Счастливое будущее
Автор: Fidelia (Fidelia2@yandex.ru)
Бета: Ledy_Aribet (lаdy_aribet@slashfiction.ru)
Пейринг: ЛМ/АУ
Рейтинг: R
Жанр: ангст (?) АУ за некоторое возрастное несоответствие.
Категория: слэш
Дата выпуска: 20.11.2005
Дисклеймер: если Роулинг умудрится заработать на этом деньги, то я с радостью признаю, что это всё её.
Саммари: Артур Уизли приходит в Азкабан, чтобы зачитать права Люциусу Малфою перед судом и делает совсем не то, что собирался. Любителям усиленно-гламурного Люциуса просьба не беспокоиться и не беспокоить меня.
Ворнинг: немного умеренного BDSM’а
Посвящается Леди Арибет, которая долго и терпеливо ждала выполнения своего заказа)) Огромное ей спасибо за умение писать (и править) БДСМ.
От автора: да, это мой первый типа-слэшный фик )).
ПРИМЕЧАНИЕ: у этого фика есть параллельный, написанный Леди Арибет (за что ей респект и спасибо): http://www.hogwartsnet.ru/fanf/ffshowfic.php?fid=9253
Протестующий скрежет и грохот тяжёлой двери, щелчки замков – и в нос сразу же ударил запах сырости и затхлости, едкой рыжей ржавчины и гнилой соломы. Пара шагов по коридору в сторону камер – и это амбре дополнила вонь нечистот, испражнений, рвоты и крови. Кап… кап… кап… – где-то непрерывно падала вода, просачивающаяся сквозь щели под потолком, стекающая по неровным каменным стенам и разъедающая их морской солью.
Дышать стало тяжело не только из-за запаха, но и из-за присутствия вернувшихся дементоров, на грудь, будто сразу же лёг камень размером с хорошую могильную плиту. Хотя во время чиновничьих визитов в Азкабан дементоров держали в специальном изоляционном помещении, их влияние всё равно ощущалось, и перед глазами вставали тёмные мрачные образы, полные отчаяния и безысходности.
Он скрипнул зубами и с силой зажмурился, тряся головой, чтобы отогнать видения, вызывающие почти физическую боль. Они на время отпустили, перестали царапать душу в кровь. Мужчина поёжился, накинул капюшон форменной министерской мантии на уже заметно облысевшую голову, плотнее запахнул широкие полы и засунул руки глубоко в карманы. Он будто хотел отгородиться от царящей здесь безысходной тоски, давящей на психику.
Мерлин, как же он ненавидел Азкабан... Зачем же он раз за разом входил сюда? Хотел удостовериться в том, что звери на самом деле в клетках и что счастливое будущее волшебного мира в безопасности? Ох уж это пресловутое счастливое будущее... Может, он хотел самостоятельно зачитать бывшим Упивающимся их права перед судом? Или...
Вообще-то, Артур Уизли не хотел, чтобы его назначали главой следственной комиссии по делам бывших Упивающихся смертью, но после гибели большинства министерских авроров и почти всего состава Ордена Феникса он оказался наиболее подходящей кандидатурой на этот пост; почти весь Уизенгамот единогласно проголосовал за его назначение.
Случись это пару лет назад, Молли безмерно гордилась бы им, а сейчас... Какая ирония. У Молли теперь есть чувства поважнее, чем дурацкая гордость за мужа. Скорбь, например. Чувство невосполнимой утраты. Беспредельная тоска по тем, кого уже нет.
Артур неохотно брёл по бесконечному лабиринту подземной тюрьмы, сворачивая, казалось бы, наугад, на деле же успев изучить Азкабан достаточно хорошо. Тюрьма была огромной, и даже сейчас, когда большинство пленных Упивающихся ещё не были приговорены к Поцелую и ждали в камерах суда, многие клетки пустовали.
Он шёл по узкому тёмному коридору, стараясь отрешиться от стонов, охов, вскриков и бормотания заключённых. Кто-то из них уже сошёл с ума, кто-то был на грани помешательства, кто-то ещё хорошо держался, демонстрируя невероятную волю к жизни, силу духа и упорное нежелание сдаваться.
