны Лавгуд.

…Все, что произошло дальше, Гермиона запомнила смутно. Рита Скиннер что-то кричала, искривив лиловый рот, и обещала жаловаться в Британскую ассоциацию журналистов и главному редактору «Пророка» Грегори Паркеру лично. Остальные негодующе шумели, протягивали салфетки и рекомендовали Высушивающие заклятия. Луна Лавгуд ободряюще хлопала ее по плечу…

…Виновница суматохи не стала дожидаться, чем все это кончится (скорее всего, кончилось бы ничем, ведь на повестке дня у журналистов были события и поважнее), и, гордо развернувшись спиной к присутствующим, аппарировала обратно в гостиницу. Теперь она сидела на полу посреди своего неприбранного после спешных утренних сборов номера, потягивала припрятанное заранее огневиски прямо из горла и, уже традиционно, ругала себя на чем свет стоит.

Разумеется, Гермиона не раскаивалась в своем поступке. Более того, она с превеликим удовольствием повторила бы его еще раз. И даже, пожалуй, отвесила бы Рите Скиннер пару увесистых оплеух. Но – за удовольствия следовало платить, и, вполне возможно, ей предстояло заплатить своей карьерой в «Еженедельном пророке». Мистер Паркер по старой памяти тепло относился к Рите, да и будь на ее месте кто-то другой – едва ли бы начальник погладил Гермиону по головке за подобное, неприличествующее профессиональному журналисту хулиганство…

В дверь комнаты постучали.

– Зайдите позже! – крикнула девушка. Вероятнее всего, это была Луна, а ни утешений, ни вопросов Гермионе сейчас не хотелось.

В дверь постучали чуть настойчивее.

– Да что за… – устало чертыхнулась журналистка, нашарила на полу волшебную палочку и ткнула ей в направлении двери. – Алахомора!

Дверь распахнулась. Гермиона вскочила. Бутылка с огневиски с громким стуком покатилась по полу – янтарная жидкость радостно устремилась на волю.

На пороге ее комнаты стоял Северус Снейп.

– Я стучал в дверь номера, но вы, вероятно, не услышали. Тогда я позволил себе зайти и постучать в вашу… спальню, – спокойно объяснил он, с интересом оглядывая комнату.

– Что вам нужно? – грубо спросила Гермиона, резкими движениями палочки убирая образовавшуюся на ковре лужу.

Профессор Снейп сделал шаг к ней и мягко дотронулся до ее руки.

– Я совершил ошибку, Гермиона, – сказал он.


Глава 10


Несколько секунд Гермиона старательно обдумывала услышанное. Затем осторожно переспросила:

– Простите, сэр?

И тут произошла совсем уж невероятная вещь. С неожиданной сноровкой профессор зельеварения Северус Р. Снейп опустился перед Гермионой Грейнджер на одно колено.

– Пьяная галлюцинация, – обреченно подумала девушка, разглядывая коленопреклонного профессора Снейпа.

– Мисс Грейнджер, – пьяная галлюцинация заговорила тоном, пародирующим высокую торжественность, – второй раз за этот день я пришел просить у вас прощения. Этим утром… да что там этим утром, всю жизнь я вел себя с вами, как презренный трус…

Снейп поднял к ней лицо, и Гермиона увидела, что в его черных глазах не было насмешки: напротив, в них плескалась непонятная ей затаенная тревога. Теперь он молчал, как бы ожидая ее ответных слов, так что Гермиона принялась лихорадочно придумывать что-нибудь поумнее, но тут же почувствовала, что в данную минуту ей не до этого.

Совсем не до этого.

Было ли тому причиной излишне нервозное состояние Гермионы или то, что за весь день она так и не притронулась к еде, но именно в этот решающий момент полбутылки огневиски, поглощенные ею за последние три четверти часа, неожиданно решили устроить в ее желудке что-то вроде революции. Причем в таких масштабах, что Гермиона со всей отчетливостью поняла: еще десять секунд – и ей придется до конца жизни краснеть, вспоминая сегодняшний вечер.

Очень-очень быстро проанализировав ситуацию, девушка приняла единственно верное решение: оттолкнула склонившегося перед ней мужчину и бросилась вон из комнаты…

…Пять минут спустя, рассматривая в зеркале ванной комнаты свое мертвенно-бледное лицо, Гермиона мрачно подумала, что едва ли ей когда-нибудь представится лучший момент для самоубийства. Вторая мысль была несколько более разумной: а не апаррировать ли ей в Лондон прямо сейчас, не теряя ни секунды? Мысль третья была оформлена коротко и ясно: нет!

