Мой мальчик
Аффтар: Fidelia (Fidelia2@yandex.ru)
Бэтта: –
Дата выпуска: 12.02.2006
Паёринг: Гилдерой Локхарт/Гарри
Прейтинг: PG-15
Категория: слащ
Жанр: энгст, АУ
Самара: «...я люблю маленьких мальчиков и никогда не обижаю их». Профессору Защиты от Тёмных Сил можно доверять?
АУ по второму году обучения Гарри.
Дискляймэр: всё принадлежит мне, Ро просто проходила мимо, денег никому не заплатили…
Уарнинг: ченслащ, но мышки могут смело жрать кактус, он без колючек. Хотя всё равно горький.)))))
От автора: фик написано в подарок для Мерлинды, она так любит Гилдероя Локхарта...
Архивирование: да, но предупредите, плиз.
Мой мальчик
– Профессор Локхарт, можно?
– Да, Гарри, заходи, ты немного опаздываешь на отработку, – раздаётся в ответ чуть капризный нетерпеливый голос.
– Извините, я задержался на тренировке, – Гарри вздыхает и протискивается в дверь, отчего-то не решаясь открыть её настежь.
– Привет, Гарри!
– Заходи, Поттер!
– Что-то ты зачастил к нам, мальчик! – сияют приветливыми улыбками многочисленные портреты Гилдероя Локхарта, запечатлённого в разных интерьерах, в мантиях всех цветов радуги. Пара картинных Гилдероев торопливо срывают бигуди с недозавитых кудрей, один прячет в карман что-то вроде тюбика губной помады, ещё один заталкивает журнал с комиксами под внушительную стопку книг и хватает сверху первый попавшийся фолиант, «Практику гипноза», делая вид, что читает нечто высокоинтеллектуальное, а держит при этом книгу вверх ногами. В другое время Гарри рассмеялся бы, но сегодня он слишком устал; поскорее бы отделаться от назойливого профессора и лечь спать…
– Ну, Гарри, думаю, что сегодня я смогу доверить тебе написание писем. Хватит с тебя заполнения конвертов. Своим старым верным поклонникам я пишу сам, а вот новичкам, количество которых день ото дня всё увеличивается, я доверю написать тебе, – Локхарт сам отодвигает стул для Гарри и усаживает мальчика, слегка подталкивая его к столу за плечи.
– О... сэр, я не... а может, не надо... – кривится Гарри, отвернувшись, но Локхарт, устроившийся за столом наискосок от него, не так понимает, естественно.
– Нет-нет, Гарри, я верю в тебя, мой мальчик, ты ничего не испортишь! Я дам тебе специальное перо, проверяющее ошибки и не оставляющее клякс, ты не испортишь мой имидж самого грамотного волшебника Великобритании. Я уже показывал тебе сертификат, удостоверяющий мои познания в сфере филологии? Нет? Сейчас я его найду, секундочку... О чём это мы говорили? Ах, да, письма. Ничего особенного тебе придумывать не надо будет, у меня есть... э-э-э... как бы это получше выразиться... определённый шаблон. Возможно, тебе покажется несколько циничным, что я всем пишу поначалу одно и то же...
– Нет, сэр, что вы, сэр. Мне ничего такого не покажется... – Гарри не хочет в очередной раз выслушивать, как на самом деле Гилдерой дорожит своими поклонниками. Мальчик уже наизусть выучил все его любимые фразочки во время пары предыдущих отработок. – И сертификат не надо доставать, я верю, правда, как можно не верить вам, самому известному и популярному волшебнику современности? – Гарри прячет кривую улыбку, уткнувшись в рукав мантии, но недалёкий Локхарт принимает его комплимент за чистую монету.