Суд уже приговорил к Поцелую дементора супругов Лестрейндж, Руквуда, Нотта и Гойла, взятых живыми во время Последней битвы. Все они отказались от адвоката и не стали давать какие-либо показания в свою защиту, поэтому суд свершился быстро на основании многочисленных обвинений и свидетельств. Следующий судебный процесс должен был быть против Люциуса Малфоя, сидящего в тюрьме почти два года...
Артур отчего-то вздрогнул при этой мысли и снова свернул из одного коридора в другой, спустился по неприметной угловой лестничке и вышел к камерам, в которых содержались особо опасные преступники; когда-то в одной из них провёл двенадцать лет Сириус Блэк.
На самом нижнем уровне Азкабана было по-настоящему холодно, сырость пробирала до костей, забираясь под плотную суконную мантию, под фирменный свитер мамы Уизли, рубашку и тёплые брюки, поглаживая холодными пальцами голую кожу. Как тут жили заключённые, которым раз в год выдавали тонкую холщовую тюремную робу, и вообразить было страшно. Преступников держали в одиночных камерах на хлебе и воде, постелью им служила слежавшаяся солома, на особо буйных помимо кандалов надевали ошейник с вмурованной в стену цепью, ограничивающей перемещения по камере, а за малейшую провинность людей (хм, людей ли?) подвешивали за кандалы на запястьях к потолочному крюку.
Вот и нужная камера. Мрачная полутьма, спёртый воздух непроветриваемого помещения, вонь немытого тела, терпкий густо-рыжий запах старой решётки, будто пачкающий ноздри ржавчиной и царапающий их изнутри, гнилой дух соломы, непрерывный стук капель, тяжёлое дыхание пленника... Все атрибуты Азкабана на месте, как они теперь знакомы Артуру...
– О, кого я вижу... – раздался глухой голос с разворошенной кучи соломы в углу. – Никак сам mon cher пожаловал... – глумливая речь прервалась кашлем.
– Люциус Абраксас Малфой? – официальным тоном осведомился Артур Уизли, с большим трудом подавляя обычную вспышку гнева, охватывающего его всякий раз при виде этого человека. Только бы не дать слабину и не позволить дементорам присосаться к душе. – Я, Артур Патрик Уизли, глава следственной комиссии, назначенный на эту должность Уизенгамотом, зачитаю вам ваши права перед тем, как состоится суд. Вы имеете право не свидетельствовать против себя...
– Оставь это, mon cher, – снова хрипло прервал его Люциус, с трудом вставая с соломы и подходя к решётке.
Две длинные цепи, прикреплённые к наручникам, гулко бренчали по полу, третья, с ошейником на конце, так и лежала на полу неиспользованной. Видимо, Люциус "хорошо себя вёл".
– Лучше скажи, зачем ты пришёл? Могли послать сошку и помельче тебя, ты же теперь шишка, mon cher... – Малфой снова сипло закашлялся.
Он плохо выглядел. Не неважно, не так себе, не средне, а именно плохо. Даже очень плохо. Если бы Артур увидел Малфоя в толпе нищих в одном из закоулков Лютного переулка, он с большим трудом узнал бы его. Длинные тонкие волосы, некогда казавшиеся сотканными из лучей лунного света, теперь свалялись в грязные колтуны, во впалые щеки с неравномерно проступающей седой щетиной въелась грязь, неоднократно сломанный во время допросов нос неправильно сросся, наскоро залеченный в тюремном лазарете, отчего Малфой напоминал бывалого маггловского боксёра. Лицо Люциуса осунулось, покрылось сеткой морщин и заметно постарело, линия подбородка стала резче, губы сжались в ломаную линию. Былой аристократический лоск словно облез с него клочьями, мишурные блестки богатства облетели, явив малопривлекательную изнанку роскоши...