…Северус Снейп, уютно устроившийся в кресле с одной из гермиониных книг, внимательно посмотрел на появившуюся в дверях девушку. На его лице отразилась странная смесь облегчения и досады.

– Рад, что вам стало лучше, мисс Грейнджер, – ровным голосом сказал он.

Гермиона, вызывающе задрав подбородок (лучшая защита – это нападение), гордо прошествовала по комнате и опустилась в кресло напротив профессора.

– Простите, сэр, – таким же ровным голосом сказала она, вложив в свой тон максимально возможную порцию собственного достоинства.

Снейп усмехнулся и отложил книгу.

– Не скрою, я ожидал несколько иной реакции на свои слова, но, в любом случае, не берите в голову… Между делом, на чем я успел остановиться?..

– Кажется, кое-что о презренных трусах… – протянула Гермиона.

– Именно, – ободряюще улыбнулся Снейп и сцепил тонкие пальцы в замок, – на презренных трусах. Благодарю вас... Точнее, я пытался обратить ваше внимание на мою скромную персону...

Гермиона напряженно кивнула, продолжая сохранять осанку человека, проглотившего швабру.

– Понимаете, мисс Грейнджер… сегодня я понял, что всю жизнь чего-то боялся. Сначала боялся отца, боялся его гнева, его насмешек… Боялся других детей: вдруг они оттолкнут меня, ударят, насмеются… Потом вырос и стал бояться еще больше. Боялся оказаться незамеченным и непризнанным, или, что еще хуже – оказаться в смешной и нелепой ситуации…

Гермиона снова согласно кивнула, но ее собеседник, похоже, не нуждался в доказательствах ее внимания – его взгляд стал чуть отстраненным, туманным, как у всякого человека, погружающегося в собственные размышления.

– Так и вышло, что все эти сорок с лишним лет я не жил – лелеял свой страх. Или прятался от него… А потом вы, Гермиона… Вы ведь были всего лишь полустершимся воспоминанием из не самого приятного периода мой жизни…

Гермиона стиснула кулаки так крепко, что ногти вонзились в ладони.

–…То есть, я, конечно же, читал ваши статьи, – тут же поправился Снейп. – И они мне действительно нравились. Но это – совсем другое: подпись под газетным текстом редко воспринимаешь как живого человека. А потом вы пришли в мой дом, и оказалось, что девочка-всезнайка из Гриффиндора выросла и превратилась в красивую и умную женщину… прямо-таки воплощенный идеал современного мужчины…

– Ып, – сглотнула Гермиона, не в силах произнести что-то более конкретное.

– Разумеется, я увлекся вами, как последний дурак… Мисс Грейнджер, не делайте такие круглые глаза – только не надо доказывать мне, что вы ничего не заметили… Да любая женщина… впрочем, не важно. Возможно, не окажись вас здесь, в Стокгольме, я бы не выдержал и переборол свой страх – попытался бы найти вас в Лондоне. Хотя… скорее всего сидел бы и дальше раком-отшельником в своей скорлупе, упиваясь несбывшимися надеждами… О, Мерлин… Когда я здесь увидел ваше имя в списке журналистов… и потом, вчера вечером… – он задохнулся, но продолжил. – Это было слишком необычно для меня и слишком… пугающе. Неудивительно, что я попробовал убежать от самого себя, опять же, как последний трус…

Снейп прервался и, взяв со столика стакан, попытался налить в него огневиски из отставленной Гермионой бутылки. Его руки заметно дрожали.

– Ваше здоровье, мисс Грейнджер… Так вот…Раз уж сегодня я совершил, наконец, смелый поступок – сказал этим напыщенным павлинам… нашим ученым мужам… сказал им то, что я действительно думал, а не то, что они хотели услышать… Раз уж я сделал это – постараюсь продолжить. Итак… Мисс Грейнджер, мне чертовски жаль, что я вел себя так по-свински этим утром… Я испугался.