– Что ж, я рад твоему доверию, Гарри. Видимо, мои книги, написанные безупречным языком, убедили тебя, да? – игриво подмигивает ему профессор. – Сейчас я дам тебе образец, по нему напишешь... э-э-э... двадцать три письма, – сверяется Локхарт с какими-то своими записями и пододвигает Гарри рулон розоватого пергамента, при этом случайно задевая его руку. Пергамент с водяными знаками маленьких сердечек приторно пахнет сладкими духами, Гарри с трудом подавляет в себе желание хихикнуть и вовремя чихает. – Не волнуйся, письма не очень длинные, не люблю утомлять своих поклонников многословием, знаешь ли... Так, пара слов о том, как я люблю и уважаю своих почитателей, чуть-чуть о том, чем я сейчас занят, немного о планах на будущее, пожелания счастья и гармонии с собой... Ты меня слушаешь?
– Ага, – кивает Гарри, прикрыв откровенный зевок ладонью и подперев голову рукой.
– Да ты совсем засыпаешь, мой мальчик, утомительная была тренировка? Тяжёлый день?
– Угу, – кивает Гарри, размечтавшись, что Локхарт его отпустит и перенесёт отработку на другое время.
– О, ну тогда я приготовлю тебе чай, не возражаешь? С печеньем, с моим любимым печеньем «Йоркширские Йети», названным так в честь моей книги, которая побила все рекорды и возглавила списки лидеров продаж в прошлом году... Очень вкусное печенье необычной формы, оно с корицей...
Гарри ненавидит сладости с корицей, но если Локхарт перестанет трещать и оставит его одного хоть на минуту, чтобы приготовить чай, это того стоит.
– Да, спасибо, сэр, вы очень добры, сэр, – старательно улыбается мальчик, макая волшебное перо в чернильницу. Чернила, конечно же, розовые...
...Милая миссис Стоунбрейк, я чрезвычайно польщён вашим внимание к моей скромной персоне. Видит Мерлин, моя малозначительная личность не стоит того, чтобы так преданно следить за моими успехами и достижениями, хотя, не скрою, мне это очень приятно и лестно. Я рад, что вы прочитали все мои произведения и смогли почерпнуть что-то важное и интересное для себя...
Спустя какое-то время Локхарт торчит у Гарри за спиной и читает, что у того получается.
– Устал сидеть, а, Гарри? Может, походишь, разомнёшься? Или давай я тебе сделаю лёгкий массаж спины. Я, знаешь ли, лучший специалист по мануальной терапии в Великобритании. Меня очень хотели взять на работу в больницу Святого Мунго, чтобы я помогал пациентам, прикованным к постели в результате серьёзных травм, но ты же понимаешь, что я не могу оставить школу. Учить детей для меня – вот что важно. Передавать свои ценнейшие знания будущим поколениям...
– Ой, – дёргается вдруг Гарри, отвлёкшись на бесконечный монолог Локхарта, – одна буква не влезла в конце строчки, некрасиво-то как... Н-да, почерк у него слишком крупный... Придётся стирать всю строчку кляксовыводителем... – Профессор, а как же почерк? – доходит вдруг до Гарри, его по-детски крупные буквы при всём желании не примешь за косой убористый почерк Локхарта.
– О, не волнуйся, мой мальчик, я изменю почерк с помощью нехитрого заклинания. Магия всегда придёт на помощь тем, кто знает, как с ней обращаться. Можно быть сколь угодно знаменитым, но не зная определённых заклинаний и не умея вовремя применять их, ничего путного не добьёшься, ты согласен со мной, юный Поттер?
– О... ну да... наверное... – Гарри пропускает мимо ушей очередную псевдо-умную тираду Локхарта.
– Что же ты не пьёшь чай? Это мой любимый, зелёный с индийским лотосом. Очень полезен, знаешь ли, обладает определённым м-м-м... эффектом, впрочем, тебе ещё рано о нём знать, ещё он сжигает жиры и поддерживает в тонусе, у меня такие мышцы...
Гарри торопливо пьёт уже остывший чай, заталкивая необычное глазурированное печенье в виде фигурки снежного человека в рот целиком. Печенье подмигивает мальчику глазами из шоколадных капелек, и тот чуть не давится и царапает горло, спеша проглотить сдобного человечка. Всё что угодно, лишь бы болтун-учитель замолчал и быстрее оставил его в покое...
– Хочешь оценить мои мышцы? – продолжает Локхарт, сгибает руку, приподняв локоть и сжимая кулак, чтобы продемонстрировать бицепсы.