Единственное, что в Люциусе осталось неизменным, это глаза. Холодные, тусклые, покрытые серой ледяной коркой, словно застывшая поутру ноябрьская лужа. Они как-то потусторонне светились на измождённом помертвевшем лице, придавая Малфою зловещий вид.
Люциус внимательно рассматривал Уизли из своего угла, лениво скользя оценивающим взглядом по лицу, казённой одежде, даже ботинкам, а потом вдруг резко метнулся к решётке, навалился на неё всем телом и вцепился в прутья тонкими пальцами с обломанными грязными ногтями. Цепи мерзко и предсказуемо звякнули и натянулись почти до предела. Артур вздрогнул от неожиданности и мгновенно отпрянул назад, запоздало одёргивая себя – вот ещё, он стоит по эту сторону решётки, он тут по государственному делу, он официальное лицо, ему нечего бояться. Люциус сипло рассмеялся, довольный тем, что напугал Артура.
– Что, mon cher, боишься меня? Меня, которого держат как зверя в клетке... Ну, заходи в гости, раз пришёл. Не права же мне зачитывать ты явился, а? Нет, mon cher, ты пришёл полюбоваться на мой позор, на то, как я опустился, на кого похож, на то, кем я стал... Тебе ведь легче верится в собственное счастливое будущее, глядя на меня в камере, а?
– Я пришёл зачитать вам ваши права и проверить, готовы ли вы к суду, мистер Малфой, – упрямо повторил Артур, хотя теперь точно не был уверен в том, что говорит правду. Mon cher... Больше никто его никогда так не называл... Давно позабытое прозвище, поглощённое жадной памятью, увязшее в её ненасытном омуте.
– Ну так зайди и проверь! Может, я чем-нибудь болен? Может, я совсем не готов отвечать на вопросы суда, а? Вдруг я выжил из ума и стану наводить на себя напраслину, а, mon cher? – лихорадочно зачастил Малфой, глаза его горели, а изо рта дурно пахло. Артур поморщился и решился.
– Отойдите от решётки, мистер Малфой, тогда я смогу открыть камеру и зайти в неё. По вашей просьбе я проверю ваше психическое и физическое состояние, – проговорил он.
Может, он пришёл именно за этим?
Люциус неохотно отошёл к своей соломенной лежанке, медленно опустился на неё, устало положив руки на колени, и исподлобья поглядел на Артура. Будто бы до последнего надеялся, что Уизли снимет с него кандалы, откроет дверь, а потом аккуратно уронит волшебную палочку, хорошенько приложится головой о стену и рухнет на пол без сознания, подарив ему возможность побега. Но нет, конечно нет. Артур настороженно вошёл в камеру, контролируя ситуацию и стараясь быть начеку.
– Хм, не испугался таки войти в клетку к зверю, а, mon cher? Ну, добро пожаловать в мой дворец... – Люциус снова начал ёрничать, широко улыбаясь. Артур заметил, что у него не хватает нескольких зубов. Придётся поговорить с теми оставшимися в живых аврорами, которые проводят предварительные допросы подсудимых, надо бы их приструнить немного, а то из-за их рвения кое-кто и до суда не дотянет...
– Что молчишь, mon cher? Любуешься мной, как в былые времена? Ну, смотри, смотри, скоро некем будет любоваться... Ох, я совсем забыл о гостеприимстве, присаживайся и чувствуй себя как дома, mon cher. Не желаешь ли рюмочку огневиски, как в старые добрые времена? Ох, прости, заболтался, забыл, что всё уже давно выпито, а рюмки разбиты. На счастье. Ну, какие новости на свободе? Как жена и многочисленные наследники? – он неожиданно прошил Уизли острым серым взглядом, а потом снова расплылся в полубезумной улыбке.