Трясущейся рукой Северус Снейп поставил пустой стакан обратно на столик и закрыл лицо руками. Теперь его голос звучал приглушенно:

– Себя испугался, вас испугался, своих чувств испугался. Боялся, что вы меня оттолкнете… что все обратится в шутку. Что я окажусь дураком, каким, собственно, и являюсь… Мисс Грейнджер, простите меня… Я не могу… теперь не могу без вас… Поэтому прошу вас… Мисс Грейнджер? Мисс Грейнджер, почему вы плачете? Гермиона… что я сказал такого, чтобы заставить тебя расплакаться, милая?..

Гермиона и сама не заметила, как первая предательская слезинка скользнула по ее ресницам и устремилась вниз по щеке. В эти минуты она вообще плохо осознавала свое присутствие в пространстве и времени – как если бы вновь наблюдала себя и говорящего с ней Снейпа всего лишь на поверхности волшебного зеркала. И только почувствовав, что ее мокрое от слез лицо гладят осторожные пальцы Северуса, и услышав это простое, но такое важное слово «милая», Гермиона поняла, что все еще дышит.

– Наконец-то ты сказал это… – пробормотала она сквозь слезы и, уткнувшись носом в теплую шею профессора Снейпа, окончательно и бесповоротно разрыдалась.

…А теперь на некоторое время оставим этих двоих. Им еще много нужно было сказать друг другу. Так много, что когда корреспондент «Придиры» Луна Лавгуд, несколько захмелевшая после с честью пережитого банкета, без стука распахнула дверь в спальню номера корреспондента «Еженедельного пророка» Гермионы Грейнджер (мощный удар ногой, отягощенный внушительным «Алохомора»), хозяйка номера все еще сидела на коленях у своего бывшего учителя, а ныне лауреата Столетней премии Международной ассоциации зельеваров (профессора Зельеварения, почетного члена Европейской академии Алхимии, почетного члена Международной ассоциации зельеваров и прочая, прочая, прочая…) Северуса Снейпа.

– Вот, черт, – сказала Гермиона Грейнджер, поспешно вскакивая с колен профессора и одновременно пытаясь привести в порядок окончательно растрепавшиеся волосы.

– Забавная ситуация, – усмехнувшись, резюмировал Северус Снейп, тоже почему-то приглаживая волосы.

– Обалдеть! – щелкнула пальцами левой руки Луна Лавгуд. – Выходит, мисс Навозный Жук все-таки была права?!

И чуть смугловатое лицо мисс Грейнджер, и традиционно-бледная физиономия профессора Снейпа приобрели совершенно одинаковый алый оттенок.

– О, черт! – повторно чертыхнулась Гермиона. – Я же совсем забыла! – Профессор… то есть, Северус, – поправилась она под строгим взглядом черных глаз, – Рита Скиннер жаждет моей крови… Она подглядывала за нами вчера… и сегодня тоже… А после того, как я окатила ее из бокала с шампанским, вне сомнения, она накатает в своем «Ведьмополитене» такую грязную статейку, что ни мне, ни вам мало не покажется!..

– Гермиона, милая, успокойся, – Северус успокаивающе похлопал ее по руке. На этот раз непривычное ласковое обращение далось ему без труда, так что уже успевшая «завестись» журналистка тут же замолчала и, обмякнув, опустилась… правда, не на колени к профессору, а всего лишь на соседнее кресло.

– Но ты не понимаешь, – почти взмолилась она, – Рита…

– Я все прекрасно понимаю, – мягко сказал он. – Во-первых, во время нашего утреннего… разговора я заметил мисс Скиннер, прячущуюся за дверным косяком. Боюсь, моя реакция несколько озадачила именно тебя… Гермиона. А, во-вторых, я имел честь пообщаться с этой очаровательной особой примерно… часа три назад. Именно тогда я и узнал подробности инцидента с бокалом шампанского. Правда, в несколько утрированной форме: я был уверен, что ты вылила на нее как минимум пол-ящика огневиски…

– И что вы ей сделали… сэр? – тут же осведомилась Луна, уже успевшая расположиться в третьем кресле с полным стаканом огневиски в руке.

– Я взял с нее слово, что она не причинит никаких неприятностей Гермионе. В обмен на… небольшое интервью о моей личной жизни.

– Личной жизни? – одновременно ахнули Гермиона и Луна.