– Нет-нет, сэр, я... я верю, – лепечет Гарри, который если чего и хочет, то это поскорее отделаться от словоохотливого, не сказать навязчивого, профессора. Всего восемь писем осталось.
– Не стесняйся, мой мальчик, давай сюда руку, – и профессор насильно поднимает Гарри со стула, хватает за руку, а потом сильно задирает рукав своей мантии и заставляет ученика нажать пальцами на плечо, обтянутое шёлковой рубашкой цвета лаванды. – Какая крепость и упругость мышц, а! Чувствуешь?
– Да, сэр, вы очень спортивный, сэр. Вы не писали об этом в своих книгах? Наверное, вы много занимаетесь, чтобы всегда быть в тонусе... – нет, простодушный Локхарт как всегда не улавливает сарказма Гарри.
– О, Поттер, мой мальчик, ты подал мне чудесную идею! Я напишу книгу о своих спортивных достижениях, опишу в ней разработанный мной комплекс упражнений, запатентую его и – вуаля! Какой же ты молодец, Гарри, здорово придумал, я посвящу мою новую книгу тебе! Пусть все знают, кто разделил со мной немеркнущую, постоянно возрастающую славу! – и Локхарт ласково треплет Гарри по голове. Тот непроизвольно вздрагивает, потому что больше привык к затрещинам, щедро раздаваемым дядей Верноном.
– О, Гарри, не бойся, я никогда никому не делал больно, разве что какие-нибудь монстры нападали на меня первыми. Что ты, я самый мирный волшебник по эту сторону Атлантики, я люблю маленьких мальчиков и никогда не обижаю их, – профессор ласково улыбается, не забыв по привычке продемонстрировать безупречные зубы, а потом немного неловко обнимает Гарри. – Всё хорошо, ну-ну, если тебе тяжко, можешь поплакать. Я прочитал в письме одной своей поклонницы – она поведала, что знает тебя лично – что ты сирота и живёшь с ужасными магглами, которые третируют и притесняют тебя, что тебе с ними плохо. Ты ведь вспомнил сейчас о них, да? Не стесняйся мой мальчик, поплачь. Иногда полезно проявлять свои чувства, нельзя держать всё в душе, Гарри. Если тебе плохо, приди к тому, кто может тебя выслушать и дать совет или же просто посочувствовать. В своих книгах я всегда пишу о том, как важно вовремя выслушать человека, которому необходимо выговориться. У тебя ведь совсем нет родных, да, Гарри? Некому лишний раз обнять тебя... Бедный, как тебе, должно быть, одиноко...
Гарри никогда не демонстрирует свои чувства посторонним людям, он привык жить по принципу «помоги себе сам», и сострадание со стороны взрослого человека, да ещё профессора, несколько выбивает его из колеи. Гарри на мгновение становится жалко себя. Да ещё спать хочется всё сильнее и сильнее. Когда Локхарт обнимает его, мальчик неуклюже застывает, уткнувшись носом во вкусно пахнущую мантию профессора и боясь пошевелиться.
– Ну же, не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю, – уже тише приговаривает профессор Защиты, поглаживая Гарри по прохладной щеке тыльной стороной ладони. Его руки нежные и ухоженные, а прикосновения ласковые и почти невесомые. – Скажи, тебе ведь не хочется быть одному, да?
Ты же на самом деле хочешь, чтобы тебя любили, да? – Гарри молча кивает. – Тебе ведь хочется, чтобы время от времени тебя обнимали и целовали, как родители делают это с другими детьми, да? – Гарри снова кивает. – А мне хотелось бы иметь мальчика, своего мальчика, такого, как ты. Вроде как сына. У меня тоже никого нет. Я один, я совершенно один. У меня никого нет, ни семьи, ни детей, ни родителей, одни поклонники. Но кто они мне, эти поклонники? Ну, пишут письма пачками, но они же не знают, какой я на самом деле... Кто я, что я из себя представляю... Я одинок, безумно одинок, настоящий я никому не нужен и не интересен, всем есть дело лишь до моей славы и популярности... Мне даже не с кем поговорить по душам, так же, как и тебе. Всем важна лишь наша с тобой слава, Гарри... Тебе хоть иногда жалко себя, Гарри? А меня тебе ни жалко? Ты смог бы помочь мне, если бы сумел? Ты поможешь мне?