В этот момент в Артуре будто что-то сломалось, и его накрыло удушливо-красной волной гнева. Он вмиг позабыл обо всём на свете – и о цели своего официального визита, и об осторожности в присутствии опасного преступника, и о жадных до неконтролируемых эмоций дементорах. Как жена и многочисленные наследники? Как жена и многочисленные наследники... Он резко метнулся к Люциусу и, схватив с пола неиспользуемую цепь за ошейник, стегнул ей Малфоя что было сил. Длинная цепь обвила грудь и плечи, змеёй скользя по телу и кусая незащищённые места. Тот от неожиданности опрокинулся на лежанку, охнув, но при этом не перестав улыбаться.
– Понимайся, ты, скотина, сейчас я тебе расскажу, как моя жена и многочисленные наследники... – Артур схватил несопротивляющегося Малфоя за шкирку и выволок на середину камеры, неосознанно удивляясь, каким лёгким он теперь казался, каким костлявым и тощим стало его некогда красивое подтянутое тело.
Укоротив цепи на руках Малфоя заклинанием, Артур подвесил его на потолочном крюке за запястья так, чтобы ноги едва касались пола, одним рывком содрал ветхую тюремную рубаху, обнажая впалую грудь и перевитые голубыми венами руки, и хлестнул его цепью ещё раз... и ещё... и ещё...
Цепь противно взвизгнула и с неприятным чавкающим звуком опустилась на голую спину. Тут же разгорелся и вспух ярко-алый рубец.
– Это тебе за Джинни. За то, что подбросил ей дневник Тома Риддла, использовал мою дочь... Тёмный Лорд заманил её в Тайную комнату... Выпил её душу... Он хотел убить мою единственную девочку, мою дочку... Она... она на восьмом месяце после того, как с ней хорошенько позабавились твои дружки, когда она была в плену... – цепь разрывала воздух и со свистом опускалась на спину Люциуса, оставляя на ней выпуклые бордовые кровоподтёки. – Это тебе за Рона, за то, что Драко всю жизнь издевался над ним, за его насмешки над моим сыном, за слизняков, за магглолюба, за рыжего Подлизли... За то, что твоя чокнутая свояченица во время Последней Битвы мучила его так, что он до сих пор в палате для умалишённых в Святом Мунго... – ещё удар, и ещё... Артур почувствовал, что он одновременно спокоен, как никогда, и зол, ужасно, чертовски, неконтролируемо зол на Люциуса. Он ударил еще раз, с оттяжкой, сдирая кожу. – Это за близнецов... За моих Фреда и Джорджа, которые не доучились в школе из-за того, что ты протолкнул туда свою старую знакомую Амбридж преподавателем... За то, что они попали в отряд неквалифицированных магов при создании ополчения, и их сделали пушечным мясом, которое не жалко и потерять... – цепь змеилась и бренчала по сырому каменному полу, когда он опускал уставшую руку. – Это тебе за Перси, ставшего помощником Министра, ушедшего из семьи из-за разногласий со мной... Сейчас я даже не знаю, где он, после штурма Министерства его никто не видел ни живым, ни мёртвым... – цепь снова взметнулась – ещё удар. – Это тебе за Чарли, за моего хорошего Чарли, который лежит в могиле на Олдингтонском кладбище, и его жрут черви... – новый удар. Цепь почти любовно обвивала белую грязную плоть, взбухающую кровавыми рубцами, и тяжело дышащий Артур видел своё отражение в стеклянных глазах Малфоя, не издавшего за всё это время ни звука. – Это тебе за Билла, за моего первенца, моего красавца Билла, чьё лицо и душу изуродовал твой знакомец Фенрир год назад... Мы дважды вынимали Билла из петли, – снова цепь гремит и жалит тело как ядовитая змея. – Это за Молли, не спящую ночами, поседевшую от горя, не знающую, как жить дальше... – удары, удары, удары... – А это за меня. За то, что подставил, за то, что бросил тогда, за то, что так легко отказался от всего, что у нас было... – Артур не замечал, что у него текут слёзы, не замечал, что рука так устала бить измочаленное цепью тело, что вот-вот отвалится, не замечал, что Малфой, так и не произнёсший ни звука, давно потерял сознание от боли и безвольно повис на крюке. – За всё, за всё, за всё... mon cher... За моё счастливое будущее.