– Ну да, – развел руками Снейп, – больше ее ничего не интересовало, так что пришлось применить некоторую долю воображения. Например, рассказал ей, что мы с Гермионой собираемся тайно обвенчаться в Гималаях в Вальпургиеву ночь. А также о том, что моя невеста предпочитает секс в стиле садо-мазо… Кажется, я несколько поторопился… Гермиона, пожалуйста, не смотри на меня так, я только пошутил! Не говорил я ей ничего про садо-мазо…

Гермиона Грейнджер с силой вцепилась в ручки кресла. Три коротких вздоха.

– Ты хочешь, чтобы мы поженились?

– Великий Мерлин… – поморщился Северус Снейп, – Гермиона, для начала запомни нисколько простых вещей. Совершать подвиги и делать предложение – это удел мужчины. И если первое у тебя порой и выходит довольно сносно, то второе…

Профессор резко выхватил из рукава волшебную палочку и уже привычным для Гермионы движением опустился на одно колено.

– Розеус! – внятно произнес он, и в его руке возник пышный букет кроваво-красных роз.

– Гермиона, ты выйдешь за меня замуж?

Гермиона медленно поднялась с кресла… В другом кресле сдавленно ахнула Луна.

– Сразу оговорюсь, – невозмутимо продолжил профессор, – я не Принц на белом коне, так что замков, королевств и прочей романтики обещать не могу…

– А мне... и не надо, – просто сказала Гермиона, отчетливо ощущавшая сейчас, как пол уходит у нее из-под ног и окружающий мир начинает все быстрее крутиться по часовой стрелке.

– Замечательно, – кивнул Снейп. – Будете свидетельницей, мисс Лавгуд.

Затем, внезапно посерьезнев, добавил:

– Я плохо знаю, что такое любовь, Гермиона… Но, если то, что я сейчас чувствую… к тебе, не имеет с ней ничего общего… что ж, значит мне не дано узнать о ней ничего. Пожалуйста, выходи за меня. Я… люблю тебя.

Не то, чтобы Гермиона ожидала такого поворота событий. Она даже хотела сказать что-то о том, что брак – это серьезно, о том, что ее нетрезвое состояние не располагает к принятию столь ответственных решений, о том, что Северус, вероятно, погорячился…

…Но вместо всего этого она просто сказала:

– Да.

…Два часа спустя…

…Они аппарировали у самых дверей ее Лондонской квартиры – уж эти-то координаты Гермиона помнила наизусть.

– Алахомора, – мягко сказала она дверному замку. Очень даже современному замку. Очень даже магловскому.

Дверь услужливо отворилась.

Но Гермиона отчего-то отвернулась прочь от такой знакомой, такой привычной двери родного дома и вперила вопрошающий взгляд в своего спутника – высокого сутулого человека в черной мантии.

– Ну что ты, Гермиона? – почти ласково спросил тот.

– Понимаешь... – она запнулась, – я вдруг подумала… мы знакомы около десяти лет… Выходит, так много любви… так много нежности потеряно за эти годы…

Несколько секунд он обдумывал ответ.

– Ты не права, – наконец, решительно возразил он. – Я думаю, раз уж мы встретились сейчас… десятилетие спустя нашей первой встречи, значит, в этом заключен какой-то очень важный, пока непонятный нам смысл. Может быть, раньше мы не смогли бы понять.. и оценить…

Она торопливо прижала палец к его губам.

– Не надо… Ты войдешь?

– Ну что ты… – криво усмехнулся он. – Я холостой мужчина, а ты – молодая девушка…

– Даже учитывая то, что ты сделал мне предложение? – с интересом спросила она, обвивая руками его шею.

– Тем более, – ловко высвободился он. – Кроме того, тебе нужно работать…

– Угу, – легко согласилась она, – у меня как раз актуальный материал горит… Что-то о Столетней премии… Не поможешь?

– Хм… – он наморщил лоб, – кажется, я что-то слышал о Столетней премии… частное мнение, не более… Предлагаешь поработать над твоим материалом вместе?

– Именно, – подтвердила Гермиона Грейнджер. – Вместе. Мне очень нужна твоя помощь. Видишь ли, это действительно актуальный материал…

Входная дверь за их спинами захлопнулась. Деликатный Крушэнкс рыжей молнией метнулся прочь – на балкон.

– Я с радостью помогу тебе, – сказал Северус Снейп.
PS


Источник: журнал «Ведьмополитен» от второго июня того же года. Обложка + первый разворот.

Автор: Рита Скиннер (соб. кор.)

Заголовок: «Лучший Зельевар Британии увел невесту у Мальчика-который-выжил».