И тут Гарри в третий раз молча кивает, не в силах сказать нет и отказать в помощи тому, кто в ней так нуждается. У профессора Локхарта доброе растерянное лицо, и Гарри отчего-то кажется, что в жизни он совсем не такой, как на картинах и фотографиях. Не такой уверенный в себе, не такой блестящий и великолепный, а более человечный, что ли... Более естественный, простой, живой и какой-то невероятно несчастный и одинокий. У Гарри почему-то вдруг делается очень тяжёлая голова, да и ноги отказываются его держать, словно все силы вдруг разом покинули его.
– Вот и хорошо, вот и правильно, мой мальчик, спасибо, что дал согласие, без него никак нельзя... – частит профессор, на какую-то секунду отпуская Гарри, только чтобы подхватить его на руки, отнести в другую комнату, сесть на кровать и посадить его к себе на колени. Профессор обнимает мальчика одной рукой, а второй ласково перебирает волосы на затылке, отчего по спине Гарри ползут приятные щекотные мурашки.
– Тебе ведь мешают очки, да? – мягко спрашивает Локхарт Гарри не меняя интонации, но его голос теперь какой-то хриплый и монотонный. Он словно гипнотизирует и убаюкивает, притупляет чувство самосохранения. – Давай их снимем и уберём... Во-о-от, теперь всё хорошо, теперь всё в порядке, мой мальчик... Ресницы какие, а! Длинные, как у девочки. Ты бы хотел быть девочкой? Нет? Наверное нет, ты и мальчиком хорош, очень хорош, Гарри. У тебя красивые глаза... Такие зелёные, как майская листва. Ты ведь любишь май, да, Гарри? Последний весенний месяц, молодой, яркий и свежий, как ты, Гарри...
Гарри не находит в себе сил сказать хоть что-то, он лишь кивает и кивает и как зачарованный смотрит в невинные эмалево-голубые глаза Локхарта с расширенными зрачками, похожими на чёрные дыры. Эти дыры словно высасывают, поглощают все его силы, всю его волю.
– У тебя красивые губы, Гарри... Они пухлые и нежные, как у ребёнка. Впрочем, ты и есть ещё ребёнок, мой мальчик, сколько тебе? Тринадцать есть уже? Нет? Ещё двенадцать? Ну вот и славно, вот и хорошо... У тебя крошка от печенья прилипла к губе. Можно... м-м-м... можно я её слизну?
Гарри снова бессмысленно кивает как китайский болванчик, перед глазами всё расплывается, потому что он без очков, да и вообще ему отчаянно хочется спать. Голова с каждой минутой всё больше тяжелеет, мысли медленно ворочаются в ней словно в густом сахарном сиропе, руки и ноги странно затекают, отяжелевшие веки норовят прикрыть глаза.
Ладонь Локхарта запрокидывает ему голову, а потом мягкие и нежные губы касаются его рта, язык слизывает крошку с губ, а потом осторожно раздвигает их, так осторожно, будто профессор крадётся по минному полю из маггловских военных фильмов. От учителя приятно пахнет чем-то вроде мяты, как хорошо, что не корицей, и Гарри охотно приоткрывает рот, ощущая, как туда мгновенно юркой змейкой проскальзывает язык Локхарта.
– Закрой глазки, закрой, – шепчет профессор, на секунду отрываясь от губ Гарри. Он поддерживает мальчика за спину одной рукой, а другой проводит по лицу, убирая волосы со лба, стараясь не коснуться шрама.
Гарри приятно. Он хочет сказать об этом профессору, но рот занят, и тогда он обнимает Локхарта одной словно налившейся свинцом рукой за шею, а другой с трудом гладит по щеке, покрытой юношеским пушком, будто бы профессор не бреется, как все взрослые мужчины.