***
– Стой, подожди, не уходи, ещё рано...
– Хочешь сказать – ещё поздно? Если рано, то скоро вставать, значит, пора расходиться.
– Да, да, ещё поздно... Не убирай голову, мне нравиться ощущать эту тяжесть у себя на груди. Приятно. И ещё у тебя волосы щекотные... У тебя красивые волосы... – он запускает грубоватую некрасивую руку в бледные бесцветные пряди, игриво и небольно дёргает любовника за волосы.
– Все так говорят. Думают, что я применяю какое-то мудрёное заклинание, чтобы они были такими светлыми, тонкими и струящимися, – юноша, почти мальчик, картинно закатывает глаза и высокомерно хмыкает.
– Подумать только, если бы не то совместное наказание, мы бы никогда…
Люциус не даёт ему договорить, прерывая:
– А если бы не моё сегодняшнее наказание, которое я здесь якобы отбываю, и не твоё своевременное дежурство… К чему вспоминать прошлое и попусту сотрясать воздух? Надо жить настоящим и мечтать о будущем. Если тебе сейчас со мной хорошо, радуйся этому, пока ты мне не надоел...
Артур улыбается и собирается ткнуть Люциуса локтём в бок, чтобы тот не зазнавался, но они оба прекрасно знают, что это просто такая игра. Ученик четвёртого курса Люциус Малфой, аристократ и богач, изображает самовлюблённого эгоиста, который безмерно холит и лелеет себя, а семикурсник Артур Уизли, простофиля и деревенщина, не устаёт бесконечно восхищаться любовником, его красотой, умом и манерами.
Что связывает их, таких разных с виду? О, они просто идеально подходят друг другу, дополняют друг друга, созданы друг для друга – две половинки одного целого. Желание власти и готовность подчиняться, амбициозность и полное отсутствие честолюбия, поиск выгоды и бескорыстие, энергичность и бездействие, напор и податливость, талант и посредственность, Малфой и Уизли. Им хорошо вместе.
Никто не знает о них, никто не должен узнать и никто не узнает.
Люциус убирает голову, чуть отстраняется, приподнимается на локтях и поворачивается к Артуру красивым лицом. Тот протягивает руку и собирает в горсть волосы любовника.
– Они словно сотканы их лучей лунного света... – благоговейно шепчет он, целуя почти прозрачные пряди и пропуская сквозь них пальцы.
– Мне нравится, когда ты смотришь на меня вот так, mon cher... – тихо говорит Малфой. – Жаль, что огневиски кончился, мне нравится пить его из твоих губ...
Подглядывающий за ними в окно крутобокий рогатый месяц серебрит тело Люциуса, когда он наклоняется к Артуру, властно запрокидывает его лицо и целует в губы, нежно и в то же время требовательно, тот смеётся и неразборчиво бормочет, что им же, вроде бы, пора расходиться, передразнивая Малфоя. Как жаль, что ночь на исходе...
Скрип двери... негромкий удивлённый вскрик... торопливый бег по коридору...
– Верни её, Уизли, верни эту рыжую корову, иначе она всё погубит!
– ...Что ты хочешь за молчание, Молли? Что? Хочешь все конспекты занятий за седьмой курс? На следующий год они тебе пригодятся... Может, порекомендовать тебя в старосты девочек школы?..
– Может, тебе заплатить, дорогуша? Сто галлеонов хватит? Двести? Триста? Купишь штук пять новых мантий и сможешь до конца учёбы хоть каждый день скупать все конфеты в "Сладком королевстве". Ты ведь неравнодушна к сладкому, а? Судя по твоей фигуре…
Толстая невысокая шестикурсница с огненно-рыжими волосами и россыпью веснушек на лице и руках задумчиво теребит полу мантии, глядя на двух полуголых юношей, взрослого и почти мальчика. Сегодня судьба завела её в заброшенный класс на пятом этаже, когда она возвращалась с утомительного дежурства, кажется, тем самым дав ей великий шанс. О, какие люди теперь в её власти... Может, потребовать с этого развратного белобрысого молокососа пять тысяч галлеонов и редчайшего пегаса в придачу? Он отдаст, у папочки выклянчит, куда он денется... Но нет... Это не то, чего ей по-настоящему хочется.