Текст: «Печально известная коллекция известной разбивательницы мужских сердец – журналистки «Еженедельного пророка» Гермионы Грейнджер пополнилась еще одним интересным экземпляром. На этой неделе мисс Грейнджер, особа не слишком красивая, но весьма известная и достаточно амбициозная, сочеталась законным браком с последним лауреатом Столетней премии Международной ассоциации зельеваров Северусом Снейпом
(который, кстати, по результатам последнего опроса читательниц «Ведьмополитена» был признан самым сексуальным мужчиной Бритранских островов).

Думаю, следует напомнить нашим уважаемым читателям, что вплоть до вчерашнего дня мисс Г.Грейнджер считалась невестой Спасителя магического мира и Победителя Сами-знаете-кого Гарри Поттера (который, кстати, по результатам предпоследнего опроса читательниц «Ведьмополитена» был признан самым сексуальным мужчиной Британских островов)! Вероятнее всего, основной причиной выбора мисс Грейнджер в пользу далеко не столь красивого, а также известного своим нелюдимым характером Снейпа, стало его отнюдь не маленькое состояние, а также слава, снисканная им на научном и светском поприщах.

«Я не знаю, как дальше жить без Гермионы… Мне кажется, она околдовала меня… Тем более этот Снейп такой старый…», – сказал в доверительном интервью нашей корреспондентке Гарри Поттер.

«Я долго выбирала, но ведь Гарри – всего лишь мальчик, в то время, как Северус – настоящий мужчина… особенно в постели», – откровенничает мисс Грейнджер.

«Мне плевать на отношения моей невесты с этим Гарри Поттером, но если он только попробует приблизиться к Гермионе – клянусь, я его убью…» – угрожает ее новоиспеченный супруг Северус Снейп.

Свадьба прошла скромно, в кругу родственников и друзей. Кроме вашей покорной слуги, никто из представителей прессы на церемонию допущен не был.

Венчание состоялась в Белфасте, на родине мистера Снейпа. Оба – как невеста, так и жених, – были одеты в мантии от мадам Дюбуа (материал о новинках весенней коллекции в магазине Дюбуа читайте на странице 15-16).

Особо заинтриговал гостей друг и любовник Гарри Поттера Рональд Уизли, пришедший на семейное торжество в паре с некой безвкусно одетой блондинкой по имени Луна Лавгуд.

Но абсолютным гвоздем программы стало, разумеется, появление на публике самого бывшего жениха невесты, Мальчика-который-выжил. В ту секунду, когда тонкое золотое кольцо скользнуло по пальцу бывшей мисс Грейнджер, на его изумрудно-зеленые глаза навернулись слезы…

Разумеется, редакция «Ведьмополитена» продолжит расследование животрепещущего вопроса: каким образом девушке далеко не выдающейся внешности, и, тем более, далеко не выдающихся магических способностей, удалось заполучить в свои сети двух наиболее выдающихся магов современности….

Ждите новые разоблачающие материалы от Риты Скиннер на страницах «Ведьмополитена»!

(Текст статьи обильно иллюстрирован фотографиями хорошего качества).
PPS


Хороший и умный американский писатель Сэмюель Клеменс, более известный как Марк Твен однажды заметил, что в любой истории о взрослых точку можно поставить на свадьбе. Наша история заканчивается тремя днями позже…

…Ранним утром пятого июня все того же, столь знаменательного в ее жизни года Гермиона Грейнджер… ой, простите – Гермиона Грейнджер-Снейп, одетая в весьма и весьма нескромный домашний халатик, сидела в очень уютном и мягком кресле, неторопливо потягивая сваренный мужем кофе. На столе перед ней лежал свежий номер «Ведьмополитена», открытый на первом развороте, где в левом верхнем углу редакторской колонки была напечатана небольшая, но весьма хорошего качества фотография редактора отдела светской хроники Риты Скиннер. В правой руке молодая миссис Снейп держала открытую брошюру «Как навести порчу по фотографии» из чего следовало, что в ближайшее время мисс Скиннер должно было сильно не поздоровиться…

Супруг Гермионы, который, кстати, был отмечен читательницами «Ведьмополитена» как самый сексуальный маг британских островов, сидел за тем же столиком – напротив своей жены. Сейчас он был занят – разбирал почту, которой за три первых дня медового месяца (в течение которых супругам, разумеется, было не до переписки) накопилось куда больше, чем ему хотелось.