Веки Гарри опускаются, он устал за день, так устал, сегодня было восемь занятий, а потом тренировка, да ещё МакГонагалл отправила его на отработку к Локхарту... Ему отчаянно хочется спать, ему так спокойно рядом с этим добрым и ласковым человеком... Профессору Защиты от Тёмных Сил можно доверять.
Сквозь вязкую дремоту Гарри чувствует, как ловкие тонкие пальцы осторожно дёргают застёжки его мантии, ослабляют галстук, задирают свитер, расстёгивают мелкие пуговички клетчатой фланелевой рубашки. Тёплые нежные руки скользят по обнажённым плечам, глядят его узкую детскую грудь, чуть щекочут живот, пытаются заползти под ремень брюк. Но Гарри не успевает почувствовать, что он уже не сидит на коленях профессора, а лежит на широкой мягкой кровати, а прикосновения рук сменяются чуть влажными, трепещущими прикосновениями губ и языка. Мальчик крепко спит.
***
– Эй, Гарри, ты на ходу спишь, что ли? Я же с тобой разговариваю! Смотри сюда! – легонько похлопывает его по щекам Локхарт. – Всё внимание на меня... Unus Hora Obliviate!
Отлично, мой мальчик, ты далеко пойдёшь. Я только что говорил, что посвящу свою новую книгу о спорте для волшебников тебе. Ну, ты рад? – нетерпеливо теребит его за рукав профессор, как будто раздумывая, стоит ли окончательно привести Гарри в чувство пощёчинами посильнее, или тот уже пришёл в себя.
– А? Что? Простите, сэр, я, видимо, отключился на секундочку... – Гарри смущённо трёт глаза и усиленно моргает. Перед глазами плавают чёрные точки, будто его ослепила вспышка маггловского фотоаппарата. Надо же, он даже перо из пальцев выпустил... Не стоило так откровенно клевать носом, ведь это отработка, как-никак, пусть и у никчёмного самовлюблённого павлина, мнящего себя профессором. – Да, сэр, я очень рад, сэр, мне ещё никто никогда не посвящал книг.
– Что ж, всё когда-нибудь бывает в первый раз, мой мальчик... – философски замечает Локхарт, зачем-то подмигивая. – Ну, ты совсем спишь. Давай закончим на сегодня, но ты ещё придёшь ко мне завтра и закончишь работу, договорились?
– Сэр, может, я лучше сегодня?.. – Гарри совсем не улыбается таскаться каждую ночь к этому кудрявому недоразумению в лиловой мантии.
– Нет-нет, Поттер, во-первых я забочусь о твоём здоровье. Хорош я буду профессор, загоняя детей непосильным трудом в могилу! Ночью полагается спать. Во-вторых, человек, получивший письмо, всегда чувствует, с каким настроением его написали. Кому хочется получить письмо, написанное уставшим раздражённым человеком? Лучше ты придёшь ко мне завтра и доделаешь свою работу. Всё, договорились. Иди, мой мальчик, иди, тебе надо хорошенько отдохнуть и выспаться... Сегодня у тебя был непростой день.
Гарри неуклюже встаёт, чуть пошатываясь. Тело затекло от долгого сидения, голова тяжёлая и какая-то чужая, словно его оглушили, и он долго пролежал без сознания, руки и ноги немного онемели. Он не успевает доковылять до двери, как его останавливает голос профессора Локхарта.
– Гарри, скажи, завтра ведь у вас есть Зельеварение, да? Пожалуйста, попроси профессора Снейпа от моего имени прислать ещё пузырёк его замечательного снотворного. Почтенный профессор меня несколько... э-э-э... недолюбливает, но ты ведь окажешь мне эту маленькую услугу, а? Тем более, что я собираюсь посвятить тебе книгу. Как же называлось это зелье?.. Ах да, «Сон младенца». Оно у меня буквально сегодня закончилось. Лучшее средство дать отдых телу после утомительного и многотрудного дня... Жаль только, потом голова немного тяжёлая.
Молча кивнув и даже не обернувшись, Гарри вздыхает и выскальзывает за дверь, отчего-то не решаясь открыть её настежь.