...Сколько Молли себя помнила, ей всегда нравился Артур Уизли, такой же рыжий, как она сама, весёлый и открытый, старше её на год, парень из небогатой, но гостеприимной семьи. А он не обращал совершенно никакого внимания на полную некрасивую коротышку с крысиными хвостиками и кривыми зубами. Что ж, её время пришло, теперь главное – не сплоховать.
– Я хочу, чтобы Артур женился на мне, – набычившись, мямлит Молли, разглядывая свои дешёвенькие маггловские ботинки из кожзаменителя.
– Что-о-о? Ты с ума сошла, Прюитт? Ты видела себя в зеркале? Беременный тролль в миниатюре… Да на тебя заключённый Азкабана не польстится, который в тюрьме десять лет провёл! – у Уизли просто нет слов, его возмущению нет предела. Чаем её поить, когда в гости летом забежит, это одно, но жениться?.. Ну уж нет.
– Что ж, тогда я этими же ногами прямо сейчас отправляюсь к директору Дамблдору и сообщаю ему о том, чем вы тут занимаетесь, – Молли зло поднимает голову. – Наутро об этом будет знать вся школа, а через неделю – все подписчики «Пророка», уж я об этом позабочусь... Вас обоих вышвырнут отсюда! Да вам обоим никто руки не подаст до конца жизни! Счастливо оставаться, золотая молодёжь, будущее волшебного мира... Извращенцы.
– Нет, нет, стой, как там тебя, Молли... – Люциус не на шутку напуган, ведь после выпускного, хотя до него ещё долгих три с лишним года, он собирается делать политическую карьеру. Кроме того, у него есть свои планы, связанные с очень перспективным человеком по имени Том Риддл, про которого с равным пиететом шепчутся старшекурсники-слизеринцы и их родители.– Артур, переубеди её, сделай что-нибудь с этой дурёхой, – лихорадочно требует он. – Ты же с детства знаком с ней, разве нет.
– Что "что-нибудь"? – срывается тот. – Память ей стереть? Извини, не умею, и вообще это подсудно. Что ещё? Убить? Это ведь не за тебя она хочет замуж... – Уизли всё ещё не верит, что Малфой говорит на полном серьёзе.
– Мерлин, Артур, женись на ней, если ей так угодно! Я не могу ставить на карту своё счастливое будущее только потому, что эта безродная нищая девка явилась сюда в неподходящее время!..
– Жениться?! И это говоришь мне ты? Ты, который пять минут назад целовал меня, стонал и извивался от страсти? – Артур не может поверить в то, что любимый человек так просто меняет его на незапятнанную репутацию. – Ни за что!
– Нет, mon cher, ты женишься на ней, и женишься добровольно, – сквозь зубы шипит Малфой, и в его руке появляется волшебная палочка, которую Люциус ловко выуживает из кучи беспорядочно сваленной на пол одежды. – Иначе я сейчас оглушу вас обоих и порву на Прюитт одежду, а потом расскажу директору, что ты хотел изнасиловать бедную девушку, но я вовремя тебе помешал, заглянув в пустой класс, возвращаясь к себе после отработки наказания. Как хорошо, что я вовремя провинился... Ты женишься на ней, так или иначе. Лучше сделай это по-хорошему.
– Тебе... Тебе никто не поверит... – Артур цепляется за соломинку, хватается обеими руками за иллюзорную возможность выкрутиться. – Я примерный ученик, я отличник, я староста... За всё время учёбы я и мухи не обидел, ни разу не ввязывался в драку, за мной не числится ни одной дуэли... Я не мог бы так поступить!