На спинке его кресла, надежно вцепившись маленькими черными коготками в бархатную обивку, сидел необыкновенно довольный собой почтовый филин Гуамоколатокинт. Судя по выражению его хитрых круглых глаз, он считал объем корреспонденции своей личной заслугой…

Гермиона, на секунду отвлекшись от чрезвычайно занимательного параграфа, посвященного насыланию парагвайской чесотки путем посыпания фотографии жертвы порошком из красного перца, смешанного с сушеным пометом дромедара, с умилением посмотрела на своего мужа и его филина. Увиденная картина, по-видимому, совершенно удовлетворила девушку, так что она вновь обратилась к тесту заинтересовавшей ее главы.

Ненадолго.

Буквально через полминуты Северус Снейп издал вопль смертельно раненного питекантропа, затейливо выругался сквозь зубы и сильным ударом сбросил одну из распечатанных посылок на пол. Пергаментная упаковка треснула, и из образовавшейся щели начали выпрыгивать лягушки – самые настоящие лягушки густого шоколадного цвета. По комнате тут же пополз сильный запах какао и ванили. Черный почтовый филин Гуамоколатокинт и заскучавший под столом Крушэнкс тут же бросились вслед за беглянками.

Гермиона только и могла, что в недоумении наблюдать за всем этим ералашем. Наконец, все давшие себя поймать шоколадные лягушки были пойманы (счет 28:22 в пользу Крушэнкса), удовлетворенные домашние любимцы расползлись по углам, а ее муж, наконец, отдышался и смог внятно сформулировать свои претензии к окружающему миру.

– Вот, полюбуйся, – буркнул он, протягивая Гермионе конверт толстого пергамента.

В конверте оказалось короткое вежливое письмо, в котором Уинстон С. Макомбер, генеральный директор кондитерской фабрики «Макомбер и правнуки» извещал профессора Зельеварения, почетного члена Европейской академии Алхимии, почетного члена Международной ассоциации зельеваров, почетного участника Британской научной магической коллегии, кавалера ордена Мерлина III степени, лауреата Столетней премии Международной ассоциации зельеваров и героя войны Северуса Р. Снейпа о том, что последний заслужил честь стать 5386-м волшебником, чей портрет помещен на вкладыши к так называемым «шоколадным лягушкам». В постскриптуме сообщалось, что кондитерская фабрика «Макомбер и правнуки» с огромным уважением и пожеланиями дальнейших успехов высылает Северусу Р. Снейпу коробку пробных «авторских» экземпляров…

– Это же немыслимо! – продолжал бушевать вышеупомянутый профессор Зельеварения. – Может, еще выпустим заводные игрушки «Северус Снейп»? Или набор открыток? Два кната – штука?

– По-моему, очень неплохая идея, – Гермиона склонилась над валявшейся на полу коробкой, достала оттуда одну из карточек и, на всякий случай, спрятала ее в карман халата. – Только вот, боюсь, я попросту разорюсь, скупая твои изображения во всех видах и ракурсах...

Она подошла к все еще полыхающему праведным гневом мужу и нежно обвила его руками.

– Не разоришься, – уже более миролюбиво пробурчал Северус Снейп, целуя каштановый локон волос, упавший ему на лицо, – я достаточно хорошо зарабатываю…

И, уже целуя своего мужа, Гермиона Грейнджер-Снейп поняла, что ее семейная жизнь началась.

Happy End



Послесловие от автора:
Здравствуйте, мои уважаемые читатели! Пишет вам автор вышеприведенного бреда Гуамоколатокинт.
Во-первых, хочу поблагодарить вас за внимание и терпение. Спасибо!
Во-вторых, очень бы хотелось себя прорекламировать (если не я, то кто же...) Дело в том, что по ряду причин этот фик задумывался лишь как короткое предисловие к другому, с много большим количеством героев и с куда более насыщенной фабулой. По сути, он таковым и стал.
Короче, если вам действительно хочется прочитать о дальнейшей жизни моих Снейпа и Гермионы – читайте фик “Частный интерес” (http://www.hogwartsnet.ru/fanf/ffshowfic.php?fid=6608). Пока что выложен один пролог, но, ежели не загнусь, буду представлять на ваш суд и следующие главы – хотя и не слишком быстро%))))
Еще раз спасибо за внимание!
Гуамоколатокинт
Hosted by uCoz