– О, как раз сегодня ты выпил, разве не помнишь, mon cher? – отрывисто кивает Малфой на бутылку из-под огневиски, которую они осушили на пару. – Даже жалкая маггловская экспертиза обнаружит наличие алкоголя в твоей крови, а уж волшебный опыт сможет провести даже второкурсник. Ну, с кем не бывает? Напился, не справился с желанием... Знакомая с детства девушка давно тебе нравилась, ты пригласил симпатичную гриффиндорку погулять по ночной школе после дежурства и... В конце концов, кому поверят, тебе или мне? Люциусу Малфою, сыну Абраксаса Малфоя, успешного министерского лоббиста, или какому-то Артуру Уизли, сыну безвестного Патрика Уизли?
– Сволочь... – отрывисто и ёмко выдаёт Артур. – Как ты можешь? У нас всё было так... Я... Я люблю тебя, а ты... – из его глаз текут странно крупные, совершенно детские, беспомощные слёзы. Он ещё не осознал, что ему предстоит всю жизнь прожить с этой некрасивой толстой девушкой, единственное, что он понимает – его только что предал любимый человек. Предал и продал, променял на своё счастливое будущее.
– Ну же, не расстраивайся, mon cher, всё равно наши отношения не могли продолжаться долго. Твой выпускной не за горами, после него мы не смогли бы видеться даже тайно. Со временем мне придётся жениться на какой-нибудь голубокровной дурочке и заиметь наследника, мы так или иначе расстались бы... Хочешь, в качестве компенсации я пристрою тебя в какой-нибудь министерский отдел через своего отца? Что-нибудь необременительное... Денег дам на хозяйство... М-м-м? Ну же, не плачь... – Люциус привычно обнимает Артура, прижимается к нему гибким телом и сцеловывает слёзы с его щёк, тот вырывается. Молли брезгливо кривит губы и отворачивается. – Ты женишься на ней и наделаешь ей кучу здоровеньких рыжих ребятишек, чтобы ваша любящая семья стала ещё крепче. А ты, дорогая моя мисс Прюитт, – Малфой резко поворачивается к ней, отпуская Артура, и у него сразу же меняется голос, – подпишешь договор о неразглашении тайны кровью, да-да, не надо делать такие удивлённые глаза, кровью. Если хоть полслова об увиденном тобой здесь слетит с твоих пухлых губок, ты умрёшь. А так же умрут все те, у кого на тот момент будет твоя кровь – твои близкие родственники... твои дети... Ну, ты меня поняла, дорогуша. Договор я составлю завтра, сверюсь с правильной формой в "Фаустовой книге".
Молли молча кивает, в её круглых голубых глазах плещется страх, лицо побелело так, что даже веснушки полиняли и поблекли.
– Что ж, влюблённая парочка, не смею вас больше задерживать. Вы ведь хотите отпраздновать своё долгожданное воссоединение? Жаль, огневиски больше нет, а то мы все выпили бы сейчас за наше счастливое будущее. Мне же остаётся только удалиться и не мешать двум юным сердцам, наконец обрётшим друг друга, биться в унисон, – Малфой неспешно одевается, привычным движением аккуратно и быстро повязывает галстук и ловко застёгивает мантию. – Мне было хорошо с тобой, Артур Уизли, ты много значил для меня и многому меня научил, – не без сожаления в голосе произносит Люциус. – Прощай, и спасибо тебе за всё, mon cher, за моё счастливое будущее...
– Ты тоже многому меня научил, – шепчет Артур, по его лицу всё ещё текут слёзы.
Тяжёлая дверь бухает, закрываясь за Люциусом, и Артуру кажется, что она отсекает его беспечное прошлое от будущего, которое обещает стать поистине "счастливым". Он молча глотает слёзы и опускается на кучу мятой одежды, Молли протягивает руку, чтобы погладить его по голове в утешение, но рука безучастно повисает в воздухе. Им обоим отчего-то кажется, что в стены комнаты всё ещё бьётся глухое эхо последних слов Малфоя: "Прощай, и спасибо тебе за всё, mon cher... За моё счастливое будущее... Спасибо за всё, mon cher... За счастливое будущее... За всё, mon cher... Счастливое будущее".
